Исмаил Шихлы - Буйная Кура

Арбы Джахандар-аги и моллы Садыха расположились в разных концах долины. Джахандар-ага выбрал себе место под огромным дубом, единственным деревом на всю долину.

Ашраф, накинув пиджак на плечи, пошел прогуляться по тропинке. Около родника он услышал, что его кто-то догоняет. Обернулся - сестра Салатын. Медный кувшин на плече, запыхалась.

- И я с тобой.

Обычно в дорогу она надевала платье из красного атласа и белый келагай. Выходило очень нарядно и ярко. А сегодня на ней простая серая кофта, а келагай черный, весь в складках от долгого лежания в сундуке. Ашраф догадался, что она носит траур по тете Шахнияр. Они пошли рядом.

Светлая вода родника струилась среди зеленой травы. Крепко пахло ярпызом - душистой, съедобной травой. Пчелы старательно работали на лиловых цветах.

Ашраф уже промочил ноги, но, не обращая на это внимания, собирал ярпыз. Салатын не отставала от брата.

- Хочешь, я угощу тебя довгой, брат?

- Конечно, хочу.

- Ладно. Как только приедем в горы, я сама приготовлю тебе вкусную довгу. Я умею ее готовить.

Нарвав ярпыза, они пошли дальше по узкой тропинке, Ашраф - впереди, Салатын за ним.

- Слушай, брат...

Ашраф обернулся. Лицо ее раскраснелось от ходьбы и от чистого воздуха, глаза горели.

- Нy что?

- А девушки учатся вместе с вами?

- Вообще-то они учатся, но у них отдельная школа.

Ашраф взял сестру за руку и, сойдя с тропинки, пошел с ней рядом. Некоторое время они молчали. Салатын ждала, что скажет брат, Ашрафу же хотелось рассказать сестре о Горийской учительской семинарии, о своих учителях - Семенове, Черняевском, Кипиани, о том, как они открыли для девушек гимназию и бесплатно их учат. Он хотел рассказать сестре о концертах, которые совместно устраивают ученики двух школ - женской и мужской, как девушки вместе с парнями выходят на сцену, читают стихи, разыгрывают небольшие спектакли. Но, подумав, что это все трудно будет понять Салатын, оставил разговор на другое время.

- Знаешь, Салатын, учеба - хорошее дело. Многое узнает человек, меняется даже его характер. Я видел образованных девушек. Они одеваются по-другому и сами выглядят по-другому. Когда они говорят, приятно их слушать. Если наши девушки будут учиться, они будут еще красивее, чем теперь.

- Возможно ли это, брат?

- Почему невозможно?

Мысли уносили девушку вдаль, и она то улыбалась чему-то, как ребенок во сне, а то вдруг хмурила брови и становилась суровой.

Вдруг Салатын тихо вздохнула:

- Как думаешь, я могла бы учиться?

- А ты хочешь?

Девушке казалось, что она только подумала про себя, а не произнесла вслух затаенной мечты. Но, вздрогнув от голоса Ашрафа, спохватилась: брат услышал ее слова.

- Почему же не сможешь?

- У меня не было бы на свете горя, если бы я научилась писать твое и свое имя.

- Да это легче всего! Как только приедем на эйлаг, я начну учить тебя писать все буквы, и, возвратившись в деревню, ты будешь писать не только наши с тобой имена, но и всех, кого захочешь. Только уговор: за это ты будешь каждый день готовить мне вкусную довгу.

Брат и сестра рука об руку подошли к ручью. Как раз в это время из-за поворота со стороны леса показались две девушки. Одну из них Ашраф тут же узнал. Девушка тоже увидела его и быстро поправила келагай. Она хотела было пройти мимо них, но Ашраф окликнул ее:

- Пакизе!

Девушка остановилась, дожидаясь, что скажет Ашраф.

Салатын нахмурилась.

- Дай кружку воды.

Пакизе покраснела. Ее подруга делала ей знаки, звала за собой. Салатын разозлилась окончательно.

- Брат, не задерживай людей. Мы рядом с родником, разве тебе лень наклониться?

- Я хочу напиться из кувшина Пакизе.

Тогда Пакизе улыбнулась. Сверкнули белые, ровные зубы. Келагай сполз с головы. Показались золотые серьги в ушах и бусы на груди в два ряда.

- Хорошо, напою, подставляй кружку.

Ашраф взял кружку у Салатын. Пакизе наклонилась, вынула пробку из горлышка кувшина, и в кружку со стуком посыпалась мелкая красная алыча. Несколько штук упало и на землю...

Хотя Салатын была недружелюбна к Пакизе, но, когда вместо воды из кувшина посыпалась алыча, она не удержалась от смеха.

- Вот так угощение. Как это ты придумала?

- За родником есть дерево, все в ягодах. Хотите, и вы тоже собирайте.

Перед тем, как уйти, Пакизе незаметно, быстрым взглядом окинула Ашрафа. Ему показалось, что она еще хочет что-то сказать.

- Не обиделась ты на меня?

- За что?

- Тогда на берегу Куры я тебя испугал.

- Не только меня - всех. Разве можно так ездить на коне.

- Долго ругали нас?

- Обиделся на мои слова?

- Нет, я так просто спрашиваю.

- Я-то не обиделась на тебя, а ты - как хочешь.

Пакизе смело посмотрела в глаза Ашрафу и, словно уверившись в своей полной победе, повернулась и побежала к подруге. Та начала за что-то ругать Пакизе, наверно за шутку с алычой. Ашраф услышал слова:

- А что такого я сделала? Он попросил воды, а где я возьму. Я дала ему то, что у меня было.

Обратный путь брат и сестра проделали молча... Наступил вечер, но гейтепинцы в этот день не тронулись со стоянки. Они решили отдохнуть здесь, в красивой привольной долине. Да и дороги в горы были запружены в эти дни скотом и обозами. Все деревни тронулись на эйлаги. Над дорогами стояли облака пыли, поднимаемые отарами овец, табунами лошадей, стадами скота, конными и пешими людьми. Лучше было переждать, пока освободятся дороги.

Около арб загорелись костры. Искры летели в черное небо и, казалось, перемешивались со звездами. Языки пламени лизали ночную темноту, словно закоптелое днище огромного казана. Длинные тени людей, ходивших вокруг очагов, удлинялись и скользили по земле, бегущая речная вода заиграла красноватыми отблесками костров. А если бы посмотреть издалека - над кочевьем стояло розоватое зарево.

Джахандар-ага запретил разводить костры около своих арб, понимая, что если кому-нибудь понадобилось бы, то из темноты будет при свете костров видно все, как на ладони. Ничего не стоит прицелиться и выстрелить. Стада его отдыхали поодаль, там и разожгли костры. А сам Джахандар-ага устроился в темноте под дубом. Ашраф сел рядом с ним.

Если бы не костры, ничего не увидеть бы и в двух шагах. Ночь опустилась хотя и звездная, но непроглядная. А отвесные скалы окружали со всех сторон долину. Они поднимались высоко в небо и только тем были отличимы от ночной темноты, что загораживали собою звезды.

Ближе к полуночи отвязали псов. Женщины и дети улеглись спать в кибитках. Костры поблекли. Ашраф тоже пошел к арбе.

Салатын уже постелила постель и ждала брата. Они легли рядом. Лежали, прислушиваясь к шуму реки и голосам ночных птиц. Иногда доносился издали гул срывающихся в реку камней. Может быть, почуяв скотину, в скалах бродил медведь.