Иван Тургенев - Стихотворения в прозе

Мы знаем по рукописям Пушкина, что он некоторые стихи свои сперва записывал прозой. В горячий момент работы, дабы не делать остановки в поисках образа, слова, рифмы, дабы не расплескать чувства и воплотить первоначальный замысел на бумаге, Пушкин спешил записать для самого себя, для дальнейшей разработки беглый прозаический текст. Мы демонстрируем этот текст не как прообраз дальнейших стихотворений в прозе или верлибра. Нет, пушкинские заметки показывают, как на полпути от замысла к воплощению стих ищет выхода в сгущенной эмоциональной прозе. Она лапидарна и стремительна.

Вот письмо Татьяны из главы третьей «Евгения Онегина». За строками черновика:

в которых еще нет глагола «храня», читаем:

«Я знаю, что вы презираете (неразб.). Я долго хотела молчать – я думала, что вас увижу. Я ничего не хочу, я хочу вас видеть – у меня нет никого…»

За несколькими строками такой прозы снова следуют стихи, а потом снова запись:

«Зачем я вас увидела, но теперь поздно» [4]и снова стихи… Мысль еще не взята в раму онегинской строфы, она движется от образа к образу, от одного эмоционального узла к другому. И в этом движении есть много общего с интонационно-синтаксическим строем «Стихотворений в прозе».

У Пушкина среди черновиков есть строки, обратившие на себя наше внимание в связи с затронутой здесь проблемой. В вариантах чернового автографа стихотворения «Пора, мой друг, пора!» есть план продолжения этого стихотворения:

«Юность не имеет нужды в at home, зрелый возраст ужасается своего уединения. Блажен, кто находит подругу – тогда удались он домой.

О скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню – поля, сад, крестьяне, книги; труды поэтические – семья, любовь – религия, смерть» [5].

Только ли здесь уместился рабочий план новых, так и не написанных строф? Нет, здесь, так же как в беглых заметках или в письмах, Пушкин опробовал новые образы, подвергал их предварительному ритмико-синтаксическому испытанию. Ведь и сам Тургенев считал свои миниатюры чем-то вспомогательным, подготовительным, промежуточным. Ведь поначалу и ему приходило в голову эти наброски с натуры, эти этюды, потом использовать для большой картины, употребить в рассказе или повести. Вспомним, что только в конце XIX – начале XX века этюд в живописи был перенесен из мастерской художника в выставочный зал, он перестал быть подготовительной стадией, став окончательной. Эстетика незавершенности стала с годами, с десятилетиями возводиться в правило. Ей даже стали отдавать предпочтение перед эстетикой завершенности и окончательной отделки.

Общеизвестно стремление Тургенева продолжить пушкинскую традицию русской литературы. Об этом говорил сам писатель, об этом говорили его биографы и исследователи.

И все же Тургенев, творивший в послепушкинскую пору, явил России и миру новые черты самой традиции, пришел к подсказанной временем и своеобразием писательского дарования новизне. Эта новизна коснулась среди всего прочего отношения художника к возможностям стиха и прозы, к их взаимодействию.

Пушкин, как известно, отделял прозу от стихов. Он подчеркивал, что прозе нужны прежде всего мысли и мысли, в отличие от стихов, целиком находящихся во власти поэтичности, лиризма. Тургенев же стремился сочетать стих и прозу, повествовательность и лиризм. Наиболее полно это его стремление воплотилось в книге «Стихотворения в прозе». Не следует думать, что в этом сказались только присущие одному Тургеневу индивидуальные качества. Автор «Стихотворений в прозе» одним из первых в нашей литературе почувствовал общественную потребность в сближении повествовательного начала прозы с лирическим. Проза у Тургенева не заменяет поэзии, а существует заодно с ней, их действие синхронно.

Повествование и лиризм шли у Тургенева рука об руку. Лирическая проза… Именно Тургенева в большей степени, чем кого-либо другого, надо считать открывателем этого вида нашей отечественной прозы. Новое в искусстве (в том числе и новые виды и жанры) рождается не под ликующие звуки оркестров и приветственные крики публики. Чаще всего это происходит незаметно для окружающих, подчас и для самого автора. Так было с тургеневскими «Записками охотника», появившимися во второстепенном отделе журнала «Современник» – отделе смеси. Так случилось и со «Стихотворениями в прозе». Мелочь, для себя, безделка, «употр. в повесть», заметки для памяти на отдельных листках и на всякий случай.

«Стихотворения в прозе» начинают читать в среднем школьном возрасте, перечитывают в зрелые годы и на старости лет. Всякий раз, при новом чтении, тургеневские миниатюры, сотканные «из солнца, радуги, алмазов, женских слез и благородной мужской мысли», предстают по-новому. «Стихотворения в прозе» растут вместе с нами, мы растем вместе с ними. Так Иван Сергеевич Тургенев становится нашим другом и спутником на всю жизнь.

Лев Озеров

Добрый мой читатель, не пробегай этих стихотворений сподряд: тебе, вероятно, скучно станет – и книга вывалится у тебя из рук. Но читай их враздробь: сегодня одно, завтра другое, – и которое-нибудь из них, может быть, заронит тебе что-нибудь в душу.

Последний день июня месяца; на тысячу верст кругом Россия – родной край.

Ровной синевой залито все небо; одно лишь облачко на нем – не то плывет, не то тает. Безветрие, теплынь… воздух – молоко парное!

Жаворонки звенят; воркуют зобастые голуби; молча реют ласточки; лошади фыркают и жуют; собаки не лают и стоят, смирно повиливая хвостами.

И дымком-то пахнет, и травой – и дегтем маленько – и маленько кожей. Конопляники уже вошли в силу и пускают свой тяжелый, но приятный дух.

Глубокий, но пологий овраг. По бокам в несколько рядов головастые, книзу исщепленные ракиты. По оврагу бежит ручей; на дне его мелкие камешки словно дрожат сквозь светлую рябь. Вдали, на конце-крае земли и неба – синеватая черта большой реки.

Вдоль оврага – по одной стороне опрятные амбарчики, клетушки с плотно закрытыми дверями; по другой стороне пять-шесть сосновых изб с тесовыми крышами. Над каждой крышей высокий шест скворечницы; над каждым крылечком вырезной железный крутогривый конек. Неровные стекла окон отливают цветами радуги. Кувшины с букетами намалеваны на ставнях. Перед каждой избой чинно стоит исправная лавочка; на завалинках кошки свернулись клубочком, насторожив прозрачные ушки; за высокими порогами прохладно темнеют сени.