Федор Сологуб - Мелкий бес

Одним из источников «Баранчика», возможно, послужила народная легенда «Ангел» (приведена в собрании А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки и легенды»). [182] Афанасьев А. Н. Народные русские сказки и легенды. Берлин, 1922. Т. II. С. 551–552. Подробнее об этом источнике рассказа см.: Ivanits Linda. Biblical Imagery in Sologub's Short Stories: «Baranchik», «Zhalo smerti», and «Pretvoryaiushaia vodu v vino» // Russian Literature. 2001. Vol. 50. № 2. P. 129–130. В народной легенде Бог изгоняет из рая непослушного Ангела, отказавшегося принести на небо душу женщины, только что родившей двух младенцев. Добрый Ангел не хочет наказать детей, которые погибнут без матери. Согласно народному представлению, жизнь на земле лучше, чем на небе. Взгляд Сологуба прямо противоположен, в духе характерного для его творчества «некрологического утопизма»: [183] См.: Смирнов Игорь. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М., 1977. С. 48. жизнь на земле страшна, и смерть лучше жизни. Равнодушные к земной жизни ангелы не заступились за Аниску и Сеньку и позволили им погибнуть, а затем «проливали они слезы» перед Господом, чтобы он не отдал детские души «врагу».

Своеобразной подготовкой к «Мелкому бесу» явились также рассказы Сологуба 1890-х годов о «маленьких и невинных» — о детях, утративших душевное равновесие, страдающих навязчивыми идеями (его герои «уже в детстве сходят с ума или кончают жизнь самоубийством, чтобы только не жить», — не без сарказма отметил А. Скабичевский). [184] Скабичевский А . Больные герои больной литературы // Новое слово. 1897. Январь. № 4. С. 155. В перспективе создания образа безумца Передонова рассказы «Червяк», «Тени», «Утешение» и некоторые другие были вехами в освоении писателем психоаналитической проблематики.

Рассказ «Тени» повествует о тяжелом психическом расстройстве гимназиста Володи. Впечатлительный, нервный, болезненный ребенок (Сологуб многократно указывает на бледность его лица) угнетен материнской опекой и страдает от недостатка свободы. Случайно прочтенная Володей брошюра (пособие для игры в тени на освещенной стене) становится для него источником неконтролируемых эмоций. Мать обнаружила эту тщательно скрываемую забаву и попыталась бороться с болезненным увлечением Володи. Неусыпный материнский надзор способствовал развитию у него подавленной страсти, параноического бреда. Володя сходит с ума, вслед за ним лишается рассудка мать, также поглощенная игрой в «тени».

В изложении Сологуба (и в свете «экспериментального метода») исход этой маловероятной истории выглядит, однако, вполне мотивированным, а заболевание мальчика закономерным. «Большой мечтатель» Володя находится в состоянии депрессии. События разворачиваются поздней осенью. Он видит мир «тоскливым», «скучным», «скорбным», «надоедливым». В тексте содержатся также намеки на дурную наследственность и признаки «вырождения» (по Ломброзо и Нордау): «Володина голова слегка несимметрична: одно ухо выше другого, подбородок немного отклонен в сторону (как у матери), его отец был человек „слабовольный“, с бессмысленными порываниями куда-то, то восторженно, то мистически настроенный (…), пивший запоем последние годы жизни. Он был молод, когда умер». [185] Сологуб Федор. Тяжелые сны. Роман. Рассказы. С. 200. Признаки психического расстройства героя воспроизведены Сологубом почти с медицинской точностью.

Тоска, подавленность, ощущение враждебности мира, страх перед ним — чувства, в одинаковой мере свойственные и маленькому гимназисту Володе Ловлеву, и учителю Передонову: «Угрюмые фигуры людей двигались под туманною дымкою, как зловещие неприветливые тени. (…) Городовой посмотрел на Володю враждебно. Ворона на низкой крыше пророчила Володе печаль. Но печаль была уже в сердце, — ему грустно было видеть, как все враждебно ему. Собачонка с облезлою шерстью затявкала на него из подворотни, и Володя почувствовал странную обиду. (…) боязнь теснилась в его груди и оттягивала вниз обессилевшие руки»; [186] Там же. С. 222. ср.: «А на земле, в этом темном и враждебном городе, все люди встречались злые, насмешливые. Все смешивалось в общем недоброжелательстве к Передонову, собаки хохотали над ним, люди облаивали его».

И одним, и другим на пути к безумию движет навязчивая идея: Володя стремится обрести подлинную свободу в инобытии — среди «теней» (они воплощают для него скрытую реальность мира); Передонов вожделеет получить инспекторское место, чтобы насладиться властью (для него синоним свободы). «Блаженное безумие» Володи, таким образом, оказывается психологически соположенным мрачному безумию Передонова.

Примечательно, что именно рассказ «Тени» принес Сологубу известность и признание в кругу символистов («произвел тогда ошеломляющее впечатление на всех»). [187] Старый энтузиаст [Волынский А. Л.] Ф. К. Сологуб // Жизнь искусства. 1923. № 23. С. 10. В декабре 1894 года по прочтении «Теней» Н. Минский сообщал Л. Гуревич: «„Тени“ Сологуба произвели на меня сильнейшее впечатление. У него не только большой талант, но своеобразный взгляд на жизнь. Из него выйдет русский Эдгар Поэ, только бы не заленился. (…) Если будут какие-либо отзывы о Сологубе, сообщите мне. Меня крайне интересует его литературная карьера». [188] ИРЛИ. № 20 003. Л. 3 об.

В марте 1895 года он писал Сологубу: «Все больше убеждаюсь в том, что Вы призваны для большого дела. Главное — продолжайте, как начали, творите не повне, а повнутри, давайте себя самого, никого не слушайте и не слушайтесь».

Рассказом восхищалась 3. Гиппиус, в декабре 1894 года она писала Сологубу: «Позвольте мне смиренно принести вам благодарность и высказать мое благоговение перед человеком, который сумел написать истинно прекрасную вещь — „Тени“. (…) В религию теней я обратила и мужа». [189] Там же. Ф. 482. Оп. 2. № 21. Л. 18–19.

Имплицитно связанный с традицией натурализма, рассказ с успехом прочитывался в контексте новой прозы — в качестве символической иллюстрации к размышлению Ницше о «блаженном безумии», как философская миниатюра о возможностях и границах познания мира [190] См.: Элсворт Джон. О философском осмыслении рассказа Ф. Сологуба «Свет и тени» // Русская литература. 2000. № 2. С. 135–138. и т. п.

Повествуя об одиночестве героев, автор «Теней» имел в виду не один лишь жизненный факт — вдовство матери Володи (отец рано умер, вероятно оттого, что много пил, — вполне реалистическое объяснение), но прежде всего их метафизическое одиночество, оставленность Отцом Небесным — синоним слепоты и безумия: герои не могут выбрать между светом и тенью, истинным бытием и мнимым, добром и злом и потому теряют рассудок. Сологуб вышел за рамки психологического дискурса и вывел тему на метафизический уровень, попытался соединить рациональное и иррациональное знание о человеке и мире. Свободная соотнесенность текста с различными понятийными уровнями и различными литературными контекстами — характерная особенность прозы Сологуба, наиболее ярко сказавшаяся в «Мелком бесе».