Василий Брусянин - Дворянин Венчиков

— Ну, так это что же!.. Мы картошку с капусткой не кушали, а другим пробавлялись, — с ехидной улыбкой на губах произнёс Сергей Константинович и незаметно для Степана Ивановича подмигнул левым глазом Николаю Романовичу.

Тот улыбнулся сдержанной улыбкой и поправил в правом ухе вату, как бы давая тем понять спорщикам, что он не совсем хорошо слышит их препирательства и взаимные уколы самолюбия.

— А что, Николай Романыч, разве я не правду говорю?.. А?.. — обратился Венчиков к старичку.

Тот промолчал и поправил ватку в левом ухе.

Всё время Николай Романович держал себя так, как бы опасаясь чем-либо обидеть хозяина. Когда Сергей Константинович был резок в своих выражениях, он прятал голову в плечи и старался не смотреть на Степана Ивановича, а когда Степан Иванович отражал нападения Венчикова колкостями, он незаметно для Венчикова улыбался хозяину и, потупив глаза и робко всматриваясь в лицо Сергея Константиновича, молчал.

Николай Романович оказался большим любителем лошадей и всё время подбивал компанию пойти к конюшням, где выстаивались выхоленные кони Степана Ивановича. Я обратился к старичку с каким-то вопросом относительно лошадей и, к моему изумлению, услышал такую тираду:

— Были, батюшка мой, и у меня лошади… были… да что поделаешь!..

Мне показалось, что на его глаза навернулись слёзы, и я спросил:

— Что же, погибли?..

— Нет… А так… Точно вихрь какой налетел на моё благосостояние и всё поразметал — и лошадей, и усадьбу… и всё… Теперь вот приходится на старости лет у сестры жить…

Во время обмена этими короткими фразами со старичком мы подходили к обширному молотильному сараю, недавно побеленные кирпичные стены которого, отражая лучи яркого солнышка, заставили нас всех прищуриться.

— Эка, ведь, какой сараище-то сбрякал! — не удержался и, разведя руками, воскликнул Венчиков.

Степан Иванович самодовольно усмехнулся и, вынув из кармана пиджачка связку громадных ключей, отпер замок на широкой двери сарая.

Мы внимательно осмотрели молотилку, проводы и «топчак». Венчиков всё время тыкал тростью в колёса приводов, ощупывал ремни и говорил:

— Нечего сказать, обосновался, Степан Иваныч, колёса да машины завёл, а у нас тут простая рига стояла, и хлеб-то мы молотили цепами… да… цепами… Бывало, прикажешь с вечера старосте быть завтра поутру стольким-то холопам на молотьбе. Глянь — утром работа кипит.

Венчиков повёл насмешливым взглядом вокруг себя и, искоса взглянув в лицо Степана Ивановича, добавил:

— Вы вот всё с машинами возитесь, а мы — людей своих имели… своих собственных холопов… Н-да-с!..

— И мы людей имеем, Сергей Константинович, и мы имеем, — певучим голосом ответил ему Степан Иванович, и ироническая улыбка скользнула по его губам, — человек сорок имеем в услужении — и все у нас в повиновении, — добавил он.

Разговор на этом и прервался. Мы обошли молотильный сарай и в узкую дверь в другом конце его снова вышли на двор. Впереди всех шли Марья Романовна и Николай Романович, за ними следовали Лука Демьянович и любезный хозяин, а Венчиков отстал и, когда я с ним поравнялся, начал:

— Богатый купчишка-то. Денег — куры не клюют, опять же и сараи какие сбухал, а вот дом мой совсем испакостил… Видели, какая обстановка-то? Всё это грубо, неуклюже и неизящно…

После короткой паузы Венчиков развёл руками и, переменив тон, добавил:

— Вы знаете… Я, ведь, вам уже говорил, что раньше это моя была усадьба-то… А! Разве у меня такая была обстановка в доме и такой порядок?.. Мужик он, так мужик и есть. Сколько, верно, не наряжай его в немецкий пиджак, а всё из-под полы будет виднеться посконная рубаха… Денег у него много — единственная добродетель…

Он пристально посмотрел мне в глаза и, поощрённый моим вниманием, продолжал:

— Я бы на его месте, чёрт возьми, такую бы обстановку завёл да и кралечку-то прихватил бы, не чета его Серафиме Васильевне… Повара себе выписал бы из Москвы… А они что — жрут капусту с картошкой на постном масле и блаженствуют, а вместо вина-то пьют квас… Что это за жизнь?..

Боясь, как бы не прервалась интересная речь Венчикова, я старался всё время ему поддакивать и слушать его с большим вниманием.

— А попросите-ка вы у него денег взаймы — не даст, ни за что не даст, — продолжал он. — Сегодня утром приехал к нему и первым делом прошу взаймы двести рублей месяца на два или на три… Понимаете: месяца на три! Что это значит?.. Так нет же, — не дал, упёрся как упрямый осёл, и ни за что ты его не убедишь. Тем более, что и дело-то верное. Надо, видите ли, мне побывать в городе, немного стряхнуть эту деревенскую-то плесень, да и кстати дело есть — хочу заложить имение, а он, глупый, того не понимает, что, как только заложу, деньги получу и ему возвращу… Понимаете?.. Ну, да, думаю я, что его к вечеру-то уломаю… Нет, ведь, какая, понимаете ли, скотина?.. Разве в наше время так соседи жили? Помню я — мальчишкой ещё был — отец мой, чуть что денег надо, поедет к кому-нибудь из соседей и сейчас же достанет… Мы, дворяне, жили по другим правилам: деньги понадобятся — иди к соседу и занимай; люди понадобятся — опять же иди к соседу и непременно достанешь холопов на какую-нибудь срочную работу. Помню я, — лет семь мне тогда было, — не хватило у нас в дворне девок… Понимаете: девок не хватило!.. Сейчас это отец мой послание к соседу, вот к отцу покойного Александра Александровича Хвостова, и что же вы думаете? На другой день встаём, а около людской избы их штук шесть или семь и всё, знаете ли, кровь с молоком, красивые да здоровеннейшие…

Сергей Константинович цинично рассмеялся и чмокнул губами.

— Людей давали взаймы, не то что деньги, — минуту спустя, продолжал он. — А почему был такой порядок?.. Потому что мы умели жить по настоящему. Они, купчишки-то, деньги в банк возят, а мы их по лучшим магазинам Москвы и Петербурга разбрасывали… А почему так? А только потому, что они живут для банка да для сумы своей поганой, а мы жили для тела и души. Понимаете: для тела и души, и ни перед чем не останавливались… Захочет душа вина — пей! Захочет как-нибудь заморских консервов — ешь!.. Захочется и ещё чего-нибудь такого остального — готово и остальное…

Говоря, Венчиков размахивал руками и улыбался нехорошей улыбочкой. Я слушал его и, недоумевая, задавался вопросом: «Ужели это не сновидение? Ужели в Бугульминском уезде, Самарской губернии, ещё жив Сергей Константинович Венчиков, представитель прошлого?» Раньше я слышал нечто из жизни прошлого, о другом читал, а теперь слышу живую речь человека, который уверяет меня, что когда-то он жил всей этой минувшей жизнью. Я осмотрел бритое лицо Венчикова с седыми усами, осмотрел его коротко остриженные волосы на жирном затылке, осмотрел и его фуражку с красным околышем и невольно спросил: