Василий Шукшин - Леля Селезнева с факультета журналистики

Плотники растерянно смотрели на тоненькую девушку в узкой юбке. Она отвязала лодку и, неумело загребая веслами, поплыла к берегу

-- Ты, Митька, балда все-таки, -- сказал бригадир. -- Ду-бина просто.

-- Он шибко грамотный стал, -- поддакнул один из плот-ников. -- Вымахал с версту, а умишка ни на грош.

Митька насупился, скинул рубаху, штаны и полез молч-ком в воду -- надо было обмерить пролом в боку баркаса, чтобы заготовить щит-заплату. Остальные тоже молча взя-лись за топоры. На берегу Лелю встретил председатель Тро-фимов.

-- Чего они там? -- встревожился он, увидев заплакан-ную Лелю. -Небось лаяться начали?

-- Да нет! -- Леля выпрыгнула из лодки. -- Попросила их... В общем, ну их! -- Леля хотела идти в деревню.

Трофимов осторожно взял ее за тоненькую руку, повел обратно к лодке.

-- Поедем. Не переживай... Попросила остаться их?

-- Да.

-- Сейчас поговорим с ними... останутся. Я еще трех плотников нашел. К утру сделаем.

Леля посмотрела в усталые умные глаза Трофимова, села в лодку, тщательно вытерла коротким рукавом кофты запла-канные глаза.

Трофимов подгреб к парому, первым влез на него, потом подал руку Леле.

Плотники старательно тесали желтые пахучие брусья. Только бригадир воткнул топор в кругляш и подошел к пред-седателю.

-- Ну что тут? -- спросил Трофимов.

-- Ночь придется прихватить, -- сказал старик, сворачи-вая папироску.

-- Я еще троих вам подброшу. К утру надо сделать, черт его... -Председатель для чего-то потрогал небритую щеку, протянул руку к кисету бригадира.

Леля смотрела на бригадира, на плотников, на их запо-тевшие спины, на загорелые шеи, на узловатые руки. И опять ей захотелось плакать -- теперь от любви к людям, к терпе-ливым, хорошим людям. Она взяла сухую, горячую руку бри-гадира и погладила ее. Бригадир растерялся, посмотрел на Лелю, на председателя, сказал:

-- Это... Ну ладно. -- И пошел к своему месту.

-- Ничего, -- сказал Трофимов, внимательно глядя на па-пироску, которую скручивал.

Митька Воронцов фыркал в воде у баркаса, кряхтел, пле-вался.

-- Ты чего? -- спросил бригадир. -- Чего не вылезаешь-то. Обмерил?

-- Обмерил, -- сердито ответил Митька.

-- Ну?

-- Чего "ну"?

-- Вылезай, чего ты!

-- Да тут... трусы спали, заразы. Кха!

Кто-то из плотников хихикнул. Все выпрямились и смот-рели на Митьку.

-- Это тебя Бог наказал, Митька.

Митька нырнул, довольно долго был под водой, выныр-нул и стал отхаркиваться.

-- Нашел?

-- Найдешь... кхах...

-- Значит, уплыли.

-- Вот история-то! -- сказал бригадир и оглянулся на Лелю.

-- Я отвернусь, а он пусть вылезает, -- предложила Леля.

-- Митька!

-- Ну?

-- Она отвернется -- лезь!

Митька вылез, надел брюки и взялся за топор.

Опять на пароме застучали восемь топоров, и стук их да-леко разносился по реке.

К утру паром починили.

Когда огромное веселое солнце выкатилось из-за горы, паром подошел к берегу.

На палубе сидели плотники, курили (бригаде нужно было сплавать разок на сторону, чтобы посмотреть, как ведет себя паром с грузом). Кое-кто отмывался, доставая ведром воду, бригадир, свесив голову через люк, смотрел в баркас, предсе-датель (он оставался всю ночь на пароме) оттирал с колена смолистое пятно. Митька Воронцов спал, вольно раскинув руки и ноги. Леля сидела с блокнотом у борта, грызла каран-дашик и смотрела, как всходит солнце.

На той стороне выли стартеры, урчали, кашляли, чихали моторы, переговаривались шоферы. Голоса их были густые со сна, отсыревшие... Они громко зевали.

"Это было грандиозно! -- начала писать Леля. -- Двенад-цать человек, вооружившись топорами..." Она зачеркнула "вооружившись", подумала и выбросила все начало. Написа-ла так: "Это была удивительная ночь! Двенадцать человек ра-ботали, ни разу не передохнув..." Подумала, вырвала лист из блокнота, смяла и бросила в реку. Начала снова: "Неповто-римая, удивительная ночь! На отмели, на камнях, горит ог-ромный костер, освещая трепетным светом большой паром. На пароме двенадцать человек..." Леля и этот лист бросила в реку.

Паром тем временем подошел к берегу. Стали въезжать машины. Паромщик орал на шоферов, те бешено крутили рули, то пятились, то двигались вперед.

Леля стояла, прижавшись к рулевой будке, смотрела на все это и уже не думала об удивительной ночи и о том, как трепетно горел костер. Жизнь -горластая, веселая -- кати-лась дальше. Ночь осталась позади, и никому теперь нет до нее дела. Теперь важно как можно быстрее переправить ма-шины.

Паром отчалил. Стало немного потише.

Леля вырвала из блокнота лист и написала:

"Федор Иванович! Виноват во всем Анашкин. Когда он был председателем, ему были отпущены деньги на ремонт парома, но денежки эти куда-то сплыли. Я бы на вашем месте наказала Анашкина со всей строгостью.

Леля Селезнева".

Леля свернула листок треугольником, подписала: "Сек-ретарю РК КПСС тов. Дорофских Ф. И." -- и отдала тре-угольник одному из шоферов.

-- Вы ведь через райцентр поедете?

-- Да.

-- Передайте там кому-нибудь, пусть занесут в райком.

-- Давай.

Паром подплыл к берегу; стали съезжать машины. Опять гул, рев, крики...

А Леля поднималась по крутому берегу с плотниками, ко-торые направлялись в деревню, курила Митькин "Беломор" и с удовольствием думала, как она сейчас уснет в какой-ни-будь избе, укрывшись шубой.