Александр Скоробогатов - Кокаин

- А что потом? - спросил я осторожно.

- А потом холодная мартовская вода хлынула в норку, - он показал рукою, как страшно хлынула вода в норку, - и...

- Ну, - сказал я, страшно заинтригованный. - И что было дальше?

- И...

Он крепился еще мгновение, но после упал головой на стол, закрылся руками - и зарыдал, и забился.

Я утешал его как мог.

- Я обязательно напишу такую книгу, - пообещал я, когда мы расставались. - А таких, как эта, - никогда больше писать не буду.

- Обещаешь? - спросил он, испытующе глядя в мои глаза.

- Слово писателя, - сказал я твердо.

- Спасибо, старина. Утешил ты меня. Прощай.

- Прощай, - сказал я и как-то невзначай хлопнул его по плечу. Да еще и как хлопнул! - он, бедняга, едва устоял на ногах.

- Я же тебя предупреждал, чтобы ты меня по плечу больше не хлопал! заорал он, вытягивая шею и настолько широко раскрывая рот, что туда с легкостью можно было бы просунуть небольшую дыню. - Ты что, забыл, козел?!

- Ничего я не забыл. Давай я тебе лучше расскажу про бедную бабушку, которая заперла свою дочку, когда та была еще совсем маленькой, в сундук и всю жизнь потом кормила ее через дырочку.

Говоря, я пятился и оглядывался, надеясь увидеть кого-нибудь и позвать на помощь.

- Ты не оглядывайся, не оглядывайся, подонок, - сказал он как-то очень нехорошо и первый раз ударил меня по лицу. До того как потерять сознание, я насчитал девятьсот тридцать пять ударов по корпусу и сто семнадцать в лицо.

Таковы эти встречи с читателями. Брат-писатель, избегай ты лучше этих людей, ненадежный народ читатели, жестокий, непредсказуемый. То деньги одалживают - и не отдают, то жен уводят - и не возвращают, то просто-напросто кулаками дерутся...

С другой стороны, писатели и сами народ ушлый. И жен уводят, и деньги забирают, и кулаками дерутся. Сволочь на сволочи.

11

А потом погода испортилась. Она переменилась в один день, и зима кончилась.

Было так: с утра еще я внимательно посмотрел в настенный календарь, и там ясно значилось: ... января ... года. Ошибки быть не могло, потому что я еще и жену подозвал и спросил ее таким подчеркнуто нейтральным тоном: что ты видишь, дорогая, в этом настенном календаре? Жена у нас человек строгий и немногословный. Заглянув в настенный календарь, она, не колеблясь, ответила мне: ... января ... года.

На всякий случай - чтобы уж наверняка не ошибиться - мы подозвали нашу дочурку.

- Ну-ка, дочурка, посмотри-ка в этот наш старый добрый настенный календарь - что ты там видишь? - сказали мы с женой нейтральным тоном, чтобы не оказывать на нее психологического давления.

Я указал на календарь пальцем. Дочурка прищурилась.

- А-то сами не видите? - спросила она.

- Мы-то видим, - посмотрели мы с женой друг на друга, улыбнулись и взялись за руки. - А вот нам любопытно, видишь ли ты?

- Ну, вижу, - сказала дочка, села в кресло и закурила сигарету.

- Тогда скажи, милая, не томи, - сказали мы с женой, ласково улыбаясь; жена положила мне голову на плечо. Я повернулся и поцеловал ее в волосы. Жена тихо произнесла: милый...

- А почему это я должна говорить? - спросила дочка.

Жена улыбнулась:

- Потому что тебя папулька спрашивает, - и потрепала дочку по волосам.

- Папулька, - с каким-то странным выражением лица проговорила дочка.

- А что? Конечно, папулька! - сказал я.

- Папулька! - горячо поддержала меня жена, отчего-то краснея.

- Знаем мы таких папулек, - снова с тем же самым выражением сказала дочка.

- Что это ты имеешь в виду? - спросил я.

