Александр Скоробогатов - Кокаин

Гардеробщиком здесь работал старый, очень худой человек с морщинистым, похожим на сушеный гриб лицом. Он строго глядел на посетителей и ни с кем не разговаривал, сохраняя достоинство. Еще на ходу я снял куртку и протянул ее гардеробщику. Пока тот вешал ее, я стащил с головы шапку (ту шерстяную, связанную женой, что узнал случайный прохожий) и, когда гардеробщик вернулся с номерком, подал шапку ему.

Прошла, образно выражаясь, целая вечность, пока эта скотина отрицательно качала своей козлиной головой.

- Не принимаете, что ли? Но ведь вот, вот же, висят... - показывал я на вешалки, где действительно были шапки, но какие...

Подобно утреннему туману, легким облачкам дыма плыли они в воздухе, какие-то сизые, какие-то темноватые, то ли собольи, то ли и вообще шиншилловые, нежные даже на глаз, почти нематериальные и необыкновенно дорогие...

Ах, почему я не ушел, почему не бежал, подобно вихрю, пока он еще только качал головой?! Где же хваленая интуиция, где знакомое каждой козявке природное чувство самосохранения?! Надо было бежать, лететь, скрываться, не нужно, не нужно было настаивать, ведь какое-то тоскливое, с неприятным металлическим привкусом во рту, чувство близящейся катастрофы уже томило меня, но я оставался на месте.

- Где висят? - спросила эта старая сволочь.

Пальцем - дрожащим - я указал на вешалки.

Хотите, я скажу, что было в его глазах? Презрение, вот что было в его глазах.

- Так это же шапки, - сказал он выразительно и громко. - А у тебя...

Он затруднялся в выборе определения, как затрудняется и сам автор. А уж если затрудняется сам автор - как уж тут не затрудниться какому-то жалкому гардеробщику с тремя классами образования и тяжелым трудовым прошлым, который и газету-то читает с трудом (а по большей части ограничивается заголовками, набранными крупным шрифтом) и считает лишь до тринадцати, да и то по-немецки.

- ... А у тебя комар какой-то.

Так он сказал, прошу обратить на это внимание. И эта необоснованность обвинения - какой же это комар, если это шапка?! - была вдвойне оскорбительна.

- Хе-хе, хи-хи, хо-хо, - льстиво посмеивались за спиной посетители.

- Как так?!

Я был раздавлен и кругом опозорен.

- "Как так, как так", - повторил, глумясь, гардеробщик, скорчив омерзительную харю. - А вот так.

Больше он на меня не смотрел. Я исчез для него, как исчезает... ну вот хотя бы тот же самый комар, если его ловко прихлопнуть ладонью. Только что, буквально секунду назад, летал этаким гоголем, молодцевато растопырив во все стороны крылья, - а тут вдруг совсем исчез. Кто-то подал старику пальто - и он пошел это пальто вешать, а я все стоял, тупо глядя куда-то перед собой; затем, спотыкаясь и натыкаясь, побрел в зал... Не вспомню, что и заказывал, тем более что аппетита не стало. Казалось, все вокруг шепчутся обо мне. На официанток же просто не обращал внимания, а те так и шныряли между столиков, гибкие, как серны, и опытные. Я сжимал в руке нож. Если бы я не сдержал себя в последнее мгновение, я бы бросился в гардероб и убил подонка. Все танцевали. Лишь один старичок, сгорбленный, без ноги и оттого на костыле, неловко скакал от столика к столику и, как великий Некрасов в пору своей бедности, прикрываясь газетой, выедал из тарелок остатки.

Я захохотал.

5

Вот как я хохотал:

- Ха-ха-ха!

Нет, не так. Вот как:

- Ха-ха-ха!

Хотя это и более похоже на то, как я хохотал, но автору, помнящему свой смех, будто он прозвучал всего минуту назад, сходство кажется недостаточным. Автору хотелось бы добиться полного тождества. Итак:

- Ха-ха-ха!

Нет, снова мимо.

Странно. Раньше, в более молодые годы, я, бывало, как что-нибудь ляпну - так прямиком в точку. Видимо, с годами перо начинает давать осечку. Но - не унывать. Попытаемся еще разок.

