Валериан Скворцов - Гольф с моджахедами

- Заступник мое еси и прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя... Оружием обыдет тя истина Его. Не убоишися от страха нощного, от стрелы летящия во дни...

Агент гольф-клуба встал с колен, положил несколько монет на поднос на столике в углу и попятился к выходу. Я аккуратно тронул рукав синей куртки.

- Служба ещё не кончилась, брат, - сказал я агенту по-французски.

"Проволочная" оправа его очков в форме бабочки выглядела женской. Стекла замутняли глаза, я их не видел в полумраке. Улыбка обнажила огромные десны цвета тухлого мяса. Будто он имел четыре губы. С узкими щучьими зубами между ними. Больше ничего примечательного. Никакое лицо. Совершенно спокойное. Он просто выжидал, что дальше.

- Вас зовут Ваэль эль-Бехи?

- Да. С кем имею удовольствие?

В Тунисе я решил оставаться французом до конца поездки и сказал:

- Риан. Я знакомый... назовем это так... Цтибора Бервиды.

- А полностью?

- Что полностью?

- Ваше имя.

- Риан д'Этурно.

- Не слышал, - сказал он. И отвернулся.

Поклонившись спине в ризе, он перекрестился и начал отступление к выходу.

Опершись на трость, я наступил здоровой ногой на мягкую, возможно, замшевую, туфлю. Опять улыбка из четырех губ с щучьими зубками между.

- Что вам угодно? - спросил он.

- Ну хорошо, - сказал я. - Цтибор передал мне записку с Кавказа...

- Какую записку?

Мне показалось, что он не прикидывается. Ошибка с наводкой?

- Хорошо. Зайдем с другого конца. Я знаю, что вы ездили на Кавказ и что вы числились в боевом отделении Бервиды, - сказал я.

- Давайте выйдем, - ответил он. - Это святотатство - заниматься такими разговорами в храме Божьем.

Ну вот и признание, подумал я.

Никто из молившихся женщин не обратил на нас внимания, когда он открыл дверь. Ваэль видел, что я хромой, и мог уйти от меня быстрым шагом. Где эта распустеха, обещанная Ганнибалом? Может, оптовик никого и не нашел, в самом-то деле...

- Кто вам сказал, что я здесь? - спросил Ваэль.

С узенькой паперти перед дверью он почти сбежал, вышел через железную решетчатую калитку на бульвар и остановился, поджидая, пока я преодолею ступени.

- Ваш коллега Харудж.

- Нет... Про то, что я в Тунисе... и что меня зовут Ваэль эль-Бехи?

- Цтибор Бервида.

Ваэль думал. Знает уже, что Бервида убит, и взвешивает варианты своей реакции, или не знает и высчитывает, откуда и зачем я мог появиться? Бояться меня он никак не мог. Что сделает "псу войны" инвалид-иностранец?

- Вы должны добавить ещё несколько слов от Цтибора, - сказал он.

О Господи, он не слышал про смерть чеха, уже везение. Оставалось проверить его на Прауса Камерона.

- Цтибор убит в Праге, - сказал я.

Ни одна душа из церкви так и не появилась. Слежка проваливалась. Ганнибал не справился. Дзюдзюик отговорила? У него что же, до сих пор не завелось от неё секретов?..

Ваэль молчал.

- Хотите доказательств? - спросил я.

Он продолжал молчать.

- На руках у меня их нет. Но я видел, как его труп уплывал по каналу...

- Кто? - спросил Ваэль. В его голосе я уловил тревогу.

- Праус Камерон, - сказал я.

- Кто это такой? Как это случилось?

Он хотел спросить другое: "Я что же, могу оказаться следующим?"

Нормально. Наемников, случалось, внезапно убирали одного за другим даже годы спустя после выполненной работы.

Ликуя в душе, я понуро развел руками.

Возможно, вполне возможно, что Ваэль эль-Бехи, или как там его звали, и в самом деле не встречал на своем путаном жизненном пути Прауса Камерона. И все же следовало очкастого проверить: не ловушка ли? Но кто это сделает?

На противоположной стороне авеню Мухаммеда Пятого, разделенной двумя полосами пальм, я разглядел женскую фигуру в кожаном жакете и брюках.

- У меня есть ваш телефон в сусской конторе, - сказал я. - Завтра в десять утра я позвоню.

Оставалось впихнуть ему в глотку живца. И я добавил:

- Нам следует объединиться. Работавшим на Кавказе. В меня стреляли вторым... После Цтибора. Его смерть спасла меня, я успел спрятаться в укрытие....

Что-то задело его, и очень сильно. Я увидел.

- Завтра в десять, - сказал Ваэль. - В десять я буду там.

Согласно теории Йозефа Главы, природа не знала эволюции, человек возник одновременно с гориллой и шимпанзе, а потому разделяет общее бессознательное со стадами биологических родственников. В такси, которое везло меня в ресторан "Джерба" на Карфагенской улице, я предавался мрачным размышлениям о справедливости великой теории великого психолога. Он снова оказался прав. С точки зрения моральных принципов, произросших на почве, унавоженной коллективным бессознательным, мое место действительно между шимпанзе и гориллой.

Глава девятая

Иктисаб

1

В ресторане "Джерба" двухметровая лоснящаяся Дзюдзюик пролила несколько слезинок на мои залысины, пока я тыкался носом в её горчичное декольте, обнимая за ягодицы, поскольку талия мулатки приходилась на уровень моей груди. Оплакивала ли она счастливые дни с Юрой, свой ли новый брак, или меня, слоняющегося по белу свету, я уточнять не стал. Она вообще любила разводить сырость. Скажем, из-за того, что увидела во сне сэра Мика Джаггера в элегантном исподнем, а потом это оказалось не наяву.

Пока мы поглощали рыбный кускус (11), креветочный брик (12), стейк из конины и на десерт арбуз под тунисское то белое, то красное, Ганнибал осветил под комментарии Дзюдзюик обстоятельства их "экстраординарно счастливого брака". В основе семьи сорта "экстра" лежал "экстремальный гуманизм и доброта необыкновенной женщины", которые, как я понял, выражались в том, что в постели она забирала всю власть по части механики и техники исполнения супружеских обязанностей.

Когда Дзюдзюик, едва на сшибая прической люстры, ушла пудрить носик, Ганнибал трогательно сообщил, как он бесконечно благодарен Юре Курнину, поскольку Юра родился князем, да и умер им же, это во-первых, и как аристократ крови сформировал такую необыкновенную женщину, во-вторых. Мы помянули после этого Курнина "Столичной", а вернувшаяся Дзюдзюик, пока я ходил в туалет, потребила символическую, налитую незримо присутствующему Юре рюмку с кусочком лаваша на ней. Разгон был сделан, я попросил принести всю бутылку.

Я, конечно, устал за предыдущие дни, и меня, что называется, занесло. Заказали и вторую бутылку "Столичной", с которой мы поехали, уже без Дзюдзюик, обсуждать состояние моего здоровья к знакомому врачу Ганнибала. Я возлежал с рюмкой на операционном столе, как древний римлянин на пиру, пока заспанный тубиб (13), прикладываясь к своей рюмке, чистил и зашивал подсохшую рану без обезболивающего укола (пьяным не полагается)... Тучный Ганнибал, сопя, сосредоточенно осматривал камероновскую палку с набалдашником. На мгновение меня даже охватило желание подарить ему пражский сувенир, но потом прошло. И зря. Если бы знать, какие сожаления по этому поводу предстояли в будущем...