В Ситников - О Боге, смерти и любви

Однажды спросил его: "Ты когда-нибудь замечал за собой гениальность?"

Он скромно ответил: "Да..."

Правда, после долго и упорно отказывался от своих слов.

Он тот человек, что всегда выслушает, направит и умрет в себе. Ощущая свою гениальность, он осознает никчемность нашу, но это закон природы. Он стремится стать одним из нас, но ему суждено быть над нами. Быть может, поэтому он и грустный. ***

Все они не могут понять, что царит среди этих разговоров, мечтаний. Они это мы. Кто, как, кем считают они себя? Да никем. Перед Вечностью, перед Вселенной, перед Человеком они имеют свое мирское поганое "я", они считают, что мир создан для них, они хотят, чтобы Он приклонил перед ними колени. Да кто вы такие!? Мошки, муравьи. Малейшая случайность и вас нет!

Лишь греки были. Эти знали, что изменить ничего нельзя, и поэтому пытались согласиться с миром. А мы?

Что есть мы, если нам совершенно наплевать на то, что творится в душе человеческой, в душе наших близких.

Все тленно, мы тленны, но все равно все для нас. Кто они?

Юноша любит - ей наплевать ( как-нибудь переживет: у нее своя мечта, свой принц). Мы - люди, Мы - Человек - ползаем перед созданным нами. Древние жили в гармонии, а мы создаем конфликт.

Любовь - чувство Богов. Любовь - чувство Бога Сущего. Любовь - сущность наша. Но понять другого человека сложно, проще уничтожить, разрушить, унизить. Мы боимся познания, боимся ответственности, боимся любви. Наши друзья должны быть нами.

Ольга, Серж не могут сейчас понять меня, но они близки к этому. Меня понять нельзя.

Да и к черту это! Лучше уж пусть все варится у меня, пусть я сойду с ума, чем они.

Меня злит все. Глупость же и уродство мирское, стремление все под себя и отсутствие понимания - больше всего. Я есмь зло, но почему оно возникает, понять вам будет достаточно сложно.

Но как не злиться?! Я не могу терпеть, когда человек, видя свою виновность, пытается оправдаться. Как так можно?

Среди немых людей ты ощущаешь все, что творится внутри человеческой души, и тебя воротит: все низменно, все плохо, все блядско.

Лишь там, где хотят понимать, лишь там забываешь тьму. ***

"Сит, что с тобой?"

Да какая вам разница? Вам ведь начхать на то, что царит у меня на душе! Вспоминается Горкуша. Вам просто хочется показать участие, полазить поглубже в душу, чтобы все вокруг считали вас чем-то иль кем-то. Я скажу, а вы просто обидитесь, потому что мне плохо за вашу дурость и глупость.

Зачем делать то, что вас не интересует и направленно не ради добра, а ради опять же вашей глупости?

Они не хотят посмотреть на себя.

"Знаешь ли ты себя?"

"Нет, я е хочу задумываться об этом..."

Так это плохо! Этого надо бояться!..

А мы хвалимся... ***

Божья коровка ползла по руке. Медленно, словно ленясь расправлять свои крылья, она двигалась на кончике пальца. Остановилась и полетела.

"Лети"

Приятное ощущение соприкосновения с живой природой, с существом, которое, может быть осознает свое место в жизни, отступило и осталось лишь:

- Лети...

Ветер поднялся и затрепетали листья вокруг. Молодые березки склонились от такого порыва и вновь...

Я зевнул. Спокойствие поглотило мою сущность. Сон склонил меня к земле. Прохожие не обращали на меня внимания своего.

Муравей упал на мою руку. Я стал следить за его непонятным бегом, но он дополз до конца пальца и упал в траву. Казалось, все стремится назад, в природу.

Природа - вечная дорога жизни, и никакой шум проезжающих машин не заглушит песню ветра. ***

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: Я и ОНА

...Я положил трубку. Последней моей фразой была:

- И я попрошу в ближайшие дни не разговаривать со мной. Мне будет легче...

