Виктор Слипенчук - Зинзивер

Я тепло поблагодарил его, но никаких рецептов он не оставил. Сказал соседке, что надо начинать с рыбьего жира и манной каши и постепенно увеличивать рацион до нормальных пределов, вот и все рецепты.

Врач-старикашка больше так и не появился. Зато соседка приходила каждый день, точнее, каждый вечер. Она приносила кастрюлю манной каши и чайник кипятка, которым при мне заваривала чай в пол-литровой банке. Потом садилась на табуретку и рассказывала о новостях, потому что я уговорил ее не делать уборку и вообще не дотрагиваться до рукописей, разложенных на полу.

От нее я узнал, что шайку Двуносого вначале хотели отправить на лечение в ЛТП, а после путча безо всяких разговоров уволили с завода, и дело с концом.

- Но главное не это, - сообщила она шепотом. - Они теперь с раннего утра и до позднего вечера торгуют пивом возле проходной телевизионного. Обставятся ящиками и дерут с людей втридорога. И что самое странное - сами не пьют, их несколько раз забирали в милицию, а потом с извинениями отпускали. Двуносый хвастался, что против них нет никаких улик, они пиздесмены.

Соседка окунула лицо в ладони, не то от стыда, не то от смеха, потом совладала с собой, продолжила:

- Грозятся, что пустят завод по миру, отомстят начальникам за все их злодеяния... Теперь разъезжают на трехколесном мотороллере, сблатовали к себе слесаря-сантехника. Он у них заготовителем - в деревнях скупает по дешевке вяленую тараньку, а потом опять же втридорога они продают ее в "Свинячьей луже".

Она засмеялась и пояснила, что такое название они вывесили над своей торговой точкой.

- Недавно Двуносый козырял, что его приглашал к себе сам генеральный директор телевизионного завода и якобы пообещал бесплатно построить киоск, если они со своим пивом удалятся от проходной и поставят свою точку на площади Победы, как раз напротив областной администрации. Двуносый утверждает, что дал согласие, он навроде как заведующий "Свинячьей лужи".

Соседка опять засмеялась и нарочно для меня как литератора подивилась, мол, почему глупейшее название, а у рабочего класса пользуется повышенным одобрительным вниманием? С утра и до позднего вечера толпятся, гомонят довольные, что пьют они именно в "Свинячьей луже".

- Нас приучили к крайностям. Нельзя даже к добру гнать палкой. Это своего рода бунт против "палочного добра", так сказать, насильного счастья.

- Вишь, Митя, какой ты умный, а сам против чего бунтуешь? - весело уколола соседка, окинув красноречивым взглядом бросающийся в глаза беспорядок.

Бывали новости и не столь веселые: что в магазинах ничего нет, прилавки пусты, а чуть появится что-нибудь, так тут же и сметается подчистую.

- Откуда только деньги у людей, все дорожает, как на дрожжах. Уже поговаривают, что с Нового года будут отпущены цены: на молоко, хлеб и вообще на всё. Ровно на пятьсот дней отправят всю страну на больничный и под видом реформ устроят ей шоковую терапию, чтобы было все у нас как в Польше: товаров навалом, а денег - ни у кого...

Соседка побывала на рынке - там этих поляков и прибалтов "хоть пруд пруди", продают всякий дефицит: трикотаж, парфюмерию, обувь... и на каждой машине объявление - покупаю телевизоры, медь, бронзу в неограниченных количествах. И адрес указывается... уже распоряжаются, как у себя дома.

Она вздыхала, но тут же поднимала настроение тем, что такую большую страну, как наша, все же нельзя растащить за пятьсот дней.

Я привык к беседам с соседкой. Уже ее васильковое платье стало казаться мне не таким и простеньким. В общем, после разговоров с нею хотя и не легче делалось... но думалось уже не только о Розочке.

Когда я пошел на поправку, соседка принесла мне лишнее байковое одеяло, которым тут же занавесила окно.

- Пока по-настоящему дадут тепло, успеешь схватить воспаление легких, сказала она и неожиданно расплакалась.

Оказывается, уже дважды за квартал повышали предоплату за детсадик и ее ?Артура отчислили, потому что директриса их швейной мастерской отказалась перечислять дотационные деньги, а ее вовремя не предупредила.

- Она мстит мне, что при обсуждении устава - мы теперь будем акционерным обществом открытого типа - я настояла, чтобы учитывался стаж работы непосредственно в пошивочной, а она у нас всего третий год.

Соседка упала ко мне на кровать и разрыдалась. С первого дня, как только она пришла с кашей и чаем, я думал, как отблагодарить ее. В общем, мне представилась возможность помочь ей деньгами.

Вначале соседка отнекивалась, а потом взяла. Сказала, что ей за глаза хватит пятидесяти рублей. Я отсчитал триста, попросил отправить двести рублей моей маме на Алтай - пусть хоть сена купит для своих коз. Соседка пообещала отправить, даже адрес записала своей рукой, чтобы не напутать. И весь вечер была веселой и довольно-таки игривой, впрочем, каким бывал и я, когда внезапно удавалось разжиться деньгами.

- Ты, Митя, точно такой же простодыр, как и мой Гива. И деньги у тебя такие же замусоленные, словно из винного ларька.

Зачем она так сказала?! Я насторожился. Но она еще всякое говорила, смеялась и сравнивала меня со своим Гивой так, что даже было неприятно... Особенно остро резануло, когда сказала, что ее Гива - не настоящий муж и его никто и никогда не арестовывал. Просто он уехал к своей семье в Грузию, потому что она прогнала его.

И сама она по специальности не швея, а преподаватель английского языка, она даже побывала в Манчестере на стажировке, но потом из-за этого дурака Гивы пришлось переквалифицироваться.

Ее Манчестер прямо-таки добил меня, до того стало не по себе, что даже вздохнул с облегчением, когда она ушла. Она ушла, но еще долго оставался осадок, будто она покушалась на Розочку. В тот вечер из-за этого кашу не стал есть, попил немного чаю и лег спать. А на следующий день с утра нажарил себе гренок, чтобы, когда она принесет ужин, сослаться, что я уже поел.

Но вечером соседка не пришла. Мне сказали, что вместе с сыном она уехала в отпуск, в деревню к матери. И слава Богу, подумал я с облегчением и опять отдался мечтам о Розочке, словно ими мог если не вернуть ее, то хотя бы искупить свою вину, которую подспудно чувствовал перед нею.

ГЛАВА 20

- Эй, сюда! Скорее сюда! Тут человека какого-то затоптали!.. Какая жалость, такой молодой, такой перспективный... А какая посмертная маска?! Будто у Пушкина, или Наполеона, или у этого... из купринского "Гранатового браслета" - Г. С. Ж... ну да, господина Желткова... Эх, жить бы касатику, а вишь - не судьба...

- Ладно вам, расквохтались: судьба - не судьба... Да потеснитесь вы наконец, дайте-то горемыку вынуть из-под ног!

Это уже слесарь-сантехник откуда-то взялся, бесцеремонно перекинул меня через плечо...

Я приподнялся на кровати, резко тряхнул головой, чтобы сбить, замутнить видение, мне хотелось мечтать о чем-нибудь другом - куда там! Откуда ни возьмись, тройка "разведенцев" объявилась, двое с носилками, а Двуносый с ружьем, весь из себя деловой, отдает распоряжения, торопится, но наскакивает исключительно на молодых женщин - пардон, мадам!.. Пардон... При этом оглядывается и успевает подготовить своих сотоварищей, что все в ажуре, четвертым будет нести мои бренные останки их заготовитель, Тутатхамон.