Алексей Смирнов - Кузница милосердия

Два темперамента

Дружище уролог К. очень любил поутру раздразнить мою коллегу, нервную восточную женщину. Она была большая любительница поскандалить.

Только и раздавалось: "Сук-к-конки!... Параши!... Урыла бы!..."

- Вы знаете, - он прижимал руки к сердцу, оскаливал зубы и выпучивал глаза из-под колпака. - Есть такие маленькие собачки, пекинесы. Они до того злые! - он принимался дрожать всем своим длинным телом, вращать глазами и сдвигать кулаки. Темп нарастал. - Они такие злые, что дохнут от инфаркта!... У них от злости случается разрыв сердца!

Тут уролог, не в силах сдержаться, начинал восторженно повизгивать, топать ногами, мотать головой.

- Да, - кивала моя коллега, слегка приходя в себя и чуть-чуть довольная. - Я такая. Ав! Ав!... Я им покажу, паскудам.

Живые и мертвые

Латынь в медицине давно себя изжила. Знаете, как нас учили латинскому языку? Во-первых, решили ограничиться четырьмя падежами, да и те не понадобились.

Во-вторых, на каком-то этапе наплевали и на эти падежи, велели просто заучивать корни. Но не бездумно, конечно, с переводом. И, не заботясь об античных тонкостях, смело мешали их с греческими.

Сам я глубоко убежден, что международным медицинским языком должен быть русский. Мертвые наречия должны быть спрыснуты живой водой.

Уже спрыскиваются.

У нас одного спросили, на гинекологии:

- Чем, по вашему мнению, можно осмотреть полость матки?

Тот важно поправил очки:

- Ну, есть такой прибор: маткоскоп.

- Тогда уж давайте совсем по-русски, - уважительно подхватил гинеколог. - Маткогляд.

Неотложная лениниана

На станции скорой помощи жил маленький металлический Ленин. Очень удобный, старенький, потертый.

А у одной бригады сломалась в машине кулисная ручка, которой скорость переключают. Присмотрелись к Ленину повнимательнее, просверлили дыру, нарезали резьбу. Так что сделалось отлично: пальцы в глаза - и поехал.

Однажды эта бригада забрала на Сенной площади еще одного Ленина, уже живого. Он шел с конкурса двойников. На смотре-параде он обожрался до большевицкого плача, пошел и сломал себе ногу. Его загрузили в машину и повезли, понятно, в пьяную травму. А там таких желающих много; машина стоит, ждет. Двойник сидит и наблюдает, как водила Ленина щупает. Вдруг осознал:

- Как вы смеете! Это же Ильич!

На это ему возразили: наш Ильич, что хочу, то ему и сделаю.

- Ну, не глумитесь! Я его у вас куплю!

И купил, за пятьдесят рублей советских еще денег.

Тут и очередь подошла: Ленин захромал в приемный покой, прижимая к груди трофей. Но там, в приемном покое, давно ничему не удивлялись.

Пасторальные сцены

Давайте-ка еще про уролога К. Мне его отчаянно - не подумайте чего - не хватает.

Иногда мы курили не в клизменной, а в ванной, потому что клизменную занимали по назначению. Минуты фрустрации. Было дело, подхватил я под локоток симпатичную массажистку и повел ее в клизменную на перекур. И пастораль там какую-нибудь думал устроить. По-рыцарски распахнул дверь, сделал приглашающий жест. А там - клиент улегся, в откровенном своем зиянии. Прямо анфас.

Ванная была уголком понадежнее, но и потеснее. Сама ванна занимала слишком много места и, бывало, служила судном. Уролог прямо преображался, когда использовал ее по специальности.

И вот лирический эпизод. Присела массажистка в ванной на скамеечку, курит. И еще каких-то набилось, накрашенных. А уролог подсел к ней стремительной птицей, улыбнулся, завел руку за ее поясницу и ниже, немножко побыл там. Массажистка залилась краской. Уролог подмигнул компании и сказал:

- А я сейчас что-то сделал, а что - не скажу.

Хотя и так все знали, но каждый держал при себе. Потому что он делал это со всеми.

И ни разу не получил по морде.

Хотя нет, однажды получил: от меня, когда вздумал проделать это со мной. Сидим мы, смотрю - у него губа разбита.

- Это чего у тебя? - спрашиваю.

(А мы перед этим выпили сильно).

- Да это же ты меня, - улыбается уролог.

Вообразите - моментально забыл! Скор же я на расправу.

"Курение вредит вашему здоровью"

К сожалению, у меня нет коммерческой жилки, а то я мог бы сколотить состояние.

Например, в борьбе с табакокурением, никотинизмом и табакизмом (как правильно? я и то, и другое, и третье видел).

Потому что все эти пластыри, жвачки - ерунда. Иголки тоже не помогают. Однажды мне поставили очень хитрые иголки, в ухо, серебряные и золотые; сенсей по этим иголкам пощелкивал, шептал над ними, подкручивал, окуривал их полынью. Активизировал мне чакры, продул каналы, переженил Ини с Янами. А я взял и закурил! Нарочно. Дай, думаю, закурю.

И кодирование тоже не помогает. Если в тебя вселился со стороны оздоровительный бес, нужно его выкурить. И он без труда изгоняется.

Но мне случилось попробовать еще один, очень действенный способ. Не рассказывал? Ну, повторить не вредно. Минздрав постоянно предупреждает, а я не хуже минздрава.

Я учился на первом курсе. Заканчивал его через пень-колоду. Солнышко, апрель, все греются; я тоже пошел погреться на скамеечку. Прогулять что-нибудь. А на скамеечке уже сидел мой знакомый с четвертого курса; человек опытный и, конечно, казавшийся мне недосягаемым авторитетом. Уже доктор, считай - куда мне до него. Мы с ним познакомились, когда в порядке трудовой повинности строили почечный центр. Корчевали там один пень три недели.

Закуриваем.

У меня были сигареты-мальбро, они тогда после Олимпиады еще остались. Наши власти не рассчитали, погорячились и запаслись слишком основательно, так что хватило собственному населению.

Сидим, курим. И вдруг приближается к нам некий больной в мышином халате и неприглядной пижаме.

- Можно, - спрашивает, - сигаретку?

Я протягиваю пачку.

- Можно две?

Ну, я веду себя, как кондитер из фильма "Высокое звание". "Бери, мальчик, петушков, сколько душа просит. Хоть три!"

Смотрю, как больной лезет поганой лапой в пачку, ворочается там, шшупает себе чего понаваристее.

А после мой приятель равнодушным голосом замечает:

- Зря ты ему дал в пачку лезть рукой. Это больной с кожной кафедры. Я его курировал.

- Ясненько, - говорю.

Снялся с места и пошел в химический корпус, где наши курили под лестницей, осторожно сверкали оттуда не то сигаретами, не то глазами. Там я держал такую речь:

- Мужики, я курить бросил. Баста. Налетайте, разбирайте.

Как они кинулись! Пачку разодрали единым ударом прокуренного когтя. Хватали кто по две, кто по четыре штуки. Не друзья, а прямо апокалиптическая саранча.

Когда они сыто задымили, я продолжил выступление. Объяснил им, в чем штука.

Никакой театральной мелодрамы с эффектным концом не получилось, потому что не стал же я стоять-дожидаться, побежал.

Седые рецепты