Вячеслав Шишков - Пейпус-озеро

Баронесса пружинно встала и так быстро повернулась, что ниспадающие до полу шелковые ленты ее платья взвились и хлестнули воздух. Она крепко оперлась локтем о старинную с бесчисленными ящичками шифоньерку, запрокинула навстречу поручику голову: - Ну-с? - и закусила дрогнувшие губы. Глаза Белявского метнулись от нее к нему. Он вынул платок и осторожными прикосновениями, словно боясь размазать пудру, стал вытирать свой вдруг вспотевший лоб.

- Извините, баронесса, - начал поручик ровным голосом, силясь казаться спокойным. - Вы изволили в своем любезном письме поставить мне ультиматум: или - или.

Баронесса закусила губы крепче, и глаза ее округлились страхом, как будто над ее головой взмахнул топор. Белявский бессильно опустился на ковровый пуф, в его руке дрожал золотой портсигар с баронской короной.

- Спокойствие, баронесса, не волнуйтесь, - изысканно-вежливо поклонившись, сказал поручик. - Я буду лаконичен. Мне вас жаль, баронесса. И только поэтому, пользуясь правом нашей прежней дружбы с вами, я считаю долгом заявить, что сей человек - подлец.

Баронесса враз опустила, вскинула руки, скомкала и разорвала платок.

Мимишка, злобно тявкнув, бросилась на трюмо, где отразился вскочивший и бестолково замахавший руками Белявский.

- Как? Что? Вы ответите! Ответите! - выкрикивал он заячьим, трусливым визгом.

- Да, отвечу, - спокойно сказал Баранов, однако его подбородок стал тверд и прям, а рот скривился. - Если б не было здесь дамы, я немедленно ответил бы вам пощечиной. Во всяком случае, эксротмистр, я в любой час дня и ночи к вашим услугам, - поручик сделал полупоклон. - Предупреждаю, что если до завтрашнего вечера не последует с вашей стороны вызова - я вас убью. Честь имею кланяться, баронесса.

- Интриган! Неуч! Грубиян! - прерывая его речь, топала баронесса стройной, в шелковой паутине, ножкой, и...

- Господа, господа... Что это значит?.. Ая-я-й... - наконец прикултыхал и генерал, еле волоча отсиженную ногу.

- Честь имею кланяться, ваше превосходительство, - щелкнул шпорами поручик. - Конфликт улажен и... в вашем отсутствии.

Глава XVI

Белое видение

К Николаю Реброву пришел Трофим Егоров, они вместе отправились отыскивать возницу-эстонца, чтоб условиться с ним о дне побега. Егоров очень обрадовался, что поручик Баранов бежит с ними. - Это такой человек! Такой человек! Этот выведет. - Они зашли, как их учили, в мелочную лавчонку, помещавшуюся возле какого-то средней руки фольварка, и наказали рыжему лавочнику, чтоб он уведомил возницу.

- Сколько народ?

- Девять.

- Надо два подвода... Ладно, скажу. Через три дня в ночь... Какая день? Суббот.

Николай Ребров расстался с Егоровым и пошел навсегда проститься с Марией Яновной. Как-то она живет? Иногда воспоминания о ней меркли, заслонялись повседневным сором и служебными заботами, но чувство благодарности за спасение его жизни и весь ее милый, пленивший юношу облик, крепко вросли в его сердце. Чем ближе подходил он к заветному дому, тем неотвязчивей впивалась в мозг давно отзвучавшая бредовая фраза: "Дмитрий Панфилыч помер". Жив или помер, жив или помер?.. А вдруг... - Николай Ребров несмело потянул скобку двери.

- Коля! Милый! Почему ты так долго был прочь?! Отец, гляди кто пришел! - сорвала с груди фартук, бросилась к нему на шею растрепанная, раскрасневшаяся у плиты Мария Яновна.

И юноше вдруг стало так тепло и радостно у родной груди.

- Ого-гогого - вылез, загоготал, смеясь, старик. - Троф пилить? Давай-давай... - тоже обнял юношу, поцеловал и укорчиво закачал длинноволосой головой. - Эх, дурак, дурак... Такой девка упускал.

- А как, Дмитрий Панфилыч здоров? - и юноша затаил дыханье.

Старик сердито, безнадежно махнул рукой. Мария Яновна сказала:

- Умер.

Юноша отпрянул прочь:

- Как! Неужели? Царство небесное... Когда?

- Жив, - сказала она печально. - К сожалению - жив... Но для меня, для мой сердца - он мертвый... - и вновь засмеялась звонким, чистым смехом. - Ну, как я рада. Садись, говори... Николай, милый! Ах, что же я такая неодетая!.. - и она быстро скрылась за перегородкой.

Николай заметил, как она перекрестилась на-ходу и что-то зашептала, должно быть, молитву.

- Ничего, ничего... как это... - старик, попыхивая трубкой, накинул шубу и - к выходу. - Ничего... Одеваться пошел Мария. Ничего. Ладно... А я в лавку, - подмигнул он и захлопнул за собой дверь.

Юноша смутился. Намеки старика толкали его за перегородку, где вдруг призывно захрустело полотно иль шелк. Кровь юноши на миг остановилась.

- Мария! - перегородку опахнуло полымем, дом исчез, и мимо его взора процвело черемуховым цветом, проплескалось белое видение.

- Милый!.. Ах, какая несчастная твоя Мария...

...И Николай сладостно подумал, что он опять в бреду...

...Когда под окном послышались шаги, Мария, обнимая юношу нагими полными руками, в третий раз сказала, почти крикнула:

- Неужели ты не можешь понимать, что пропадешь в России!.. Такой голод, такой кровь везде... Сразу в сольдат и на война... Ну, оставайся же...

- Нет, Мария, не могу.

- Ах, оставь! - топнула она с брезгливой гримасой. - У меня и так боль... Не понимай, куда деть. Митрий развратник!.. Митрий таскается по чужим женщин... Пфе! Какой дрянь! Так только может допускать необразованни матсь... мужик.

- Как ты могла сойтись с таким?

- Ах, смешной вопрос. Как ты попал сюда? А мой брат лежит в вашей земле? Как старуха, жена Митрий, живет в бане с какой-то ваш чиновник? Как убили ваш царь Николай Александрович? Все не от нас... Судьба. - Шаги заскрипели в сенцах. Мария схватила юношу за руку. - Слушай! Тебе сколько лет?

- Двадцать, - прибавил Николай.

- Мне двадцать один, - убавила Мария. И быстро, задыхаясь. - Слушай! Мы бросаем все, бросаем Митрий, бросаем мой отец, едем в Ревель. В Ревели у меня родня, деньги... Слушай! У меня там дом... Дядя умирает и присылал мне письмо... Слушай, Коля! Мы будем без нужда, ты служить, я могу поступать в больниц. Не бегай в Россию, молю тебя, как бога Христа!.. Скоро большевики уйдут, мы поедем к твой родитель. Ну, милый, ну... Она тормошила его, заглядывала в его глаза безумными глазами. - Ну, ну!..

Юноша менялся в лице; да и нет, клубясь, свивались в его душе как змеи, и вот одна змея подохла.

- Нет, Мария! Бегу, - ударил он резко, как ножом. - Прости меня.

Из ее груди вырвался хриплый стон, она с ненавистью оттолкнула его и проплескалась в белом полотне за перегородку, крикнув:

- Откройте дверь отцу!

В комнату вошел Ян со связкой баранок. Из кармана его шубы торчало горлышко бутылки.

- Ого-го... А ну, давай гостю кофей.

Когда, застегивая последнюю пуговку черной кофты, показалась Мария, старик пристально посмотрел на дочь, посмотрел на юношу, сказал:

- Снег пошоль... Метель... Троф возить плох, - и глубоко вздохнул.