Баян Ширянов - Монастырь (Книга 1)

- Главное - помочь ему в этом.

- Ну, как говорит Лапша, информашка будет - притащим. - Шмасть натужно рассмеялся.

После этого Котел совершенно убедился в том, что его шныри завладели дневником Гладышева. Оставалось сообразить, где они его могли прятать.

В принципе, мест таких было не очень много: каптерка, тумбочки, Красный уголок и, как самая надежная ныка, кабинет отрядника. Если бы самому Исакову необходимо было бы что-нибудь запрятать так, чтобы никто не нашел, он отволок бы это именно туда. Старший лейтенант Умывайко, отрядник 8-го, доверял свои ключи шнырям, в частности, персонально Пеплу. Тот почти все свободное время проводил в этой, пахнущей волей, комнатушке, выполняя за старлея его экзаменационные работы для заочного института.

Но, едва Игорь начал придумывать повод для того, чтобы в одиночестве посетить кабинет отрядника, в дверь каптерки постучали.

- Кого там принесло? - раздраженно буркнул Шмасть.

Дверь скрипнула и в проеме появилась фигура одного из помощников нарядчика:

- Исакова кум требует.

Сообщив эту новость, парень прикрыл дверь.

- Блин, нашел время дергать! Уж проверка скоро. - Заворчал Исаков исключительно для того, чтобы его помощники не догадались об истинной причине этого вызова, - И чего вызывает? Нет же ни хрена новостей...

- Эй, Котел, список-то захвати. - Голос Шмасти воротил завхоза уже из-за двери. Игорь, коротко матюгнувшись про себя, вернулся, сунул в карман бумаги и потопал к главоперу.

В локалке уже толпилась большая часть зеков изо всех трех отрядов. Исаков, словно ледокол, прошел через галдящую толпу, остановился у запертой калитки и нажал на красную кнопку. Сидящий в "скворечнике" зек обратил свое лицо к звонившему и, разглядев белую бирку, надавил кнопку на своем пульте. Замок локалки щелкнул, Котел, преодолевая сопротивление тугой пружины, потянул дверь на себя и, не заботясь о том, с какой силой она вернется на место, шагнул на плац.

- О, стучать побежал. - Послышался из локалки чей-то хмурый шепот. - Да с грохотом...

- Работа у него такая, сучья. - Отозвался кто-то.

- Так не силком же его...

Игорь не обернулся. Эти шепотки преследовали его с самого первого дня заступления на "придурочную" должность. Сначала он просто злился, обещая отплатить ненавистникам, потом понял, что зеки лишь завидуют ему, ибо почти любой из них с удовольствием поменялся бы с завхозом местами.

Лестница и коридорчик, ведущие к кабинету кума, оказались совершенно пусты. Лишь лампы под потолком освещали желтые крашеные стены.

От этой безлюдности Котлу стало немного не по себе. Казалось, что он, перешагнув порог этого здания, попал в другой мир, где все недавно вымерли и оставили после себя, в числе других, и этот дом... Через несколько шагов это чувство странным образом усилилось и теперь Исаков почти был уверен что если он повернет и выйдет на улицу, то там его будут ждать лишь радиоактивные руины. А над ними будут летать, стеная в унисон с завываниями ветра, души погибших в катастрофе. Но завхоз стряхнул наваждение и, остановившись перед кабинетом Лакшина, осторожно постучался.

- Входите.

Котел, еще раз бросив взгляд на оставшийся пустынным коридор, проскользнул к оперативнику.

- Здравствуйте... - опасливо проговорил Игорь и застыл, ожидая реакции.

- Здравствуй, здравствуй, - устало выдохнул кум. Он оторвал взгляд от каких-то бумаг, сгреб их и отправил в ящик ставшего девственно чистым стола. - Чего стоишь? Проходи, присаживайся.

Убедившись, что кум достаточно серьезно воспринял слова, сказанные сегодня при мимолетной встрече, Котел смело прошагал к знакомому стулу и утвердился на нем.

- Ну, - Игнат Федорович соединил ладони на затылке, создавая тем самым впечатление своей беззащитности, - с чем пришел?

- Я тут... - Исаков напрягся, подыскивая приемлемую формулировку и объяснение своих действий, - решил немного продублировать...

- Мне уже доложили о твоей самодеятельности. - Улыбнувшись, наклонил голову оперативник. - И каковы же результаты?

- Вот список... - завхоз с готовностью протянул Лакшину исписанные листы. Тот принял, проглядел наискосок.

- Все?

Исаков кивнул, встал и, уже сделав первый шаг к двери, замешкался. Стоит ли говорить про Крапчатого и библиотекаря? И, решив, что это совершенно необходимо, повернулся и наткнулся на изучающий взгляд Игната Федоровича:

- Чего-то забыл?

- Д-да... Тут такое дело... - замялся Котел, - Короче, Крапчатый приказал мне сделать копию этого списка.

- И ты сделал, - констатировал Лакшин.

- Нет, не я, Пепел, то есть, осужденный Перепелов...

- И что?

- Я этот список так, вскользь проглядел... Там не было одной фамилии. Братеева.

- Библиотекаря? - с тщательно делаемым равнодушием поинтересовался кум.

- Да, его. Я...

- Да, я знаю, заходил к нему... - закончил фразу Игнат Федорович. Ему не доставляло удовольствия созерцать расширяющиеся после каждого такого откровения глаза завхоза, но это был один из лучших методов заставить того говорить все без утайки.

- Я посмотрел книгу, которую брал Сопатый. Нет в ней ничего.

- А ты, конечно, искал дневник Гладышева?

- Да...

- И что же сказал Крапчатый? - резко переменил тему кум.

- Что разберется, почему Пепел пропустил Братеева...

Произнеся это, Игорь побелел. До него внезапно дошло, что его шнырь, очевидно, не хотел, чтобы информация о библиотекаре дошла до блатных, а он, Исаков, своим поганым языком все выболтал!

Взгляд Лакшина оставался таким же равнодушным и завхоз несколько успокоился. Ну не смертельный же косяк он запорол?

- И все?

- Да. Он со мной почти и не разговаривал...

- Хорошо, иди. - Игнат Федорович прикрыл ладонью зевок, - На проверку опоздаешь...

Котел буквально выскочил из кумовского кабинета. Направляясь в отряд, он костерил себя последними словами. И за то, что ляпнул про Братеева Крапчатому, и за то, что проговорился об этом Лапше.

3.

Новый сон Кулина.

Прожекты прожектами, а сейчас следовало позаботиться и о том хлебе, который Николай зарабатывал, занимаясь посредничеством. Забыв на время о Ксении, Куль поужинал и, сразу после столовки, отправился на промку.

Сегодня вход на промзону охранял Рупь. Кулин недолюбливал этого прапорщика. И не только за его патологическую жадность. Рупь отличался злопамятностью и выходящей за всякие рамки жестокостью. Рассказывали, что одной зимой какого-то неполюбившегося ему зека этот прапор в течение всего декабря при всяком съеме с промки заставлял раздеваться чуть ли не донага. Дело кончилось тем, что зек слег с пневмонией и лишь тогда Рупь успокоился.

- Куда, бля?!

По одному этому окрику было понятно, что прапор сегодня более чем не в духе.

- В качалку, - спокойно ответил Николай полуправду.