Михаил Слонимский - Черныш

Была уже зима, когда однажды утром Черныш явился к Йорке Кащееву. Он пришел так рано, что застал Йорку дома.

- Вот и я, - сказал он: - Черныш. Узнали?

- Еще бы не узнать, - отвечал Йорка Кащеев и крепко пожал Чернышу руку.

- Вот и я, - повторил Черныш. - Выходит так, что живу я неправильно.

- Выходит так, - согласился Йорка Кащеев.

- Даешь денег, - отвечал Черныш. - Денег нет в деревню уехать!

И так как Йорка Кащеев медлил, он прибавил:

- Человека загонять нельзя. Человека выручать надо. Не пес все же! Даешь денег!

Йорка Кащеев, набирая по карманам денег, спрашивал:

- А дело-то ваше чем кончилось?

- Отсидел, - сказал Черныш. - Отсидел, представляешь ты себе, а потом выпустили.

И обиженно заморгал глазами. Помолчав, спросил:

- А со знакомцем моим как случилось?

- Отпустили, - отвечал Йорка. - Меня два раза допрашивали. На второй раз я все рассказал - его и выпустили. Паршивый человечишко.

- А девчонка? - спросил Черныш.

Йорка Кащеев сразу подтянулся: он уже опять давил фасон.

- А мы давно разошлись с ней.

- Так, - сказал Черныш. - А я в деревню еду. В деревне я - о-го-го! как работать начну! Город из деревни сделаю!

И неожиданно он пришел в восторг:

- Порядки там заведу, музыку поставлю. Представь ты себе живо эту картину! Силы у меня - о-го-го! - только знать надо мне, с чем бороться, куда силу девать!

Черныш ушел. Йорка шагал по комнате, заложив руки в карманы. Он думал о Лизе. В последний раз, когда он видел Лизу, на ней была синего ситца блузка, юбка - тоже синяя, а на ногах - старенькие желтые туфли, кожа на которых давно уже потрескалась.

XIV.

Пес успел забыть о диких романтических временах, когда он жил в полуразрушенном доме и питался падалью. Он уже привык к мирной сытой жизни и к обязанностям своим: рычать на каждого чужого человека, а особенно на тех, на кого велено рычать. После исчезновения Черныша Уточкин выгнал пса из дому. Несмотря на это пес не изменил своего поведения: он лег у ворот, скаля зубы на прохожих, - полагал, должно быть, что охраняет дом. Его покорность и приверженность родному дому умилили дворника, и он взял пса к себе. И запах дворника стал теперь псу родным запахом.

Человек в кавалерийской шинели и богатырке, с неизменным стэком в руке, вошел во двор.

Пес залаял на незнакомца. Это был не прежний голодный отчаянный лай, это был лай сытый, хозяйственный, благоразумный.

- А, дьявол! - удивился Черныш. - Не узнал?

И он огрел пса стэком. Пес взвизгнул и, отбежав на безопасное расстояние, снова обернулся к Чернышу и залаял.

- Не узнал, - сказал Черныш. - Ах, собака ты этакой! Не узнал!

Но пес, уже почуяв носом знакомое, полз к Чернышу, трусливо виляя задом.

- Узнаешь? - говорил Черныш. - То-то же. Я тебя, собака, в деревню с собой взять хочу. Ты мне вот что скажи, собака: как ты жил без меня? соскучился? Ведь ты и не представляешь себе, что я за тобой только сюда и пришел.

И вдруг сзади раздалось такое ржанье, какого не издаст и хороший рысак, - это засмеялся дворник. Ржанье прекратилось так же мгновенно, как и возникло, и сменилось добродушнейшим баритоном:

- Со псом беседуешь? Не человек же - пес.

И снова пошел по двору громовый грохот, отдаваясь в стенах домов и прогоняя все остальные шумы.

Черныш поглядел туда, откуда шел смех, - в открытый настежь рот дворника, - и тоже загоготал. Смеялся он не над беседой своей с псом, а над тем, как смешно смеется дворник. Он сгибался, бил себя по ляшкам и в восторге махал стэком по воздуху. Посмеявшись так, оба приумолкли.

- Идем, - сказал Черныш псу и пошел со двора.

Дворник отвечал спокойно:

- Останется.

И уверенная улыбка раздвинула его и без того широкое лицо и сузила голубые глаза.

Однакоже пес пошел за Чернышем. Дворник не тронулся с места, не свистнул даже.

В переулке, у ворот, пес остановился.

- Но! - сказал Черныш.

И пес двинулся дальше.

На углу, у набережной Екатерининского канала, пес снова остановился. Он визжал, прыгал вокруг Черныша, но родной мирный запах дворника звал его обратно.

- Ты это что? - удивился Черныш и понял вдруг. - Представляю себе какой ты стал! Нет, такой ты мне не годишься. Я и без тебя - о-го-го! - как сумею прожить!

И он быстро пошел по набережной, оставив пса. Пес вернулся домой, опустив хвост, и долго тыкался мордой в сапоги дворника, ища в них успокоения.

А Черныш шагал к Казанскому собору. В скверике перед собором он опустился на скамью. Бросил стэк рядом на снег и задумался, опустив голову на ладони рук и локтями опершись на колени. Даже пес теперь не хочет итти за ним!

Он думал: как бы это зажить ему дальше без суда и милиции?

Наконец, он разогнулся, встал со скамьи и вновь нагнулся, чтобы поднять стэк. Но стэка не было: уперли. Черныш оглядел все пространство вокруг скамьи. Он чуть не заплакал первый раз в жизни. Ему казалось, что у него украли все его прошлое.

Он еще раз оглядел мерзлую землю у скамьи. Надо было смириться перед фактом: стэк пропал!