Александр Солженицын - Архипелаг ГУЛАГ. Книга 3

Что ж предложить? – распустить весь Архипелаг на безконвойное содержание? – язык не поворачивается, утопия. Да и всякий большой вопрос ни от кого отдельно не зависит, он вьётся змеями между многими учреждениями и ни одному не принадлежит.

Напротив, министр уверенно настаивает: полосатая форма для рецидивистов нужна («да знали б вы, что это за люди!»). А моими упрёками надзорсоставу и конвою он просто обижен: «У вас путаница или особенности восприятия из-за вашей биографии». Он уверяет меня, что никого не загонишь работать в надзорсостав, потому что кончились льготы . («Так это – здоровое народное настроение, что не идут !» – хотелось бы мне воскликнуть, но за уши, за веки, за язык дёргают предупредительные нити. Впрочем, я упускаю: не идут лишь сержанты и ефрейторы, а офицеров – не отобьёшься.) Приходится пользоваться военнообязанными. Министр солидно указывает мне, что хамят только заключённые, а надзор разговаривает с ними исключительно корректно.

Когда так расходятся письма ничтожных зэков и слова министра, – кому же вера? Ясно, что заключённые лгут.

Да он ссылается и на собственные наблюдения – ведь он-то бывает в лагерях, а я – нет. Не хочу ли поехать? – Крюково? Дубравлаг? (Уж из того, что с готовностью он эти два назвал, – ясно, что там приготовлены потёмкинские устройства. И – кем я поеду? Министерским контролёром? Да я тогда и глаз на зэков не подниму… Я отказываюсь…)

Министр, напротив, высказывает, что зэки безчувственны и не откликаются на заботы. Приедешь в Магнитогорскую колонию, спросишь: «Какие жалобы на содержание?» – и так-таки при начальнике ОЛПа хором кричат: «Никаких!» А сами – всегда недовольны.

А вот в чём министр видит «замечательные стороны лагерного исправления»:

– гордость станочника, похваленного начальником лагпункта;

– гордость лагерников, что их работа (кипятильники) пойдёт в героическую Кубу;

– отчёт и перевыборы лагерного Совета Внутреннего Порядка (Сука Вышла Погулять);

– обилие цветов (казённых) в Дубравлаге.

Главное направление его забот: создать свою промышленную базу у всех лагерей. Министр считает, что с развитием интересных работ прекратятся побеги [145]. (Моё возражение о «человеческой жажде свободы» он даже не понял.)

Я ушёл в усталом убеждении, что концов – нет . Что ни на волос я ничего не подвинул, и так же будут тяпать тяпки по траве. Я ушёл подавленным – от разноты человеческого понимания. Ни зэку понять министра, пока он не воцарится в этом кабинете, ни министру – понять зэка, пока он сам не пойдёт за проволоку и ему самому не истопчут огородика и взамен свободы не предложат осваивать станок.

Институт изучения причин преступности. Это была интересная беседа с двумя интеллигентными замдирами и несколькими научными работниками. Живые люди, у каждого свои мнения, спорят и друг с другом. Потом один из замдиров В. Н. Кудрявцев, провожая меня по коридору, упрекнул: «Нет, вы всё-таки не учитываете всех точек зрения. Вот Толстой бы учёл…» И вдруг обманом завернул меня: «Зайдёмте познакомимся с нашим директором. Игорь Иванович Карпец».

Это посещение не планировалось. Мы уже всё обговорили, зачем? Ладно, я пошёл поздороваться. Как бы не так! – ещё с тобой ли тут поздороваются! Не поверить, что эти замдиры и завсекторами работают у этого начальника, что это он возглавляет тут всю научную работу. (А главного я и не узна́ю: Карпец – вице-президент международной ассоциации юристов-демократов !)

Встал навстречу мне враждебно-презрительно (кажется, весь пятиминутный разговор так и прошёл на ногах), – будто я к нему просился-просился, еле добился, ладно. На лице его: сытое благополучие; твёрдость; и брезгливость (это – ко мне). На груди, не жалея хорошего костюма, привинчен большой значок, как орден: меч вертикальный и там, внизу, что-то пронзает, и надпись: МВД. (Это – какой-то очень важный значок. Он показывает, что носитель его имеет особенно давно «чистые руки, горячее сердце, холодную голову».)

– Так о чём там, о чём?.. – морщится он.

Мне совсем он не нужен, но теперь из вежливости я немного повторяю.

– А-а, – как бы дослышивает юрист-демократ, – либерализация? Сюсюкать с зэ-ка́?!

И тут я неожиданно и сразу получаю полные ответы, за которыми безплодно ходил по мрамору и меж зеркальных стёкол.

Поднять уровень жизни заключённых? Нельзя! Потому что вольные вокруг лагерей тогда будут жить хуже зэка, это недопустимо.

Принимать посылки часто и много? Нельзя! Потому что это будет иметь вредное действие на надзирателей, которые не имеют столичных продуктов.

Упрекать, воспитывать надзорсостав? Нельзя! Мы – держимся за них. Никто не хочет на эту работу идти, а много мы платить не можем, сняли льготы.

Мы лишаем заключённых социалистического принципа заработка? Они сами вычеркнули себя из социалистического общества.

– Но мы же хотим их вернуть к жизни!?..

– Вернуть???.. – удивлён меченосец. – Лагерь не для этого. Лагерь есть кара!

Кара! – наполняет всю комнату. – Ка – ра!!

Карррра!!!

Стоит вертикальный меч – разящий, протыкающий, не вышатнуть!

КА-РА!!

Архипелаг был, Архипелаг остаётся, Архипелаг – будет!

А иначе на ком же выместить просчёты Передового Учения? – что не такими люди растут, как задуманы.

Политических и никогда не было, а теперь тем более нет… – Новочеркасский мятеж, 1–2 июня 1962. – Самоубийство офицера. – Расстрел разрывными. – Фазы подавления. – Манёвры Политбюро. – Кары вослед. – Волнения в Александрове и Муроме. – Массовые безпорядки не считать политикой. – «Диалог» с Церковью автогеном и тракторами. – Процесс над баптистами в Никитовке, 1964. – Их подсчёты о преследованиях. – 25 – летние сроки, не отменённые вопреки закону. – Досиживают сталинские крестники. – Когда западные левые всё поймут…

Всё та же расправа, только через бытовые статьи. – Дело Смелова. – Дело М. Потапова. – Туша Закона безошибочна. Не бывает оправданий и не бывает пересмотров. – Картинка рязанского облсуда. – Приём «прицеп» на невиновного. – Гибель Ивана Брыксина. – Указ о тунеядцах. – Уже не обещают, что преступления кончатся. – Наш Закон имеет обратную силу. – Отчёт о суде раньше самого суда (Тарту, 1961). – Лжесвидетели благоденствуют. – Ненаказуемы судьи-убийцы и прокуроры-убийцы. – Шараханья Закона. – Закулисные решения дел. – Прожигающая несправедливость. – Закона нет .

Как уже видел читатель сквозь всю эту книгу, в нашей стране, начиная с самого раннего сталинского времени, не было политических . Все миллионные толпы, прогнанные перед вашими глазами, все миллионы Пятьдесят Восьмой были простые уголовники.