Валериан Скворцов - Каникулы вне закона

Мне кажется, я начинал разбираться в силовых полях, свирепствующих в атмосфере, почему не сказать и так, над моей буйной головушкой. Ефим Шлайн предпринял свои действия, в результате которых я оказался в плену, без санкции высшего начальства. Или, во всяком случае, такого начальства, которое видит отношения между Москвой и Астаной шире и почти по-старому, в отличие от верующих в новые суверенитеты наивных формалистов более по-партийному, если считать аппаратчиков всех стран единым интернационалом. Меня попытались вонзить в нечто на самом-то деле непробиваемое, в нечто, что может развалиться, раскрошиться, но не стать податливым. Получалось как бы, что я - слишком мягкого металла пробойник, а Ибраев - непробиваемый монолит...

Документы, за которыми меня послали, принадлежали и Москве, и Астане. И компрометировали людей из обеих мест в равной степени. Шлайн и Ибраев, по сути, служат одному общаку. И, видимо, знакомы. Вот в чем дело. Возможно, они и хотят служить вместе, объединяя усилия, какому-то общаку, который бы воплощал добро. В их, бывших выпускников Краснознаменной школы имени Андропова, понимании. Которое начинает расходиться с пониманием добра нынешними интернационалистами. Шлайну и Ибраеву приходиться мучительно решать: как поступить - по закону, которым следует руководствоваться, или по понятиям высших начальников? Так появляются два подхода. Частный, неформальный, что ли, который на мне уже опробовали. И официальный, который предстоит испытать. Если это испытание я пройду.

Усман Ирисов, например, не прошел.

- Никаких новостей по убийству Усмана? - спросил я, прикончив третью чашку кофе. Я бы и четвертую выпил, если бы оставалось в кофейнике.

Ляззат неторопливо допивала чай с намешанным маслом, по-казахски.

- Нет, но я добуду эти новости, - сказала она жестко.

- Еще вопрос. Служебный. Можно? Этот надутый тюлень Иван Иванович в пиджаке от "Версаче", мой сокамерник, он - кто?

- Мой муж, - ответила Ляззат. - И не сокамерник. Так только говорится... Сосед. Дверь твоей камеры будет напротив, через коридор. В комитетском сизо одиночки.

Связь, подумал я, мне любой ценой нужна связь со Шлайном или Матье.

Ляззат снова переменила положение своих длинных ног, у которых словно бы имелось по паре колен на каждой. Действительно, было на что посмотреть даже в мешковатых спортивных брюках.

2

Белая "Волга" катила по мерзлым проспектам "азиатской Бразилии", новой казахской столицы, бывшему Целинограду ныне Астане, переезд правительства в которую буклет, подсунутый в "Боинге", величал "Великим кочевьем Назарбаева". Везли меня вольно, на заднем сиденье. Выданный Ляззат бараний тулупчик выглядел нищенски подле норкового пальто авангардного оттенка "аврора" на её муже, уместившемся рядом. Дальше сидел Ибраев в однобортной шинели и без фуражки, которую пришлось снять из-за тульи, не помещавшейся между его головой и крышей машины. Я обратил внимание, что правую руку "сокамерника" перед выходом из коттеджа подполковник пристегнул наручником к своему левому запястью.

Рулил прапор-русачок. За пределы спинки второго переднего кресла выдавались широченные плечищи человека в штатском без головы. Во всяком случае, над спинкой её не было. Чуть наклонившись, я разглядел удивительно короткого батыра с детским добрым лицом. Кисти непропорционально длинных рук, лежавших на коленях, выдавались вперед и раскачивались в такт движению машины. Под ними лежал штурмовой "калашников".

- Прокатите гостя, подполковник, по новой столице, - то ли попросил, то ли распорядился муж Ляззат.

- Выполняйте, Сергей, - сказал Ибраев.

- Слушаюсь, - ответил прапор.

Батыр развернулся туловищем, отчего стало заметно, что у него нет шеи и голова посажена низко. Показавшись в проеме между спинок передних кресел, голова широко ухмыльнулась на фоне собственных плеч. Глаза тоже улыбались. Ну как не ответить тем же, пока они сторожко обшаривают меня?

- Казахи - гостеприимный народ, - сообщил Ибраев.

Я постарался забыть про нудящую боль в ребрах и саднящие скулы.

Муж Ляззат засмеялся.

Я взглянул на него.

- Не на меня, в другую сторону смотрите...

Слева извивались в форме латинской "S" двенадцать слоев стекла и бетона протяженностью в квартал с зазубринами балконов на торце. Смелый архитектор поставил среди степей слоистое сооружение, возле которого московские торты-высотки показались бы фантазией провинциального кондитера. Я пожал плечами и сказал неуверенно:

- Хорошо, мне кажется.

- Хорошо, конечно, - согласился муж Ляззат. - Здание министерства экономики... "Доллар" в народе называется. Это смешно.

- Доллар? Из-за министерства?

- Из-за формы. Похожей на знак доллара... Там много друзей...

- Прошу воздержаться от разговоров, - сказал Ибраев. - Не положено.

Муж ткнул меня легонько в бок. Мол, знай наших, у них - строго. Или ещё по какой причине?

Теперь я внимательней следил за дорогой. Прапорщик Сергей миновал просторную заснеженную площадь, на краю которой каменная пантера, вздыбившись на пьедестале, готовилась перепрыгнуть на неблизкий фонтан без воды. Коробки модерновых зданий разного калибра, которые все хотелось называть по-английски "билдингами", обрамляли казенную пустынную площадь. Когда машина свернула влево, я различил название улицы - Кенесары, потом полустершуюся надпись на административной трехэтажке - "ул. Комсомольская".

- Можно задать вопрос, подполковник? - обратился я, подавшись вперед корпусом, чтобы видеть Ибраева.

- Да, Фима, можно. Мне.

- Что такое Кенесары?

- Это - кто. Руководитель восстания казахского народа против российского колониализма. Сто пятьдесят лет назад... Все, приехали... Прошу выходить. Вы, Фима, ждете. За вами придут.

Со мной остался прапор, продолжавший сидеть за рулем. Я разглядел в окно, что квадратный добряк-батыр, шедший с "калашниковым" под мышкой следом за Ибраевым и прикованным к нему мужем Ляззат, горбун. Примета не из лучших, как говорится. И как его пропустили на службу? Я слышал, что горбуны отличаются чудовищной силой, злобны и преданы. Риголетто по-казахски?

Я с тоской оглядел помпезный подъезд, спроектированный в форме трех сопредельных арок, центральная из которых контуром напоминала высокий овал тульи на фуражке Ибраева. "Комитет национальной безопасности Республики Казахстан" значилось по-русски под такой же, видимо, надписью на казахском.

На запорошенной снежком безлюдной улице пролегал единственный автомобильный след. Наш. Я принялся рассматривать кованую решетку перед зданием всемогущего ведомства, за которой из небольшой двери с надписью "Приемная НГБ РК" по крутой лестнице спускались два офицера.