- Ха-ха-ха! - захохотал я.

Видишь, брат, уже лучше.

- Ха, ха!

Не правда ли, вы и сами уже начинаете чувствовать, что это лучше?

- Ха-ха, ха! - захохотал я.

С другой стороны, может быть, лучше попытаться вот так?

- Ха! Ха! Ха!

Захохотал он.

Кто такой "он"? Вот читатель уже и чешет в беспокойстве и недоумении репу: кто такой этот загадочный "он", какого такого ляда появился он на страницах повествования? Спокойствие читатель, все разъяснится.

То есть продолжим. На чем мы остановились?

Остановились мы на том, что старушка пошла в ванную комнату и приняла теплый душ, после чего вытерлась новым полотенцем и полезла на балкон. В принципе, это уже конец рассказа.

(Тут, нужно сказать, произошло следующее: пытливый читатель мысленно похлопал автора по плечу и, покрутив указательным пальцем у виска, спросил: "Совсем уже? Может быть, лучше бросить это занятие - ни денег оно не приносит, ни славы заслуженной, а вот слабую психику расшатывает... Или неотложку вызвать? Знаешь, такую, с санитарами здоровенными?.."

"Нет-нет, - встрепенувшись, испуганно кричит автор. - Только не нужно санитаров! Знаем, какие они, санитары! Пожалуйста, пожалейте! Приедут два таких здоровых мужика, весь чай выхлещут, электричества нажгут, грязи натопчут, макароны из шкафа вытащат! Я лучше расскажу вам про бедную бабушку, которая заперла свою дочку, когда та была еще совсем маленькой, в сундук, и всю жизнь потом кормила ее через дырочку..."

Но читатель строго ударит мысленным кулаком по столу: никаких старушек, это тоже из другого рассказа. Глотни-ка, брат, кефира, и продолжай про то, как ты захохотал!

Хорошо, скромно отвечу на это я. Будет сделано.)

Жутко я захохотал, так, что по спине побежали мурашки.

Вот как я захохотал:

- Ха-ха-ха!

(Обратите внимание, как автор настойчиво, неотступно ищет ту единственную краску, что заиграет, заблещет, расцветет и оживит страницу. Уже только по одной этой настойчивости читатель может догадаться, что перед ним работа настоящего Мастера.)

Итак, в путь, за мной, Читатель!

Вот как я захохотал:

- Ха-ха-ха!

Человека, кстати, всегда можно досконально определить по его смеху. Как бы он ни скрывался, как бы ни прятался под личиной, скажем, борца за свободу или спасение окружающей среды, как бы ни прикидывался спортсменом, учителем словесности, кем угодно, но вот стоит ему раскрыть пасть и засмеяться - смех этот выдаст его с потрохами. Автору, например, рассказывали про одного директора банка: солидный такой, добряк, казалось бы, семьянин, пятьдесят лет назад к нам на парашюте забросили, - а как однажды засмеялся, так его тут же и раскусили: нет, нехороший ты человек. Он отбивается и кричит: у меня просто губа треснула, я не могу кожу растягивать, а так бы я от души расхохотался! А ему: знаем, как бы ты расхохотался! А он: да, расхохотался бы, просто ужас, как расхохотался бы! А ему: знаем-знаем, как бы ты расхохотался! И глаза все прищурили. А он: дайте мне только выздороветь, а там я так страшно расхохочусь! А ему: ну ладно, давай, парень, выздоравливай, короче, а там посмотрим. А он: спасибо, ребята, вот спасибо! А ему: да ладно, подумаешь... А он: нет, в натуре, я так расхохочусь! А ему: слушай, надоел, помолчи! А он: нет, в натуре, я, кажется, прямо сейчас расхохочусь! Тут все, понятно, испугались: никто такого поворота никак не ожидал. Ему говорят: слушай, ты еще не совсем окреп, подлечись, поезжай в санаторий, вот тебе путевка на курорт, наберись сил, потом и расхохатывайся себе на здоровье! Но - не тут-то было. Нет уж, говорит этот, с губой и с такой похабной улыбочкой на лице, я уж, пожалуй, расхохочусь!