Валериан Скворцов - Каникулы вне закона

- Подполковника Ибраева, переодетого официантом?

Ляззат хихикнула, повиснув на моем локте.

Анфилада не кончалась. Я приметил двух Айвазовских между окнами, затянутыми тяжелым шелком ручной работы.

- Бармена Константина. Из "Икс-Эль". Помнишь? Ну, патлатый такой...

- А-а-а, вот почему он перед тобой лебезил тогда, в первый раз! Ты говорила, что он должен много, то ли тебе, то ли Усману...

- Вот и должен... За вечер здесь он делал столько, сколько за месяц у себя за прилавком на углу Желтоксан. Его заместитель министра обороны потом на своей машине отвозил с причиндалами, ещё и нести корзинку помогал... Правда, посуды и тут полно. Но магнитофон привозил всегда свой.

Теперь я тронул тяжелый шелк. Вне сомнения, таиландский. Эксклюзивный, фирмы "Томпсон" с бангкокской Суривонг-роуд, полностью ручная работа. Две-три сотни долларов за метр.

- Я знаю, кто вам доставал материал на шторы, - сказал я.

- Кто же? Интересно...

- Константин, конечно.

- Ты всезнайка, да?

Мы вошли в кабинет.

- Какой-то странноватый запах, - сказал я. - Тебе не кажется?

- Сюда, к спальне направо... Конечно, кажется. Тут змея жила несколько месяцев.

- Как это, змея?

- Вот представь. Настоящий удав. Ужас! Ел поросят и кур. Сдавит, размягчит кости и заглатывает... За мной ползал как ручной. Жил в этой коробке.

Резной тиковый сундук стоял на обшарканном ковре.

- Куда же он делся?

- Околел...

Блюзик-птичка, кажется, примерялся, ерзая в моих волосах, нагадить мне на темя. Ляззат рассмеялась.

- Это он женится... Вот и ванна. Иди, я приготовлю поесть пока...

Мраморный мини-бассейн нуждался, мне показалось, в том, чтобы его сполоснули.

- Давай закусим позже, - сказал я. - У тебя есть номер мобильного Олега Притулина?

- В сумочке, в прихожей.

- Как ты думаешь, он спит уже?

- Ну да... Сидит в ресторане гостиницы "Турист" с Ибраевым и Жибековым.

- Ночью?

- Каждую субботу. Традиция. Совещаются. Неформальное общение. Еще одна железнодорожница бывает. Майор безопасности...

Теперь она пользовалась "Эриксоном" 320-й модели. Вызвала память, и все.

Прежде чем ответил Притулин, я успел спросить:

- Руфима Абдуловна?

- Господи, все-то ты всегда знаешь... Алло! Олег? Даю тебе Фиму.

- Кого, кого? - услышал я в трубке, которую она мне передала.

- Тихо, Легион, - сказал я по-французски. - Ты можешь говорить или вокруг орава с локаторами?

- Ладно, - ответил он по-русски. - Перезвони, это не к спеху. Или я сам. Как получится. Привет, душа-девица!

Я отправился изучать квартиру.

- Ау-у-у!

- Сейчас! - крикнула Ляззат. - Я в туалете...

Вернувшись в прихожую, я вытащил из кармана пальто початую в чимкентской "Кеме" бутылку "Казахстана". Прихлопнул отставшую створку антресоли над шкафом, после чего открылась другая, в которой с краю лежал армейский ружейный чехол из камуфляжа, явно не пустой.

Я встал на пуфик. Винтовка, из которой стреляли, если её не почистить, да ещё сунуть в прорезиненный чехол, долго пахнет пороховыми газами. Бельгийская штурмовая FNFAL, когда я открыл застежку-молнию на чехле, ими и пахла. Я сел на пуфик и осмотрел затвор.

- Где ты её взял? - спросила Ляззат.

- На антресоли... Откуда она?

- Думаешь, я знаю... Ах, ну да. Ее Константин брал, он в тир ходит, у него и разрешение есть, мне кажется. А вообще-то ружье - это подарок. Я тебе говорила про первого заместителя министра обороны. Который умер недавно. От него. Там и патроны есть...

