Василий Брусянин - В стран озёр

— В этом портфеле оратор возит запас необходимых аргументов, — сострил над младофинским оратором студент.

Молодёжь громко засмеялась. С крыльца «Народного дома» послышался окрик:

— Тс… Тише…

Собрание уже открылось. Через небольшое крылечко я, идя за госпожой Реш и Генрихом, протискался в небольшой зал, с потемневшей лампой посредине потолка. От серо-грязных обоев на стенах веяло запустением. В зале, несмотря на приток свежего воздуха в раскрытые окна, было душно и жарко. Пахло потом, кожей обуви. Но духота, по-видимому, не стесняла собравшихся.

Солидные старики, загоревшие мужчины в возрасте 30–40 лет, юные «пойги», женщины и девушки сидели на длинных скамьях вперемежку как в кирке. Я подсчитал число собравшихся. Их оказалось: 56 женщин и 32 мужчины. Среди старших были и дети 5–6 лет, подростки и даже грудные дети на руках у матерей. Посетители собрания хранили молчание, и только в углу на руках какой-то женщины с раскрасневшимся лицом беспокойно ворочался и попискивал грудной ребёнок. На мать косились недовольные соседи, но она сидела спокойно и внимательно глядела в сторону оратора.

За большим столом у стены размещался президиум собрания; председатель, человек лет 40, в толстом пиджаке и в крахмальной сорочке. В конце стола спиной к публике сидел секретарь собрания, молодой крестьянин с гладко зачёсанными белыми волосами. За столом ближе к стене размещались степенные финны, члены местного комитета партии младофиннов.

Оратор, молодой человек лет 30, стоял рядом с председателем. Говорил он медленно и скучновато, с паузами, с неопределённым в голосе мычанием — «э-э-э»… и то поднимал глаза к потолку, то опускал их и точно искал взглядом в публике сочувствующих его речи. Это был специально разъездной оратор от партии младофиннов, учитель одной из Гельсингфорсских гимназий.

Вкратце мне перевели содержание его речи.

Развёртывая перед слушателями свою программу, оратор старался выяснить программы других партий и критиковал их. Восхваляя разумную и «реальную» политику младофиннов, он говорил, что если будущий сейм обогатится представителями младофиннов, то сейм никогда не распустят, потому что «мы, — как пояснял оратор, — сумеем удержаться в конституционных рамках и не раздражим правительства в Петербурге».

— Мы не забудем интересов бедных и трудящихся классов страны — рабочих, крестьян, торпарей… Мы позаботимся о нравственности народа. Мы введём торговлю и промышленность в русло процветания. Мы увеличим финансы страны, оберегая интересы трудящихся и не поколебав жизненных основ работодателей…

Отмежевавшись от партий старофиннов и называя представителей последних «людьми застоя и смерти», оратор, однако, отметил, что эти «люди смерти» всё же ближе к жизни, нежели «утописты-шведоманы», «невежественные» представители крестьянских союзов, которым надо ещё пройти школу, прежде чем заняться политикой, и «социалисты-рабочие, для которых „нет ничего в прошлом“, а мечтают они только о своём будущем».

— Рабочая партия называет себя социал-демократической… Это — правда, граждане, они — социалисты… Они — безумные люди… Благодаря их парламентскому поведению правительство распустило наш сейм. Они сердят правительство и подталкивают его на путь репрессий по отношению Финляндии. Конституционно настроенный сейм не распустят. В этом его право на существование… А наша рабочая партия подрывает основы сейма своими бреднями, прислушиваясь к голосам социалистов из России… А социалисты России превратились теперь в экспроприаторов, грабителей и воров. Почему же наша рабочая партия слушает их и идёт за ними?.. Финляндия никогда не терпела ни грабежей, ни экспроприаций. А наши социалисты толкают наш народ на эти преступления… Не голосуйте, граждане, за социалистов. Они сгубят Финляндию. Наши социалисты прикрывают в пределах страны социалистов и анархистов-экспроприаторов из России. Это недопустимо…

Оратор закончил свою речь горячим призывом граждан выбирать в сейм представителя партии младофиннов.

Но странно, его речь, горячая и страстная в конце, не произвела никакого впечатления на слушателей… им дорога та связь, которая неразрывна между ними, демократами страны, с представителями крестьянских союзов и с представителями рабочей партии. Оратор, по-видимому увлёкся и… неосторожно коснулся настроения низов, и его горячее слово обратилось в холодную риторику.

После перерыва в четверть часа оратором выступил представитель рабочей партии, молодой человек лет 25. Мне называли его фамилию и даже говорили о нём как о начинающем беллетристе и авторе напечатанных в рабочих газетах рассказов из рабочей и крестьянской жизни. К сожалению, мне не удалось с ним познакомиться: после окончания собрания он поспешно вскочил на свой велосипед и умчался на какое-то другое собрание, где его поджидали как очередного оратора.

Во время перерыва президиум собрания агитировал за сокращение продолжительности речей ораторов до 15 минут. Благодаря тому, что речь оратора от младофиннов тянулась два с половиною часа, и слушатели достаточно утомились, — предложение президиума прошло подавляющим числом голосов. Даже и голосования-то не было: гул голосов одобрил предложение, а секретарь собрания, младофинн, поспешно занёс голосование в протокол.

— Вот они, младофинны, всегда так, — заметил мне стоявший рядом со мною рабочий-финн, мой перевозчик, — затянут речь до двух-трёх часов, народ утомится и тогда уж и не слушает наших ораторов…

— Обструкция на голосовых связках, — сострила стоявшая впереди меня знакомая курсистка.

Рабочий-финн горько усмехнулся.

Представитель рабочей партии говорил горячо. Он начал свою речь тем тоном, каким закончил свою речь его предшественник. Очевидно молодой финский писатель наэлектризовался содержанием речи младофинна. Благодаря ограничению продолжительности речи до 15 минут, оратору от рабочих весьма кратко пришлось коснуться критики программ других партий. Свою речь оратор от рабочих свёл к тому, чтобы отпарировать нападки предшественника по слову на социалистов.

Звонок председателя прервал речь оратора. По комнате пронёсся гул голосов. По разочарованным лицам собравшихся можно было судить, что перерыв речи оратора рабочих не вплетал лишнего цветка в венок славы младофиннов. Учитель из Гельсингфорса отвечал рабочему и старался развлечь слушателей остротами по его адресу.

Но настроение упало, и собрание закрылось.

В день выборов с раннего утра даже и мною овладело какое-то беспокойство. Как будто и я принимал участие в выборах.