Вячеслав Шишков - Тайга

"Анка... Аннушка..."

"Подлец ты, кровопивец..." - "Прочь, харя прочь!" - "Я тебя знаю, подлеца", - "Кого такое?" - пытается спросить Иван Степаныч. Огненные круги в глазах рассыпаются искрами, голова совсем отяжелела и гудит.

- Уходи, я тебя не звал, - шепчет Иван Степаныч, - я за упокой молюсь, за твою душу каждую службу молюсь...

"Молишься? - шипит бродяга, тот самый, что сдал Бородулину большой самородок золота. - Сожег в бане да молиться начал?.. Ах ты плут..."

Ивана Степаныча вдруг качнуло, едва в седле усидел. Он передернул плечами и часто закрестился, пугливо косясь на потемневшую стену тайги.

- Обещаюсь тебе, господи, благозвонный колокол купить, - озирается назад, не гонится ли кто. - Уж правильно... правильно жить буду... Спаси-помилуй!

А голова все тяжелеет, озноб вплотную охватил. Тянется к фляге и жадно пьет коньяк.

"Убил..." - "Кого убил?" - "Себя убил". - "Когда?" - "А помнишь... Завтра-то..."

"Завтра?.." - вздрагивает купец и слышит: пересмехаются тихим смехом обугленные, черные, как монахи в рясах, деревья таежной гари.

Мрачней и угрюмей становится тайга. Конь храпит, трясет головой, взмахивает хвостом, отбиваясь от комаров.

"Вот вытащи из болота, тогда дам рубль..." - "Ну и наплевать. И не вытащу..." - бредит во сне Бородулин, но чей-то голос все громче и уверенней:

- Эй, помоги, добрый человек, лошадь завязил!

"Ха-ха-ха... Лошадь? - усмехается купец. - На мне крест... Не больно-то возьмешь..."

- Помоги, батюшка...

И собачка залаяла.

- Пшел! - кричит, пробуждаясь, Бородулин и стегает коня.

- Стой, стой!.. Ради бога, помоги...

А собачка пуще.

Оглянулся: серое от болота катится.

- Кто таков, что нужно? - схватился Бородулиы за ружье и видит: мужик подошел с собачкой.

- Дядя Пров?!

- Я... По дочку мы с Лысанькой к тебе ехали, - сказал мужик, оглаживая собачонку, - да, вишь, лошадь в болото завязил... Еду я, еду да задумался чегой-то, глядь, а лошадь-то и свернула... Увидала воду... Вот и бьюсь сколь времени... Ради бога, помоги...

Слез купец с коня. Ноги - как чужие. Сам дрожит. Озноб всю силу съел.

- Чего-то неможется, - сказал он Прову. - Вчерась возле речки ночевал в тайге, - простыл, видно.

Густые сумерки серели на прогалине, а в тайге из трущоб и падей выросла тьма. Болото, куда направились Пров и Бородулин, курилось белым холодным туманом, сквозь который прорывались испуганный храп и ржанье лошади, а в стороне старательно крякал коростель. Набросав вокруг лошади жердей, Бородулин за гриву, Пров за хвост вытащили ее и вывели на сухое место.

Пров боялся сам завести разговор о дочери, опасливо и испытующе посматривал на купца, стараясь в его глазах выведать нужное.

Бородулин, почувствовав это, сказал:

- А девка твоя, слава богу, ничего...

- Ничего?! - воскликнул ликующим голосом Пров. - Ну-ка присядем на минутку, Иван Степаныч... А как же Овдоха путала...

- Какая Овдоха? - спросил купец, прикладывая к вискам холодный мох.

- Да тут... У нас в деревне... Баба одна кривая... За попом к вам ездила. Вот она и болтала, быдто бы...

- Врет, - раздумчиво ответил Бородулин и умолк, а сердце Прова сжалось и сильно застукало.

Бородулин хотел все рассказать отцу Анны, но не знал, как бы лучше подойти, с чего бы начать. Язык совсем потерял себя, непослушным сделался, и остановилась мысль.

Наконец собрался с духом.

- Видишь ли, Пров Михалыч... какие, значит, дела-то... Этово... как это... ну... Словом, я должен упредить тебя... И все такое...

