Александр Солженицын - Архипелаг ГУЛАГ. Книга 2

Но зачем это всё вспоминать? Зачем бередить раны тех, кто жил в это время в Москве и на даче, писал в газетах, выступал с трибун, ездил на курорты и за границу?

Зачем вспоминать об этом, если и сегодня всё так? Ведь писать можно только о том, что «не повторится»…

Кто называется так. – Как много их. – Выживают именно придурки. – Нерезкость классификации. – Преимущества хоздвора. – Лагерная шкала специальностей. – Зонные придурки и их привилегии. – Производственные придурки. – Почему Пятьдесят Восьмую надо снимать на общие. – И почему приходится брать её в придурки снова. – «Использовать только на общих». – «Коммунистический манифест» превзойдён.

Моральный аспект придурочьего положения. – Дискуссия о придурках и о работягах. – Павел Чульпенёв 7 лет на лесоповале. – Имеет ли право работяга не ненавидеть свой труд? – Кто держит Кащееву цепь? – Та же проблема во всём нашем обществе. – Зонные придурки, подбор по безсердечию. – Типы их. – Но и придурки вынуждаемы начальством. – Не прямо брали, так косвенно пользовались. – Как возвысился? как себя вёл? Если не вреден, то был ли полезен братии? – Выживанье – за чей-то счёт.

Аттестация саморассказом. – Как я стал «заведующим производством» и как слетел. – Комната уродов. – Генерал Беляев. Гордость в первом поколении. – Генерал МВД Зиновьев. Под спасительным крылом. – Доктор Правдин, перепуганный вусмерть. – Интеллигенция по-советски. – Кто же истинно интеллигент? – Инженер Орачевский. – Бабочка, пережившая мороз. – Посажен за улыбку. – Мужик Прохоров, посажен за жалость. – И сам я был урод. – Что с генералом Беляевым дальше. – Москва под нами. – Я нынче в своём лагерьке на Калужской.

Кукос, инженер новой советской формации. – Как и какие они создались. – Кутьба военного времени. – «Лёгкий завтрак».

Одно из первых туземных понятий, которое узнаёт приехавший в лагерь новичок, это – придурок. Так грубо назвали туземцы тех, кто сумел не разделить общей обречённой участи: или же ушёл с общих , или не попал на них.

Придурков немало на Архипелаге. Ограниченные в жилой зоне строгим процентом по учётной группе «Б», а на производстве штатным расписанием, они, однако, всегда перехлёстывают за этот процент: отчасти из-за слишком большого напора желающих спастись, отчасти из-за бездарности лагерного начальства, не умеющего вести хозяйство и управление малым числом рук.

По статистике НКЮ 1933 года, обслуживанием мест лишения свободы, включая хозработы, вместе, правда, с самоокарауливанием , занимались тогда 22 % от общего числа туземцев. Если мы эту цифру и снизим до 17–18 % (без самоохраны), то всё-таки будет одна шестая часть. Уже видно, что в этой главе речь пойдёт об очень значительном лагерном явлении. Но придурков много больше, чем одна шестая: ведь здесь подсчитаны только зонные придурки, а ещё есть производственные , и потом ведь состав придурков текуч, и за свою лагерную жизнь через положение придурка пройдёт, очевидно, больше. А самое главное: среди выживших, среди освободившихся придурки составляют очень вескую долю, среди выживших долгосрочников из Пятьдесят Восьмой – мне кажется – девять десятых.

Почти каждый зэк-долгосрочник, которого вы поздравляете с тем, что он выжил, – и есть придурок. Или был им большую часть срока.

Потому что лагеря – истребительные, этого не надо забывать.

Всякая житейская классификация не имеет резких границ, а переходы все постепенны. Так и тут: края размыты. Вообще, каждый, не выходящий из жилой зоны на рабочий день, может считаться зонным придурком. Рабочему хоздвора уже живётся значительно легче, чем работяге общему: ему не становиться на развод, значит, можно позже подниматься и завтракать; у него нет проходки под конвоем до рабочего объекта и назад, меньше строгости, меньше холода, меньше тратить силы, к тому ж и кончается его рабочий день раньше, его работы или в тепле, или обогревалка ему всегда доступна. Затем его работа – обычно не бригадная, а – отдельная работа мастера, значит, понуканий ему не слышать от товарищей, а только от начальства. А так как он частенько делает что-либо по личному заказу этого начальства, то вместо понуканий ему даже достаются подачки, поблажки, разрешение в первую очередь обуться-одеться. Имеет он и хорошую возможность подработать по заказам от других зэков. Чтобы было понятнее: хоздвор – это как бы рабочая часть дворни. Если среди неё слесарь, столяр, печник – ещё не вполне выраженный придурок, то сапожник, а тем более портной – это уже придурки высокого класса. «Портной» звучит и значит в лагере примерно то же, что на воле – «доцент». (Наоборот, истинный «доцент» звучит издевательски, лучше не делать себя посмешищем и не называться. Лагерная шкала значений специальностей совершенно обратна вольной шкале.)

Прачка, санитарка, судомойка, кочегар и рабочие бани, кубовщик, простые пекари, дневальные бараков – тоже придурки, но низшего класса. Им приходится работать руками и иногда немало. Все они, впрочем, сыты.

Истые зонные придурки – это: повара, хлеборезы, кладовщики, врачи, фельдшеры, парикмахеры, «воспитатели» КВЧ, заведующий баней, заведующий пекарней, заведующие каптёрками, заведующий посылочной, старшие бараков, коменданты, нарядчики, бухгалтеры, писаря штабного барака, инженеры зоны и хоздвора. Эти все не только сыты, не только ходят в чистом, не только избавлены от подъёма тяжестей и ломоты в спине, но имеют большую власть над тем, что нужно человеку, и значит, власть над людьми. Иногда они борются группа против группы, ведут интриги, свергают друг друга и возносят, ссорятся из-за «баб», но чаще живут в совместной круговой обороне против черни, ублаготворённою верхушкой, которой нечего делить, ибо всё единожды разделено, и каждый на кругах своих. И тем сильней в лагере эта клика зонных придурков, чем больше полагается на неё начальник, сам устраняясь от забот. Все судьбы прибывающих и отправляемых на этап, все судьбы простых работяг решаются этими придурками.

По обычной кастовой отграниченности человеческого рода придуркам очень скоро становится неудобным спать с простыми работягами в одном бараке, на общей вагонке, и вообще даже на вагонке, а не на кровати, есть за одним столом, раздеваться в одной бане, надевать то бельё, в котором потел и которое изорвал работяга. И вот придурки уединяются в небольших комнатах по 2, 4, 8 человек, там едят нечто избранное, добавляют нечто незаконное, там обсуждают все лагерные назначения и дела, судьбы людей и бригад, не рискуя нарваться на оскорбление от работяги или бригадира. Они отдельно проводят досуг (у них есть досуг), им по отдельному кругу меняют бельё («индивидуальное»). По тому же кастовому неразумию они стараются и в одежде отличиться от лагерной массы, но возможности эти малы. Если в данном лагере преобладают чёрные телогрейки или куртки, – они стараются получить из каптёрки синие, если же преобладают синие, – то надевают чёрные. Ещё – расклёшивают в портняжной вставленными треугольниками узкие лагерные брюки.