- Ничего особенного, - отмахнулась дочь, раздумчиво глядя в окно; вздохнула.

Жена нагнулась ко мне и прошептала на ухо: "Ой, чует мое сердынько, неладно с ней что-то сегодня". Мы посмотрели друг другу в глаза и одновременно кивнули. Моя добрая жена присела перед дочкой на корточки.

12

- Скажи нам все, - произнесла жена таким голосом, что у меня, признаться, как-то моментально навернулись на глаза слезы. "Вот оно, материнство-то как сказывается!" - подумалось мне.

Но дочка вздыхала, часто и глубоко затягивалась, молчала.

- Нет, дочь, в натуре, - сказала жена и потрогала ту за плечо. Скажи... Легче же будет.

- Ах, мама...

- Нет, дочь, скажи, - снова произнесла жена. - Все равно ж мы с отцом узнаем. Тогда хуже будет.

И, повернувшись ко мне, жена знаком приказала снимать ремень.

Пряжка уже была расстегнута, когда дочь бросила сигарету на пол, раздавила ее ботинком... и вдруг кинулась матери на шею!

Вот тут мы с женой так и застыли!

- Он?! - закричала жена. - Ну! Говори - он?!

- Да! - закричала дочь. - Он, мама, он!

- Завалил?!

- Как вихрь налетел...

Дочка горько плакала и отирала слезы руками, размазывая по щекам изумрудные сопли.

- Обещал жениться...

- И ты поверила? - спросила жена.

- Мама, а что мне оставалось делать?! Я ведь люблю его...

Я продолжал стягивать ремень, стараясь делать это бесшумно.

- Ты... - жена не договорила и красноречиво кивнула на живот дочки.

- Да, мама, - покраснела та.

- И когда? - выдохнула жена.

- Мама, сядь, - сказала дочь и стала поворачивать ее к креслу. - Сядь, а то упадешь.

- Да нет, не нужно, не упаду я, - говорила жена. - Перестань.

- Да нет, мама, сядь, а то упадешь, - говорила дочь. - Сядь, мамочка, правда, на самом деле сядь. Так будет лучше.

Я посмотрел на часы: дело затягивалось.

- Жена, - сказал я. - Ты, правда, лучше сядь. А то, неровен час, на самом деле упадешь.

- Правда?

- Ну, конечно, мама, - дочь с любовью провела ладонью по седым волосам матери.

- Сядь, жена, - сказал я. - В ногах правды нет.

- Может, я лучше постою? - робко посмотрела на меня жена.

- Сядь, тебе говорят! - дочь стала давить ей на плечи.

- Нет, дорогие мои, я уж лучше все-таки постою!

- Вот упрямая-то какая! - сказал я с удивлением. - Да сядь же ты. Сколько можно людей задерживать.

- Что вы меня все усаживаете?! - спросила нас жена. - Точно сговорились.

- Мы с папкой не сговаривались, - сказала дочка. - Правда, па?

- Честное слово.

Мы и на самом деле не сговаривались.

- Быстро сядь, - сказал я.

- Ну! - повысила голос дочка. - Слышишь, что отец сказал?

- Вот теперь ни за что не сяду.

Таков был ответ моей жены.

- Ну хорошо же, - произнес я. - Вот ты, значит, как...

- Ага-а, - сказала дочь. - Ну-ну.

- Не сяду.

- Почему?! - загорячилась дочь, глядя матери в глаза. - Ты только подумай, до какой степени глупо твое сопротивление! Что мы тебе предлагаем? с балкона спрыгнуть? под поезд лечь?! или соседу отдаться? Ответь мне, эгоистка!

Кстати, зря она про соседа.

- Не сяду, - упрямо мотнула головой жена, - и ничего не отвечу.

- Странный ты человек, - проговорил я, сдерживая дрожь в голосе. Человеческим языком говорят тебе: сядь! Сядь, тебе говорят! Сядь быстро! Ну! Садись вот в это кресло!

- В какое? - спросила жена.