Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

Он отстал от жены, которая шла впереди, и взяв за руку m-r Pierr'a шел с ним, волоча по светлому паркету свою саблю, которую этот изнеженный человек, казалось, не мог и поднять, и чуть позванивая маленькими серебряными шпорами на маленьких женских ножках.

— Vous n'avez jamais été si terrible. Ты никогда не был так ужасен, — сказал он, утешая его.

— Не могу, — заговорил m-r Pierre, опустив голову, глядя через очки и останавливаясь.

— Вы совсем не то говорили месяц тому назад, m-r Pierre, — сказала маленькая княгиня, оглядываясь, — вы всё меняетесь, всё меняетесь.

— Говорю, что думаю, пускай меняюсь, — продолжал m-r Pierre. — Какже не видать ничего ни в революции, ни в Наполеоне, ничего, кроме личных интересов Бурбонов, потому что...

Князь Андрей не стал слушать продолжение этой речи, которую m-r Pierre начал с такой же живостью как в гостинной, и готов был в зале продолжать. Князь Андрей, вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему бобровую шубу, хмурясь смотрел на пустой угол, прислушиваясь к болтовне своей жены с князем Иполитом, своей новой, [1010]растянутой походкой выбежавшим тоже в переднюю.

Он близко стоял подле беременной хорошенькой княгини, бормотал не шопотом, но и не так громко, как говорят обыкновенно, близко к ее лицу нагибая свое лицо.

Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шубами и слушали с непроницаемыми лицами их непонятной для них французской говор. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и смеясь слушала.

— Я очень рад, что не поехал к посланнику, — говорил князь Иполит, — что? скука...

— Прекрасный вечер. Неправда ли?

— Говорят, что бал будет очень хорош, — отвечала княгиня, предоставляя лакею обувать ноги теплыми сапогами. — Все красивые женщины общества будут там.

— Не все, потому что вас там не будет, — достало соображения сказать у князя Иполита и эта репарти так понравилась ему, что лицо его всё просияло от радости и он схватил салоп ее у лакея, толкнул даже его, и стал надевать княгине от неловкости или умышленно, никто бы не мог разобрать этого, долго не отпуская рук, когда салоп уже был надет, как будто обнимая ее.

Она, грациозно улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. [1011]

— Ты готова, Lise? — спросил он, не глядя на нее.

Князь Иполит торопливо надел соболью шубу, которая у него тоже не по людски, а по новому, на два вершка была длиннее пяток, и путаясь в ней, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.

— Princesse, au revoir, [1012]— кричал он, путаясь языком так же, как ногами.

Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты, муж ее оправлял саблю. Иполит, [1013]под предлогом подсаживанья, мешал всем.

— Так приедешь ко мне ужинать, Pierre? — сказал князь Андрей [1014]молодому человеку, вместе вышедшему на крыльцо.

— Позвольте, — обратился он по русски к Иполиту и резко металически произнося это слово.

— Приеду, — сказал голос Pierr'a.

Дверца захлопнулась.

— И прекрасно, приезжайте. Я спать не хочу, — сказал голос княгини. — Приезжайте же, m-r Pierre.

— Ainsi vous permettez, madame, [1015]— пробурлил князь Иполит.

— Дурак! — опять так же резко послышался голос князя Андрея. Никто не знал, к кому относилось это слово.

«Разумеется, не ко мне», убедился князь Иполит.

— Пошел, — опять прозвучал металический голос и форейтор тронул и карета заскрипела по снегу.

Князь Иполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце, дожидаясь своей кареты. Когда он сел, он еще смеялся чему то.

Князь Иполит, как настоящий светский человек и человек очень элегантный, [1016]не мог не знать, что человеку его сорта прилично иметь любовную связь в свете.

Пример успехов его брата всегда возбуждал в нем зависть, которой он не мог удовлетворить. До сих пор он был несчастлив в светской любви. Он не мог похвастаться хоть сам перед собой (он был не хвастун, а в душе правдивой молодой человек), не мог похвастаться ни одной победой в том обществе, к которому сам принадлежал. И это мучало его.