- Хорошо, я исполню твою просьбу, - она куда-то спешила (у нее сгорел пирог).

Я положил трубку, а в душе все также было пусто. Всегда не хватает чего-то душе, но сейчас внутри нее не было надежды на то, что когда-нибудь милашка полюбит меня. "Разлюбить?" - почувствовал улыбку: столько раз пытался.

Встал с пола, пошел на кухню, выпил воды и уже вскоре спал. Так закончился еще один день.

Каждый новый день начинается с мысли. Я же вспомнил, что в детстве мечтал о зеркальце на своем старом велосипеде. Почему-то всегда интересовало, что же там позади, когда все несется вперед?

Когда-то в глубокой депрессии ко мне пришла мысль, которая потом стала смыслом жизни: "Если и вкусили Адам и Ева плод познания, то это был плод Памяти." Память враг человечества, ведь человек, непомнящий всего, более счастлив, чем человек, которого гонят по свету воспоминания и думы о прошлом.

Может быть, именно поэтому я и не дождался зеркальца, хотя и были моменты в моем существовании, когда жил я лишь памятью, воспоминаниями.

Вода закипела, пора засыпать в кофейник любимые зерна. Секунды и кофе наполняет пространство своим неповторимым ароматом. Когда соприкасаешься устами с этим напитком, появляется ощущение первопроходца, пионера, такое же, как, наверное, и у спутников Колумба, которые впервые в истории европейской цивилизации вкусили этот напиток. Где-то, когда-то я вычитал примерно такие слова: "Если бы не кофе, то корабль не пришел бы к месту назначения".

И опять воспоминания вторглись в настоящее. Мы сидели недалеко от Кремля, точнее возле собора Василия Блаженного, напротив нас Куранты. Я часто поглядывал на них, потому что оставалось где-то всего полчаса: ей надо было возвращаться домой. Уют и счастье от того, что рядом находится любящий тебя человек, человек, который не только тебя понимал, а даже прогуливал из-за тебя занятия в А.. институте.

Кофе кончилось. Я налил себе еще чашечку и побрел в комнату, где пытался найти свой дневник.

Когда-то ко мне пришла идея записывать мысли, чувства и события. Вначале было даже интересно, но вскоре понял, что таким образом лишь общаюсь со своим прошлым. Эти мысли, эти поганые чувства так мне надоели, что в порыве гнева я поджег этот дневник и сидел грел руки в своей комнате. И все-таки кое-что сохранилось от этого опротивевшего мне кладезя воспоминаний. И сейчас я полез в груды бумаг за ним.

Найдя обгоревшую тетрадь, я уселся на пол, поскольку сидеть за столом для меня было большим трудом: опять воспоминания, опять она. Я раскрыл его и...

Этот портрет я пытался написать когда-то давным-давно. У меня была ее фотография и самые сокровенные черты, которые мы ловим в порывах нежной страсти, безумно возлюбя. Эти черты я замечал, когда она разрешала иногда проводить ее в А.. институт. Я настаивал на том, чтобы мы провели час или два в "Детском мире" на Лубянке. У нас там было местечко (если вы припомните пролет мраморной лестницы, которая поднимается со стороны прилавка "тетрадей" на первом в обширный зал на втором этаже, где начинают свое движение эскалаторы). Как правило, это была пятница, и этого дня я ждал каждую неделю с большим нетерпением. И вот мы где-то в половине четвертого оказывались на этой лестнице и стояли болтали, болтали обо всем, что приходит на ум влюбленным. Однажды она расплакалась, и мне стало стыдно, из-за того, что не мог прекратить столь прелестные потоки горьких слез. Я хотел исчезнуть: ей было очень плохо. Помню ее красненькие, заплаканные глазки, которые она прятала за своими необыкновенными кудрями черных, незаметно переходящих в оттенок рыжего волос (она знала, что я ненавижу две вещи в своей жизни: женские и детские слезы). И еще одна фраза: "Как бы я хотела, чтобы в наши взаимоотношения никто не вмешивался!"