Александр Солженицын - Архипелаг ГУЛАГ. Книга 2

Колонна шла бодро: ждала их какая-то новая жизнь, новая деятельность, пусть изнурительная, но не хуже этого ожидания.

А сани далеко отстали. И конвой стал отставать – ни впереди, ни сбоку уже не шёл, а только сзади. Что ж, слабость конвоя – это тоже добрый признак.

Светило солнце.

И вдруг по чёрной идущей колонне невидимо откуда, из ослепительной снежной пелены, открыт был частый пулемётный огонь. Арестанты падали, другие ещё стояли, и никто ничего не понимал.

Смерть пришла в солнечно-снежных ризах, безгрешная, милосердная.

Это была фантазия на тему будущей войны. Из временных снежных укреплений поднялись убийцы в полярных балахонах (говорят, что большинство из них были грузины), бежали к дороге и добивали кольтами живых. А недалеко были заготовлены ямы, куда подъехавшие блатные стали стаскивать трупы. Вещи же умерших, к неудовольствию блатных, были сожжены.

23 и 24 апреля там же и так же расстреляли ещё 760 человек.

А девяносто трёх вернули этапом на Воркуту. Это были блатные и, очевидно, стукачи-провокаторы.

Называют Ройтмана, Истнюка, Алиева. Из блатных – Тадика Николаевского. Мы не можем утверждать достоверно, за что именно каждый был пощажён, но трудно представить другую причину.

Называли и Моделя. Теперь мне прислали коллективное сообщение, исправляя о Моисее Иосифовиче Моделе, что он не был пощажён на Старом Кирпичном, но изъят ещё из штрафного этапа туда. Каким же образом? Эпизод, очень характерный для ортодоксов: один из присланных энкаведешников оказался старый сотрудник М. Моделя по Следственной Комиссии при Военно-Революционном Комитете Петроградского Совдепа (то есть вместе расправлялись в дни Октября). Увидев Моделя в списках, тот соратник тайно изъял его дело и так спас.

Приведенные сведения о кашкетинских расстрелах я собрал от двух зэков, с которыми сидел. Один из них был там , и пощажён. Другой – очень любознательный и тогда же горевший писать историю – сумел по тёплым следам осмотреть те места и расспросить, кого можно.

Но с дальних командировок этапы смертников опоздали, они продолжали поступать по 5–10 человек. Отряд убийц принимал их на станции Кирпичный завод, вёл к старой бане – будке, изнутри в три-четыре слоя обитой одеялами. Там велели смертникам на снегу раздеваться и голыми входить. Внутри их расстреливали из пистолетов. Так за полтора месяца было уничтожено около двухсот человек. Трупы убитых сжигали в тундре.

Сожжены были и сарай Старого Кирпичного и Ухтарка. (А «баню» поставили потом на железнодорожную платформу, отвезли на 308-й пикет узкоколейки и сбросили там. Там её и изучал мой приятель. Она вся была в крови изнутри, стены изрешечены.)

Ещё об одном случае расстрела троцкистов, там же и тогда же, рассказывает Франк Диклер (еврей из Бразилии, в Нью-Йорке увлёкся советской пропагандой, в 1937 на греческом судне радистом приплыл в Ленинград, сбежал на берег, чтоб участвовать в социализме, – сразу под срок). Весной 1938 он работал тормозщиком на воркутинской узкоколейке Рудник – Уса. Однажды из оперчекистского отдела им приказали: движение остановить, уголь не грузить, приготовить четыре платформы и две теплушки для этапа на Усу. Привели под большим конвоем с собаками человек 250, из них человек 50 бандитов-рецидивистов, остальные троцкисты, 8 женщин. У большинства одежда хорошая – меховые шапки, меховые воротники, чемоданы. Среди них Диклер увидел своего знакомого Андрейчина – выходца из Югославии, но крупного американского коммуниста, соратника Фостера и Браудера: раньше Диклер слышал его речи в Мэдисон Сквер Гарден, а на днях встретился в зоне, узнал об успехе их забастовки – они стали получать сухой паёк, выходные, и бригады и бараки у них отдельные. Теперь их посадили на голые платформы, а было снежно, морозно, – и повезли. На крутом спуске Диклер держал ручку тормоза и посматривал на платформы. Андрейчин увидел его и, глядя в сторону, стал кричать во всё горло, как бы не ему:

– Frank! Just listen, don’t say a word! This is the end. We’re going to be murdered in cold blood! Frank! Listen! If you ever get out, tell the world who they are: a bunch of cutthroats! assassins! bandits! [158]

И – повторно кричал те же слова. Диклер дрожал. Рядом с ним на площадке стоял старый коми-вохровец, курил козью ножку. Когда Андрейчин замолчал – этапники на платформах заговорили хором, стало слышно женский плач, очевидно, многие поняли по-английски. Начальник этапа свистком остановил поезд, дали несколько выстрелов в воздух. Все стихли. Начальник кричал: «Что бунтуете? Вы хотели жить отдельно? Ну и будете отдельно. Пайка и работа – будет!»

Поехали дальше. Остановились на станции Змейка. Этап свели с платформ, а поезд вернули на Рудник. Вся поездная обслуга знала станцию Змейка: там никогда не было никакого лагпункта, никакого жилья.

Два дня по узкоколейке движения не было. Потом возчики рассказали: этап повели к ущелью, а против него были спрятаны пулемётчики и стали стрелять залпами [159].

Ещё, впрочем, и на том не кончились расстрелы троцкистов. Ещё каких-то недострелянных постепенно собрали человек тридцать и расстреляли недалеко от Тридцатки. Но это уже делали другие. А тот первый отряд убийц, тех оперчекистов, и конвоиров, и блатных тех, участвовавших в кашкетинских расстрелах, – тоже вскоре расстреляли как свидетелей.

Сам Кашкетин был в 1938 году награждён орденом Ленина «за особые заслуги перед партией и правительством». А ещё через год расстрелян в Лефортове.

И не сказать, чтоб в истории это было первый раз.

А. Б-в рассказывает, как велись казни на Адаке (лагпункт на Печоре). Ночами оппозиционеров брали «с вещами» на этап, за зону. А за зоной стоял домик оперчасти. Обречённых поодиночке заводили в комнату, там на них набрасывались вохровцы. В рот им запихивали мягкое, руки связывали назад верёвками. Потом выводили во двор, где наготове стояли запряжённые подводы. Связанных валили по 5–7 человек на подводу и отвозили на «Горку» – лагерное кладбище. Там сволакивали их в готовые большие ямы и тут же живых закапывали . Не из зверства, нет. А: выяснено, что обращаться с живыми – перетаскивать, поднимать – гораздо легче, чем с мёртвыми.

Эта работа велась на Адаке много ночей.

Вот так и было достигнуто морально-политическое единство нашей партии.

«Зелёный прокурор». – Постоянные побеги – энергия зэков не утеряна. – Порыв первого года. – Одинокая цифра. – С ростом Архипелага и труда – ослабленье охраны. – УстьВымлаг, 1939. – Побеги в самой Москве. – Цепи: отданность рабскому положению; голод; угроза нового срока. – Стоит ли бежать вору? – Враки блатных о несовершённых побегах. – Безконвойность как помеха побегу. – Как якуты увозили зэков с Колымы. – Враждебность окружного населения к беглецам. Награды за поимку. – Предатели геологи. – Издевательства над пойманным. – Избить, искалечить, убить. – Расправа Петра Ломаги. – А кто поможет в конце побега? – На бревне по Индигирке. – Смерть в тайге. – Провокации побегов, для пользы оперов. – Но беглец и страшен встречным. – Разоруженья охраны. – Групповой побег поездом узкоколейки, близ станции Решёты. – Об успешных побегах по поздним провалам. – Под руку с лётчиком мимо охраны. – Пешком от Перми до Латвии. – Побег старика-анекдотчика, через дно вагона на ходу. – Побег Чеботарёва близ Балхаша. – Затравленная жизнь, скрывания, поиски. – Два слова по-китайски и расстрел. – Какие бывают разоблачения. – За помощь в атомной бомбе – на Колыму. – И удавшийся побег – ещё не свобода. – Побеги за границу. – Побег Тайшет – Красноводск – Вена. – И как это всё прахом. – Изломы жизни инженера Аникина. – Групповые побеги. – Всех не перечесть.