Приехав из за границы, он решил, что в Петербурге по крайней мере, где он — сын вельможи и только что возвратившийся из чужих краев — merveilleux [1017](как называли львов того времени), ему не трудно будет успеть. Выбор его пал на маленькую княгиню Б.

Подавала ли эта маленькая веселая женщина или не подавала ему повод сделать этот выбор, этого он не мог сообразить, да и не находил нужным. Точно так же, как в толпе пьяной черни при виде красивой молодой женщины оскаливаются рожи и слышится цинический смех, соединяя какую то нечистую мысль с видом женщины, [1018]точно так же в свете , только иначе выражаясь, в толпе молодежи, танцоров, говорунов, дипломатов, явление женщины производит тоже нечистое впечатление. И нет того юноши, который бы, глядя на нее, не сказал себе: [1019]

— Elle est très bien! Elle est gentille. Charmante! Quel pied, quelle bouche! Quelle gorge.... [1020]И улыбочки, и знаки. Les jeunes gens font la cour aux jeunes femmes. [1021]Что ж тут дурного? И князь Иполит делал честь маленькой княгине de lui faire une cour très assidue. [1022]Эта cour продолжалась уже всю зиму. Некоторые дамы и товарищи его, радуя его, посмеивались ему о его страсти к княгине Болконской, но он признавался себе, что дело его нисколько не подвигается и что должно быть у других это делается иначе. [1023]Ему смутно казалось, что необходимо предпринять что нибудь решительное, но при мысли о том, что он предпримет, его обхватывал страх чего-то и он начинал мычать что то и вертеться.

Отправляясь все таки к посланнику, он обдумывал свои поступки в этот вечер и <���остался> ими не доволен. «Надо предпринять...» Но тут какой то страшный, непреодолимый внутренний голос говорил ему: «Чтоо? Смотри!» и он пугался и, ужимаясь в шубе в угол кареты, он жался и смеялся робко и отрывисто.

Князь Андрей, между тем, сидел нахмуренный и мрачный в своем углу кареты далеко от жены, уверенный, что никто не видит его в темноте. Он не отвечал ни слова на веселое щебетанье своей жены, которое не изменялось ни в гостиной при толпе, ни в карете с глазу на глаз.

— Как хороша была княжна! Какие у нее два брильянта в волосах! Я люблю брильянты, что ни говори. A vicomte очень мил. [1024]Что Annette не выйдет замуж? Как глупы все мущины, что никто на ней не женится.

Так болтала она. Молчанье мужа однако и при ее совершенном отсутствии наблюдательности поразило ее.

— André! Милый! Отчего ты молчишь? Уж я не сделала ли что нибудь? Не сердишься ли ты на меня? — вдруг обратилась она, придвигаясь к нему.

— Нет, за что же мне сердиться. Нет, ты ошибаешься... Все хорошо, — отвечал тот же голос мужа, сухо, холодно, после непродолжительного молчания, своим звуком уничтожая смысл слов и давая им противуположное значение.

И что ему было сказать? Он ни в чем не мог упрекнуть свою верную, милую, добрую жену, которая под сердцем уже носила залог своей любви и верности. Она дала ему всё, что обещала: красоту, веселость, любовь, верность и обещала потомство. В чем же было упрекать ее? Никто не может помешать человеку из толпы скалить зубы и хихикать, глядя на хорошенькую женщину, ни князю Иполиту faire la cour à une jolie femme. [1025]Она не будет ни виновата в том, ни менее чиста. Это знал князь Андрей и он слышал и видел это зубоскаленье уже год. Он знал, что это естественно и иначе быть не может. [1026]В нынешний вечер он в первый раз почувствовал, что ему тяжело, что ему стыдно. И стыдно от человека, которого он считал ничтожнейшим идиотом.