Валериан Скворцов - Сингапурский квартет

- Что же это за работа? - спросил Бэзил.

- После увольнения из уголовного розыска я пишу детективы для воскресных приложений... Еще просматриваю полицейские объявления с обещанием наградных за доставку определенных типов в живом или мертвом виде. Более семидесяти пойманных бандитов. В среднем по триста долларов за голову... Но для этого, прежде всего, нужна своя голова. Семь футов под землей обрели многие, у которых мускулы не хуже, чем у Сталлоне или Ван Дамма, но мозги работали плохо... Не смотри на меня как на стукача, Бэзил. Я отлавливаю исключительно бешеных волков, от которых страдают все, не только полиция. Именно поэтому меня терпят в подпольном мире длинных стволов... Знаешь, этот мир очень быстро выдает своих, если они начинают слишком уж привлекать внимание уголовного розыска. Такие люди мешают нормальной жизни всех... Усредненность - в этом спасение преступника. Я постоянно напоминаю себе: усредняйся, усредняйся... Кого первым делом съедают в джунглях? Того, кто выпадает из ритма... Того, кто либо торопится, либо отстает, либо ведет себя слишком тихо, либо шумит излишне...

- Этот человек, Рутер, работал во Вьетнаме, - сказала Барбара.

- Тогда о чем говорить? Не о чем говорить, - сказал Рутер. И без перехода спросил: - А у тебя есть жена и дети, Бэзил?

- Есть, - сказал Бэзил. - Жена и сын. Жена... как бы сказать... больна. Очень больна. Она лечится в России, в специальном санатории. Сын теперь в Бангкоке, с тайской нянькой. Ему три года, и нам нужен переводчик. Из-за няньки он говорит только по-тайски. Беда, да и только.

- Звучит, как вести с Луны, - сказала, придя ему на помощь, Барбара. То есть подобные разговоры о родственниках в России тут, в этом месте...

Она подала официанту сигнал, чтобы тот принес счет.

- А какие заботы привели тебя в Сингапур, Рутер? - спросил Бэзил.

- Пока секрет.

- Перестань крутить, - посоветовала Барбара. - Тебя призвали писать репортажи, открывающие массовому читателю глаза на китайскую мафию, в частности, на "Бамбуковый сад", который тянет "масляные деньги" с таксистов, леди доступных достоинств, мусорщиков, держателей автоматов с напитками... Перед Бэзилом не стоит притворяться... Так ведь, Бэзил?

- Наверное, разузнавать про такое ужасно интересно, - предположил Бэзил.

- Держись подальше от таких знаний, - сказал Рутер, помотав головой. Местные, сингапурские, не решаются писать об этом, они здесь живут - семьи и все такое... Поэтому позвали филиппинца. Ну, это долгая история. Поговорим о моих репортажах после публикации.

- Скоро? - спросил Бэзил.

Рутер повернулся к Барбаре.

- Когда меня спустят с поводка, леди?

И тут Бэзил сообразил: разговорчивость филиппинца - от затянувшегося ожидания опасности. Такое случается, он знал это по себе. В особенности, если события, которые ждешь, неизвестно как обернутся и в отношении тебя лично.

- Не подумай, Бэзил, - сказала Барбара, - будто я ему начальница. Это сложная комбинация в прессе. Мне предстоит роль заводилы, а затем в потасовку ввяжется Рутер...

Она обращалась к Бэзилу, как девочка, преодолевшая робость.

Барбара не боялась быть откровенной с собой. Она попыталась представить, как варит ему утром кофе. Или у них в это время принято пить водку? Кто его родители? Наверное, в прошлом - комиссары Красной армии, разведчики или дипломаты. У них, кажется, раньше передавалось по наследству не имущество, а профессия. По крайней мере, у дипломатов, военных... И другие буквы в алфавите... Ей любопытно будет смотреть на экран его компьютера...

- Конечно, не начальница, хэ-хэ... Жирная кошка от журналистики, да ещё финансовой. Хотел бы я столько зарабатывать... Бэзил, им платят на уровне бухгалтера крупной компании!

Русский улыбнулся одними глазами.

Голубые глаза считаются страшными на Дальнем Востоке, они от дьявола. Когда отец Барбары, шотландец, искалеченный в японском лагере военнопленных, смотрел на маму, она закрывалась ладонями.

У отца сохли руки. Барбара кормила его и не боялась смотреть в расширенные от боли зрачки, обрамленные небесной лазурью. Иногда глаза становились мутными, гасли с похмелья. Мама не разрешала давать болеутоляющий опиум. Только ром. Болезнь, из-за которой сохли руки, жила в позвоночнике, то вызывая корежившие отца приступы боли, то отпуская, и тогда на него нападала болтливость. Его шотландская семья утонула вместе с торпедированным на Балтике пароходом. Пенсию переводил банк, и если день, когда приходило уведомление о переводе, не случался похмельным, отец рассказывал Барбаре о банковской журналистике в лондонской "Таймс", на которую он когда-то работал...

Банк для Барбары был местом, откуда отцу приносили извещения о деньгах. Газета была ворохом листов, под которыми он засыпал в кресле. Что такое банковская журналистика, оставалось загадкой. Как и предостережения, с которыми отец, впадая после рома в бредовое состояние, обращался к Барбаре: "Не будем плясать под иностранную волынку "Таймс"! Нет, не будем..."

Позже, когда после смерти отца мама сумела устроить Барбару на благотворительную стипендию в университет, ответ нашелся. "Таймс" называлась "иностранной волынкой" потому, что её финансовые колонки накануне войны диктовались из-за Ла-Манша домом французских Ротшильдов. Это была единственная лондонская газета, ратовавшая за то, чтобы британские капиталы оставались в азиатских колониях и после начала войны с Гитлером. Однако вполне сложившаяся к тому времени лондонская школа финансовых репортеров, людей, исполненных внутреннего достоинства и делового инстинкта, незыблемым правилом которых была "работа с натуры", то есть реальная информация, а не идеологическое или купленное угодничество, спасла британские компании от роковой ошибки в колониях.

Честь спасения британских средств в заморских территориях перед вторжением японцев принадлежит корреспондентам, работавшим в Азии. Они предостерегали от наращивания инвестиций, несмотря на то, что местные зазывалы сулили очень высокие проценты. Когда самурайское нашествие подкатило к Индии, стало очевидным, по чьей подсказке заманивались деньги на подлежавшие оккупации территории. До мобилизации во флот отец писал в "Файнэншл таймс" из Сингапура о необходимости "вывоза денег пока не поздно". Барбара видела его колонки в старых подшивках... Слава богу, сингапурская журналистика получила лучшее наследство в мире - лелеемую и оберегаемую независимость мнений в вопросах финансов и бизнеса. Министры выслушивают университетских профессоров и академических экспертов, но дружбу предпочитают водить с финансовыми репортерами, которые имеют собственный взгляд на все происходящее, нюх на все новое, презирают домыслы и, конечно, блестяще образованы.