Федор Сологуб - Мелкий бес

В октябре 1909 года один из бывших учеников Сологуба, сотрудник «Биржевых ведомостей», Н. Линдбаад, писал ему: «Неужели в бытность инспектором Андреевск(ого) городск(ого) уч(илища) Вы знали этого Сашу Пыльникова, до того много общего было в частных эпизодах жизни одного из Ваших питомцев с тем, что Вы писали. С другой стороны, вспоминая училищную жизнь, я приходил к выводу, что никто из учеников, кажется, не поверял Вам своих тайн. Между тем, говоря об общей картине правдивости детства Саши П(ыльникова), меня удивила та фотографически точная картина о внутренней жизни мальчика, которая протекала у Вас перед глазами… Но я чувствую, что не стоит отвлекаться в сторону, чтобы Вы не составили худого мнения о сотрудниках „Биржевых ведомостеи“».

Возможно, автору романа была неведома «двойная» жизнь одного из его петербургских воспитанников, а прототипом юного травести, если он в действительности существовал, мог оказаться также любой великолукский или вытегорский подросток. В данном случае примечательно совпадение: отсутствие каких-либо упоминаний о «Саше» в «страховском» сюжете (в воспоминаниях Хлебникова и в документах великолукского архива) — с одной стороны, и с другой — имевшая место история Линдбаада, отстоявшая от великолукской, однако, на несколько лет (место учителя-инспектора Андреевского городского училища Сологуб получил в 1899 году). [203] Дополнительный штрих: по происхождению Н. Линдбаад, очевидно, из немцев, Андреевское городское училище располагалось на Васильевском острове, в немецкой части города; таким образом, вполне вероятно, что Линдбаад был учеником Сологуба.

История Страхова, с которым автор «Мелкого беса» был лично знаком (его имя однажды встречается в бумагах Сологуба; [204] ИРЛИ. Ф. 289. On. 1. № 539. Л. 213. об этом знакомстве сообщает также, со слов писателя, Анненский-Кривич), [205] Анненский-Кривич В. И . Две записи / Публ. А. Л. Соболева И Сологуб Федор. Творимая легенда. М., 1991. Т. II. С. 255. послужила непосредственным импульсом к замыслу романа. В 1880-е годы Сологуб как последователь «экспериментального метода» наблюдал и коллекционировал «натуру». Возможно, по этой причине его внимание привлекла личность великолукского безумца. Первоначально «Мелкий бес» был задуман как роман о женитьбе и помешательстве Страхова, и Сологуб, имевший в середине 1880-х годов непраздный интерес к психологии и психиатрии, знакомый с трактовками человеческого поведения в духе Ч. Ломброзо и Р. Крафт-Эбинга, с теорией среды Ип. Тэна, мог бы вполне справиться с таким конкретным творческим заданием в рамках натуралистического романа.

Однако этот предварительный замысел в процессе развития и постепенного воплощения трансформировался в сторону отвлечения от конкретных лиц и событий, а социально-обличительный роман о жертве удушливого провинциального быта претворился в текст-миф о современной жизни и смысле человеческого бытия («Мы, современники, с трудом можем оценить масштаб этого изумительного романа, — писал Г. Чулков, — где идиот Передонов вырастает до всемирного безумия — „передоновщины“»). [206] Чулков Г. Фауст и Мелкий Бес // Речь. 1908. 8 (21) дек. № 301. С. 3.

«Мелкий бес» — не жизнеописание учителя из русского захолустья («человеческий документ»), и Передонов — не «слепок с натуры», а художественный образ широкого обобщающего плана. [207] В 1910 году на русском языке появился роман Генриха Манна «Учитель Гнус» (1905), в переводе он получил название «Мелкий бес». Автор перевода А. Фриче сообщал в примечании: «Несомненное сходство, существующее между героем Манна и Передоновым Сологуба, само подсказало заглавие: „Мелкий бес“. Сделавшись нарицательным именем, это слово, вместе с тем, стало общественным достоянием, которым каждый может воспользоваться» (Манн Генрих. Полн. собр. соч. М., 1910. Т. 4. С. 51). Произведение создавалось на конкретном историческом фоне и впитало в себя самые разнообразные импульсы общественной жизни.

«— Что такое Передонов? — спрашивали у Сологуба. — Исчадие первобытного хаоса, выродок демонического начала, „ночной души“ мира, нечто стихийное, родственное некоторым душам, анатомированным Достоевским? Или проще, продукт среды, отзвуки татарщины, порождение режима, социальных условий, низкой степени культуры?».

На вопрос интервьюера Сологуб отвечал: «Над „Мелким бесом“ я работал десять лет подряд. Работая так долго над одним произведением, очевидно, нельзя удовлетвориться отражением одной какой-нибудь стороны, проведением какой-нибудь частной черты, а дано все, что я видел и чувствовал в жизни. В Передонове, этом глубочайшем подлеце, есть, несомненно, и все то, что вы перечислили, и многое другое, все элементы, из которых слагается жизнь в многообразных проявлениях…». [208] Поляков С. У Федора Сологуба И Русское слово. 1907. № 232. 10 окт.

Роман об учителе-садисте Сологуб начал в период развернувшейся кампании за отмену телесных наказаний. Это обстоятельство определенным образом отразилось на его произведении. Телесные наказания в России, узаконенные государственным правом, имели многовековую традицию; в разных формах они просуществовали до конца девятнадцатого столетия. Процесс отмирания позорных экзекуций, начавшийся еще при Екатерине II, активизировался лишь в середине XIX века, но продвигался чрезвычайно медленно. В соответствии с «Временными Правилами Волостного Суда» Устава о наказаниях (1861) розга как мера наказания широко применялась для низших классов населения (из-за отсутствия достаточного количества тюрем и неспособности простого народа заплатить денежный штраф). Земское начальство, впрочем, имело право заменить розгу денежным штрафом в пользу мирских сумм: 20 розог приравнивались к сумме в 30 рублей.

Розги были отменены во всех казенных учебных заведениях, уставы которых не давали начальству прав сечь воспитанников, что отнюдь не препятствовало злоупотреблениям наказаниями в народных школах и училищах. В бумагах Сологуба сохранилась выписка из школьной ведомости за 1875/76 учебный год, сопровожденная его примечаниями: «Из 21 ученика наказаны розгами 16 учеников = 76 %. Всего было 46 случаев наказания, в том числе после экзамена 9 и после переэкзаменовок 3. Давалось от 10 до 60 ударов. 1 ученик был наказан 5 раз, 1 раз после переэкзаменовки, всего получил 100 ударов. (…) Все эти случаи только за неуспеваемость. Можно предположить, что наказания розгами за шалости были еще чаще. Возможно, что высечены были все мальчики, и случаев сечения было (для успехов месяц — то же, что для шалостей неделя) около 275 и около 7000 ударов». [209] Сологуб Федор. Из учительской записной книжки // ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. № 183.