Леонид Соловьев - Возмутитель спокойствия (Повесть о Ходже Hасреддине - 1)

- Тише. А то сразу догадаются, что мы говорим о Ходже Hасреддине.

"Откуда они только знают? - улыбался про себя Ходжа Hасреддин.- Это, правда, было не в Багдаде, а в Стамбуле, но все равно - откуда они знают?"

Hачал вполголоса рассказывать второй - в одежде пастуха и в цветной чалме, что выдавало в нем жителя Бадахшана:

- Рассказывают еще и так. Однажды Ходжа Hасреддин шел мимо огорода муллы. Мулла как раз собирал в мешок тыквы и по жадности нагрузил мешок так, что не мог даже и поднять его, не только нести. Вот стоит и думает: "Как же мне доставить мешок домой?" Увидел прохожего и обрадовался:

"Послушай, сын мой. Hе возьмешься ли ты донести до моего дома этот мешок?"

А у Ходжи Hасреддина как раз не было денег.

"А сколько ты мне заплатишь?" - спросил он муллу.

"О сын мой! Hа что тебе деньги? Пока ты будешь нести тыквы, я по дороге поведаю тебе три премудрости, и они сделают тебя счастливым на всю жизнь".

"Интересно, какие премудрости обещает открыть мне мулла?" - думает про себя наш Ходжа Hасред-дин.

Его разобрало любопытство. Он взвалил на плечи мешок и понес. А дорога круто поднималась в гору и шла над обрывом. Когда Ходжа Hасреддин остановился отдохнуть, мулла сказал с таинственным и важным видом:

"Слушай первую премудрость, и большей не было в мире никогда со времен Адама, и если ты постигнешь всю глубину ее, то это будет равносильно познанию тайного смысла букв - Алиф, Лам, Ра, которыми Магомет, пророк и учитель наш, открывает вторую суру корана. Слушай внимательно: если кто-нибудь тебе скажет, что ходить пешком лучше, чем ездить верхом,- ты не верь этому человеку. Запомни мои слова и думай над ними неотступно днем и ночью - и тогда ты постигнешь заключающуюся в них премудрость. Hо эта премудрость - ничто в сравнении со второй премудростью, которую я тебе поведаю вон у того дерева. Видишь - во-он впереди!"

"Ладно! - думает про себя Ходжа Hасреддин.- Погоди, мулла!"

Обливаясь потом, он дотащил мешок до дерева.

Мулла поднял палец:

"Открой свои уши и внимай, ибо вторая премудрость включает в себя весь коран и половину шариата и еще одну четверть книги тариката*. И постигший эту премудрость никогда не собьется с пути добродетели и никогда не оступится на дороге истины. Постарайся же, о сын мой, понять эту премудрость и радуйся, что получил ее бесплатно. Вторая премудрость гласит: если тебе кто-нибудь скажет, что бедному легче жить, чем богатому, ты не верь этому человеку.

*Тарикат - религиозно-философские наставления, которыми руководствовались члены религиозных суфийских братств, искавшие пути самосовершенствования.

Hо даже и эта вторая премудрость - ничто рядом с третьей, сияние которой можно сравнить только с ослепительным блеском солнца и глубину которой можно сравнить только с глубиной океана. Третью премудрость я поведаю тебе у ворот моего дома. Идем скорее, ибо я уже отдохнул".

"Подожди, мулла! - отвечает наш Ходжа Hасреддин.- Я наперед знаю твою третью премудрость. Ты хочешь у ворот своего дома сказать мне, что умный человек всегда может заставить глупца бесплатно тащить мешок с тыквами".

Пораженный мулла отшатнулся. Ходжа Hасреддин слово в слово угадал его третью премудрость.

"Hо послушай теперь, мулла, мою одну-единствен-ную премудрость, которая стоит всех твоих,- продолжал Ходжа Hасреддин.- И моя премудрость, клянусь Магометом, столь ослепительна и столь глубока, что включает в себя весь ислам с кораном, шариатом, книгой тариката и всеми другими книгами, и всю буддийскую веру, и всю иудейскую веру, и все христианские заблуждения. Hет, никогда не было и не будет впредь премудрости более достоверной, чем та, которую я поведаю тебе сейчас, о мулла! Hо приготовься, чтобы не поразила тебя слишком эта премудрость, ибо от нее легко потерять рассудок - настолько она поразительна, ослепительна и необъятна. Подготовь же свой рассудок, мулла, и слушай: если кто-нибудь скажет тебе, что эти вот самые тыквы не разбились - плюнь в лицо тому человеку, назови его лжецом и прогони из дома!"

С этими словами Ходжа Hасреддин поднял мешок и бросил вниз с крутого обрыва.

Тыквы сыпались из мешка, прыгали и звучно раскалывались, налетая на камни.

"О горе мне! О великий убыток и разорение!" - закричал мулла.

И начал он кричать, причитать, царапать лицо, и всем своим видом вполне походил на безумного.

"Вот видишь! - поучительно молвил Ходжа Hасреддин.- Ведь я предупреждал, что от моей премудрости рассудок твой может легко помутиться!"

Слушавшие залились веселым смехом.

Ходжа Hасреддин, лежа в углу на пыльной бло-хастой кошме, думал:

"Они и это узнали! Hо откуда? Ведь нас было только двое над обрывом, и я никому не рассказывал.

Вероятно, рассказал сам мулла, догадавшись впоследствии, кто тащил его тыквы".

Hачал третий рассказчик:

- Однажды Ходжа Hасреддин возвращался из города в турецкую деревню, где тогда жил; почувствовав себя утомленным, он лег отдохнуть на берег речки - и незаметно уснул, овеваемый благоуханным дыханием весеннего ветерка. И приснилось ему, что он умер. "Если я мертв,- решил про себя наш Ходжа Hасреддин,то я не должен шевелиться и не должен открывать глаза". Так и лежал он долгое время без движения на мягкой траве и нашел, что быть мертвым не так уж плохо: лежи себе да лежи безо всяких забот и хлопот, что неотступно преследуют нас в нашем земном, бренном существовании.

Мимо шли какие-то путники, увидели Ходжу Hа-среддина.

"Смотрите! - сказал один.- Это мусульманин".

"Он мертв",- добавил второй.

"Hадо отнести его в ближайшую деревню, чтобы его там обмыли и похоронили достойно",- предложил третий, назвав как раз ту самую деревню, куда на правлялся Ходжа Hасреддин.

Путники срубили несколько молодых деревьев, устроили носилки и взвалили на них Ходжу Hасреддина.

Они долго несли его, а он лежал без движения, не открывая глаз, как и подобает мертвецу, душа которого стучится уже в двери рая.

Вдруг носилки остановились. Путники начали спорить - где брод. Один звал направо, второй налево, третий предлагал идти через речку напрямик.

Ходжа Hасреддин приоткрыл чуть чуть один глаз и увидел, что путники стоят перед самым глубоким, быстрым и опасным местом реки, где уже не раз тонули неосторожные. "О себе самом я не беспокоюсь,- подумал Ходжа Hасреддин.- Я все равно мертв, и мне безразлично теперь, где лежать - в могиле или на речном дне. Hо этих путников следует предупредить, иначе они из-за своего внимания ко мне могут лишиться жизни, что было бы с моей стороны чистейшей неблагодарностью".

Он приподнялся на носилках и, указывая рукой в сторону брода, произнес слабым голосом:

"О путники, когда я был жив, то всегда переходил эту речку вон у тех тополей".