- Что? - упавшим голосом, затаив дыхание, спросил Пров.

- Одним словом, прямо тебе скажу, - раздался громкий и решительный голос Бородулина, - хошь ругай, хошь нет, а только что я твою Анку, значит, Анну Прововну, полюбил и рассчитываю заместо хозяйки ее пределить, а с своей женой развязаться... Да...

- Так-так-так... - скрывая радость, ответил равнодушно Пров, но левая нога его нетерпеливо задрыгала, а рука затеребила бороду.

- За тобой без малого сто рублей долгу... Это с костей долой... За кобылку тоже скощу... Вроде подарка пусть, вроде уважения... Да-а-а...

- Это ничего... На этом благодарим...

Иван Степаныч тяжело сопел. Силы опять оставляли его, но он, напрягая волю, брал себя в руки.

Он, волнуясь, сказал:

- Ну, только что, видишь ли, какая вещь... Я тебе прямо без обиняков... Так что Анна твоя..

- Что?

- В тягостях... От Андрюхи, одного паршивца-политика...

- Ну-у-у?! - протянул Пров, повертывая голову к Бородулину, и глаза его сразу вспыхнули злом и широко открылись.

- Да, брат, да...

- Ее воля, - тихо ответил Пров и мучительно вздохнул.

Потом, будто передумав, он быстро поднялся, поправил кушак и зарычал, сжимая кулаки:

- Я его надвое разорву!.. У-у-ух ты мне!.. Ну, держись, дьявол!..

И, огромный, пошел, ругаясь, к лошади прижимистой медвежьей походкой.

- Стой-ка ты, стой! - кричит Бородулин и подымается. - Нет ведь его... Я бы его сам устукал... В тайге пропал... С весны еще... Ушел, да и крышка, подох...

Наступило молчание.

- А правда ли... - крикнул было Пров издали и, не докончив, остановился. - А правда ли, Овдоха языком трепала, что Анка не в себе?

- Правда, Пров Михалыч, - ответил Бородулин, - мало-мало есть...

Пров тихо подошел к купцу и, порывисто дыша, остановился. В скобку стриженные, с густой проседью, волосы его разлохматились, суровое лицо как-то осело сразу, задергалось. Он закрыл его пригоршнями, шагнул к сосне и приник к ней головой.

- Дядя Пров, - Бородулин двинулся к нему.

- Ведь на всю волость, на всю волость девка-то... Ведь она за троих мужиков работница... О-о-х ты, боже мой... - задыхаясь, говорил он глухим голосом.

- Слушай-ка... Пров! - обхватив Прова за плечи, старался Бородулин повернуть его к себе лицом, но тот тряс головой и с болью бросал:

- Оставь, оставь... Не трог, пожалуйста...

У Бородулина дрожали ноги и от болезни и от волнения, стучали зубы и горячим песком стегало по глазам.

А тот опавшим и прерывистым голосом, сморкаясь, твердил:

- Ну, чего я теперича старухе-то своей скажу, ну, чего? Научи ты меня, ради господа...

Бородулин молчал. Голова кружилась, и, чтобы не упасть, он схватился за соседнюю рябину.

- И не стыдно тебе, Иван Степаныч: не мог уберегчи девку-та... Эх ты-ы... леший.

- Дело поправимое, - буркнул купец.

- Поправи-и-имое?! А кабы твое дитя так?..

- Она редко сбивается-то...

- Ре-е-дко?! Эх ты, че-о-рт...

Бородулину невмоготу стоять. Он сначала сел на землю, потом повалился на бок.

- Пожалуйста, Пров Михалыч... Мне бы водички зачерпнул... Нутро горит.

Пров принес ему воды, принес его овчинную, привязанную в тороках, шубу, разложил костер, чай вскипятил.

Что-то говорил купцу, расспрашивая и выпытывая, но тот плохо соображал, невпопад давал ответы и, закутавшись с головой в шубу, готов был заснуть.

- ...Застрелю, - ловил он обрывки речей Прова, - только бы натакаться где... И робятам кедровским скажу: встретишь - бей!..