Валериан Скворцов - Понурый Балтия-джаз

По выстуженной комнате гулял сырой ветер, вздымая занавески. Проветривание помещений перед совещаниями входило в административные комплексы Шлайна.

По серым отекшим щекам нетрудно было догадаться, какой мощи недосып гнездился в этом человеке. Глаза ввалились и влажно блестели, как если бы Ефим напропалую пьянствовал и теперь заявился, как говорится, в рассуждении опохмелиться.

- Знаешь, о чем я тут думал? - сказал он, надевая очки, лежавшие на груди, и усаживаясь на кровати. Подергал плечами, чтобы выпростать руки из кожаного пальто, и сбросил его за спиной.

Я закрыл окно, задернул занавеси. Перенес пальто на вешалку. Поворошил принесенные деликатесы. Подковырнул сургуч на горлышке бутылки.

- Бабье угощение, - сказал я. - И о чем же ваше превосходительство изволило размышлять?

- О твоих непомерно претенциозных замашках... Вот ты считаешь себя профессионалом. Ты виртуозно, допустим, владеешь набором стереотипных приемов в таких-то обстоятельствах и для решения таких-то задач. Соответственно и следуешь им. А профессионализм - иное. Это как раз умение преодолеть то, чему учился и что навязывалось практикой...

Пространства для пробежек в номере не оказалось. Поэтому Ефим поднялся, оставив вмятину от задницы на покрывале, и шмыгнул в ванную. Там он, судя по шуму воды, выкрутил краны, вернулся и повис на косяке двери, обхватив его волосатыми руками и раскачиваясь.

- Разливаю? - спросил я про бутылку. Может, выпивка поможет ему заткнуться, подумал я.

- Давай... Так вот... Нынешняя задача требует отхода от стереотипов. Ты не должен повторять себя, ни в чем!

Кьянти отдавало жженой пробкой. Ефим подошел и вгляделся в этикетку на бутылке. Он всегда покупал продовольствие наспех и разглядывал, только расплатившись. В отличие от информации.

- Говоришь так, - сказал я, - словно тебе заранее известно, что кто-то берет мой след. Предупреждаешь? Ты что-то знаешь заранее?

Ефим любил сладкое. Мог употреблять под пиво пирожные. Раз я видел, как он хлебал борщ, заедая его ломтем белого хлеба, густо намазанного сгущенкой. Теперь он кромсал халву перочинным ножиком, которым открыл банку шпрот.

- Осталось пять дней до приезда известного тебе лица, - сказал Ефим, не отвечая на вопрос. - Генерал на пути в Минск.

С этим сообщением он, конечно, и приехал. И ещё с предупреждением, которое сделал.

- Поэтому разговор на данную тему следует нетрадиционно глушить шумом воды. Как всякий мудрый начальник, ты подаешь пример преодоления стереотипов. Я горжусь тобой, - ответил я. - Скажи-ка... а нельзя ли повернуть генерала назад в Москву? Объяснив ему без обиняков, что разговоров здесь не получится, а ставка в игре, которую он затевает, его жизнь, и, как говорится, компетентным органам про это точно известно...

- Вариант обсуждался на совещании в представительстве. Принимая во внимание характер генерала, можно предвидеть его реакцию. Он кто угодно, только не мямля... Потребует доказательств. А у нас лишь анонимка на руках. Генерал учинит разнос.

- Ужасы какие, - сказал я.

- Ты где был?

- Дышал воздухом, совершал оздоровительную прогулку. И под этим прикрытием плел паутину заговоров, простирал щупальца, вербовал слабохарактерных, провоцировал вражескую агентуру на промахи и все такое...

В дверь постучали.

- Войдите, - распорядился Шлайн.

Где начальник, там и его кабинет, даже если это номер пансионата. Впрочем, расходы за жилье несет он...

Буфетчица внесла поднос с помидорными салатами и картофельными, судя по их цвету, котлетами. У Ефима случались диетические припадки.

- А, Вэлли, здравствуйте, - сказал я. - Вы, что же, выполняете заказы в мое отсутствие?

- Господин назвался вашим издателем. Я подумала, что немножко подхалимажа с моей стороны не помешает. Господин издатель попросил эти блюда.

Она старалась держаться подчеркнуто сухо. Мы вступили в сговор, считала Вэлли, и должны скрывать это. Вчера вечером я расспрашивал её, есть ли в пансионате нескромные девушки. Для писательского вдохновения.

Когда она вышла, я рассказал Ефиму о девушках.

- Не работай под дурачка, - назидательно изрек он, снова зависнув на дверном косяке.

И тогда я дал себе волю. Подошел к Ефиму и нос к носу, словно старослужащий салажонку, рявкнул:

- За мной ваши не ходят?!

Он снял руки с косяка.

- Ты заметил?

Усевшись за журнальный столик, неловко согнувшись, он разминал и перемешивал котлеты с помидорами, создавая в тарелке розоватое месиво.

- Они ждали в буфете, здесь. Ночью открывали "Форд". Утром смотрели в бинокль, как я прогуливался вдоль моря, с балкона второго этажа... Ветром с одного унесло кепку... Один высокий с белесыми бакенбардами, второй ернический и корявый, с такими же. Прохаживался с финскими санями, загрузив в них бутылки, и делал вид, что знаком со всем побережьем.

- Не думаю, чтобы это были наши.

- Другим рановато объявляться. Вчера я никого не притащил за собой. Я уже сказал тебе русским языком: они ждали здесь. Заранее знали, что меня поселят в этом пансионате, здесь, в Лохусалу! Кто мог предупредить их об этом, кроме тебя?

Ефим пожал плечами.

- Проверю... В Москве, конечно, знают, что ты со мной. Но знают те, кто не имеет отношения к приехавшей в Таллинн бригаде. Я считаюсь советником главы представительства "Балтпродинвеста". Я присутствую на обсуждениях заинтересованных лиц, в курсе общих действий специальной группы, но - и только. И хотя к... к специальным мерам обеспечения безопасности действующей агентуры отношения не имею, все же проверю. Повторяю. Не думаю, что это наши. Хотя они и знают о тебе. И про то, что ты здесь.

- Предупреди тогда и наших и не наших сразу. Следующий раз придется изыскивать средства на финансирование прощания с останками героев... И не разводи философию о профессионализме, о смене методов и прочем. Ты знал, Ефим, о хвосте? Да или нет?!

- Еще будут жалобы? Стоять смирно!

Он захохотал, допил кьянти. Я прикончил свое. Отнес тарелку с нетронутыми картофельными котлетами в ванную и соскреб их вилкой в унитаз.

Ефим протянул мне, словно официанту, свою опустошенную тарелку и, когда я уже взял её, бросил туда комок бумажной салфетки.

Кожаное пальто оказалось ему до пят и коротким в рукавах. Картуз "а-ля Жириновский" налез до бровей в стиле крутого пижонства.

- Связь прежняя, - сказал Ефим, запрокинув голову, чтобы видеть меня из-под козырька. - Через Велле. При крайних обстоятельствах приезжай в представительство "Балтпродинвеста", как писатель ты можешь привлекаться для нужд общественных связей... У нас пять дней. Работай спокойно, но и не теряй времени.

Заносчивость и начальственный гонор в очередной раз прикрывали шлайновскую растерянность. Она уже становилась постоянной вводной. Моего оператора не считали нужным ставить в известность о наружном наблюдении за мной, его агентом. Пророчество Марины сбывалось.