Я опять встал на пуфик и пошарил на антресоли. Действительно, были. Початая фирменная коробка натовских 7,62.

- Когда её Константин брал? - спросил я.

- Ну, что ты пристал с этим, - сказала Ляззат капризно. - Я накрыла кое-что, в салоне... Давай свой коньяк сюда.

- Все-таки припомни, пожалуйста.

- Да почти в то время, как тебя в Астану Ибраев привез. Константин с ним летал тогда, кажется, ему переговорить с мужем нужно было... То ли кредит просил ресторан покупать, то ли ещё что-то... Не помню.

Я положил коробку с патронами на место, слез с пуфика и, вытащив из винтовки рожок, выщелкнул из него один за другим патроны. С забытым в патроннике оставалось из двадцати положенных семнадцать. Минус три. Столько раз стреляли в меня с крыши "Титаника". И не попали потому, что целились при плохом освещении. Прицел ночного видения стандартной FNFAL не полагался. Правда, штатный был диоптрический, передвижной. Но дальше шестисот-восьмисот метров он цель четко не брал.

"Эриксон" истерично пискнул. Ляззат вздрогнула.

- Это я, - сказал Олег. - Пришлось в сортир идти и звонить. Жибеков и Ибраев здесь. Выпиваем, блин... Ты где?

- На своей базе, в Алматы. Теперь слушай. Берешь двадцать третий том бэ-эс-эм, который ты у сестры одолжил, вытряхиваешь из него два листика, аккуратно складываешь в конверт, не больше, чем пополам, не повреди... И вылетаешь немедленно в Алматы. Понял? Здесь из аэропорта связываешься со мной по мобильнику Ляззат. Выполняй!

- Слушай, ты в своем уме? Кто меня отпустит? Что я им скажу?

- Ничего не говори. На выходе из ресторана к лестнице, по которой спускаются в бар, справа будет электрический распределительный ящик с рубильниками. Он не закрыт. Выруби свет в ресторане... Там есть надписи, что от чего. Дальше спустись на один пролет, нащупаешь лестницы ногами, не упадешь... Сними витраж, он на задвижках, и вниз... Один этаж. Ты на машине?

- Да...

Я перешел на французский:

- Легион! На помощь... И спасай шкуру, Олег. Твои друзья глубоковато нырнули в дерьмо без водолазных костюмов. Понял?

Я разъединился.

- Господи, - сказала Ляззат. - Да с тобой просто страшно становится. Сколько же ты знаешь!

- Я не знаю, где спальня, - сказал я. - И заблужусь без тебя в поисках ванной комнаты.

Бельгийская винтовка осталась прислоненной к пуфику.

3

...Я чувствовал, как темя зудит под каской и стекает на брови пот, а глаза слепит бесцветное небо тропиков, потому что на парадных построениях запрещены противосолнечные очки. Все кажется пепельным и обесцвеченным на вытоптанном солдатней пустыре между киношкой "Ланг Санг", цементным памятником Павшим и дощатыми трибунами для короля и дипломатического корпуса.

Мне снится, как на гимнастерке Рума, отца Матье, между лопатками, расползается темное пятно. Он стоит впереди, а весь взвод вытянулся по стойке "смирно", потому что ротный лаосских гвардейцев не решается в присутствии короля скомандовать "вольно". У гвардейцев кто-то падает в обморок. Беднягу уволакивают, и строй смыкается. Через полчаса Рум распоряжается сделать столько-то шагов влево, и это значит, что потери лаосцев возросли, мы заполняем бреши своими телами... Туземный оркестр начинает вразнобой, но радостно - марш кладет конец мучениям. Эхо тамтамов, отрикошетив от памятника, уходит за рисовые поля, в сторону низких облачков, уплывающих за Меконг. Мы как раз маршируем в том направлении. На Запад. По иронии судьбы местное поверье утверждает: в сторону, куда навечно уходят мертвые.