Исмаил Шихлы - Буйная Кура

Джахандар-ага внезапно резко отодвинул от себя все подарки.

- Хорошо. Возьми себе то, что я дал, остальное раздели сама. Каждому пошли по отрезу. Не забудь Шахнияр. А сахар и чай, которые я купил для нее, пошли с Таптыгом сейчас же.

Мелек поняла все. Джахандар-ага, как бы ни был рассержен и зол, купил подарки и Зарнигяр-ханум, и дочери, и сыну, и даже новой невестке. Она прикинула и в уме распределила, что кому отослать. Кроме того, она поняла, что сделать это нужно как бы тайно, словно Джахандар-ага ничего не знает. Только Шахнияр, сестре Джахандар-аги, которую он очень любит, лучше послать подарок на глазах у мужа и даже лучше всего послать, не откладывая, сейчас же. Это ему будет приятно. Мелек позвала Таптыга. Тот ушел с отрезом и вскоре вернулся.

- Хозяин, Шахнияр-ханум нету дома.

- Где же она в этот час?

- В мейхане.

- Что еще за мейхана?

- Сегодня они собираются в доме моллы Садыха. Говорят, даже приехал молла из Турбе. Говорят, сегодня будет очень большая мейхана.

- Седлай мне коня! А ты принеси сапоги!

Мелек знала, что спрашивать и говорить что-либо бессмысленно. Молча она стала помогать мужу одеваться, подала оружие. Джахандар-ага кипел гневом. Он так сжал рукоятку плети, словно готов был раскрошить ее в своей ладони. Мелек проклинала того беса, который подсказал ей послать сейчас же подарок Шахнияр.

Джахандар-ага молча вышел из дома, вскочил в седло. Стук копыт затих в темноте.

8

Просторный дом моллы Садыха был устлан коврами. Вдоль стен лежали небольшие подушечки. Всюду чисто подметено, вышивки на стенах новые, чистые, комната приготовлена, как для свадьбы.

Молла Садых с утра хлопочет по дому, не забывая щелкать своими четками. Сегодня он отменил занятие в школе, а ребят привел домой и сказал им, что вечером у него будут гости и что дом нужно убрать. Каждому в руки он дал кому веник, кому тряпку. Дети до вечера мели полы, протирали окна, чистили дверные ручки. Женщины за стеной разбирали рис, слуги на дворе рубили дрова. На веранде кипели самовары.

Сам молла Садых тоже принарядился, надел новый архалук, повязал поверх него шелковый кушак, который повязывал обыкновенно только по большим праздникам или на свадьбу, с особой тщательностью накрутил на голову белоснежную чалму. То и дело он оглаживал рукой бороду, откашливался, как бы собираясь говорить перед собравшимися. Когда он брался рукой за бороду, челюсть у него несколько опускалась, и тогда жирный подбородок собирался в складки. Грудь колесом выступала вперед, щеки лоснились, отсвечивая румянцем, глаза блестели.

Выйдя на веранду, где невестка и несколько молодых женщин-соседок занимались рисом, молла Садых вдруг дважды воскликнул что-то непонятное так громко, что, наверно, было слышно на середине села.

- Господи, что случилось с моллой? - зашептались перепуганные женщины. Невестка моллы Садыха объяснила им таинственным шепотом:

- Видно, ему послышался голос аллаха. Или, может быть, он увидел ангелов и говорит с ними. Вы не бойтесь, занимайтесь своим делом.

Но женщинам было жутко, а одна даже бросила рис и забилась в угол.

Между тем темнело. Молла Садых все с большим нетерпением поджидал гостей. Гостями в его доме должны быть сегодня мюриды. Из Турбе ожидается очень уважаемый гость. И тогда начнется в доме моллы Садыха большая мейхана.

Было время, когда гейтепинцы не знали, что такое мюридизм. Слышали, конечно, будто в одном из горных селений имеется священная могила и что некоторые люди ходят на поклон, собираются там. В могиле будто бы похоронен некий святой человек. Поклоняющиеся могиле называли себя мюридами. Собравшись в одно место, они начинали эту самую мейхану. О мейхане рассказывали удивительные вещи. Будто мюриды приходят в такой экстаз, что могут браться руками за раскаленное железо или дотрагиваться до раскаленной печи и не только не обжигают руки, но даже не чувствуют жара. Они могут также пить залпом кипяток. При этом они, с пеной у рта, выполняя немыслимые телодвижения, на время покидают этот мир, удаляясь на тот свет, и там встречаются с духами.

Утверждали даже и то, что кто сходит на поклонение в Турбе и съест там кусок хлеба, тот сразу же обретет исполнение всех желаний, а также освободится на всю жизнь от бед и невзгод. Люди, наслышавшись, представляли себе этих мюридов, как неких сказочных дивов, исполненных святости и тайны.

Несколько лет назад один такой мюрид, худой и длиннобородый, прибыл в Гейтепе. Три дня он жил в доме моллы Садыха, ел, пил, вел с хозяином длинные беседы, а на прощание оставил книгу.

- Это книга нашего святого Сеида Нигяри, да будем мы жертвой его могилы. Прочитай, изучи, объясни другим и стань мюридом.

Молла Садых думал недолго. Ведь пришелец ему пообещал, что из многочисленных приношений, собранных в Турбе, он отныне будет получать свою долю.

После этого постепенно в Гейтепе стали появляться у мужчин длинные бороды. То один перестанет подстригать свою бороду, то другой. Сначала над этими людьми смеялись и называли их козлобородыми, но их число быстро росло. Некоторые юноши тоже стали запускать растительность на лице. К тому же молла Садых в мечети в одной из своих проповедей встал на защиту козлобородых, запугал и приструнил насмешников. После этого мюридов в Гейтепе стало еще больше. Удивительно, что человек, хоть раз побывавший на их сборищах, уже не мог отстать от них и с другого же дня переставал брить и стричь бороду. А потом в мейхане стали участвовать и женщины.

...Наконец, когда тени от холмов легли на дома, конь гостя, ожидаемого с нетерпением моллой Садыхом, заржал в конце переулка. Молла Садых опередил даже своих слуг и побежал навстречу гостю. Он придержал стремя и взял коня за узду.

- Добро пожаловать, Гаджи Амрах-эфенди. Тебя не измучила дорога?

- Пусть будут радостными твои дни, - сказал мужчина с животом, который свисал у него на колени.

Затем он, с трудом оторвав свое огромное тело от седла, опустился на землю. Склонившись в глубоком поклоне, молла и гость поздоровались друг с другом.

Молла Садых, указывая гостю дорогу, поднялся на веранду. Гаджи Амрах-эфенди прежде, чем войти в дом, оглянулся и посмотрел назад, туда, где горели подожженные последними лучами солнца облака, где постепенно угасал небосклон, и как человек, с которым вдруг что-то стряслось, крикнул ужасным голосом: "Аллах, аллах!" Молла Садых поднес руку к бороде и зашевелил губами. Как все мюриды, словно уйдя на минуту в себя, Гаджи Амрах-эфенди невидящим взглядом посмотрел вдаль, затем пробормотал молитву и снял у порога сапоги с короткими голенищами. Молла Садых осторожно взял эти сапоги и отставил в сторону. Затем он открыл дверь:

- Пожалуйте!