Павел Якушкин - Мужицкий год

Напѣлись дѣвки до сыта и разошлись по домамъ, а дома ужь обѣдъ собираютъ: накрыли столъ чистымъ настольникомъ, положили ложки, ковригу рѣшетнаго хлѣба, хоть и не чистаго, — этотъ годъ, пожалуй, до новины не дотянетъ, такъ еще съ зимы стали бабы печь изъ муки съ мякиною. Всѣ помолились на иконы и всей семьей сѣли за столъ. Старикъ накроилъ хлѣба, старуха поставила большую чашку варева на столъ; всѣ взяли по ломтю хлѣба, по ложкѣ и перекрестились. Хлѣбнули по ложкѣ, положили ложки на столъ и заѣли хлѣбомъ; потомъ спять взяли по ложкѣ варева, положатъ опять ложки, пока хлѣбъ ѣдятъ… и все такъ благочестиво, такъ истово…

— Не прибавить ли еще, родные? спрашиваетъ старуха-хозяйка, увидавши, что въ чашкѣ ужь варева не стало.

— Подлей! отвѣчаетъ хозяинъ.

Съѣли еще чашку, испили квасу-сыровцу, встали, вышли изъ за стола и всѣ опять стали Богу молиться — за обѣдъ Бога благодарить.

Что же такое они ѣли? Вѣдь нынче Благовѣщенье — праздникъ, разрѣшеніе не только вина и елея, да и на рыбу разрѣшеніе, стало быть, и рыбки было въ варевѣ? Нѣтъ, рыбки-то у нихъ не было — въ своемъ прудѣ рыба не водится, а хоть бы и водилась, такъ не про какого нибудь мужика, а про тѣхъ, кто побогаче мужика: отдали бы на откупъ рыбную ловлю въ прудѣ, а откупщикъ позволилъ бы развѣ взглянуть на рыбу, да и то еще если бы позволилъ, а то и взглянуть не даетъ — прогонитъ… Купить для праздника Господня рыбки? Купилъ бы… да купила-то — не хватило!.. Что же они ѣли? А вотъ что: сварила баба щей пустыхъ, да забѣлила ихъ коноплянымъ сокомъ: масла постнаго тоже не хватило…

На другой день всѣ мужики стали собираться къ работамъ, что лѣтомъ идутъ: кто сталъ соху ладить, кто борону справлять, кто сбрую чинить. Послѣ Благовѣщенья скоро за пахотьбу приниматься; не даромъ старики говорятъ, что о Благовѣщенье и на саняхъ недѣли или переѣздишь или не доѣздишь; а снѣгъ сойдетъ, земля оттаетъ, надо овесъ сѣять: вѣдь овесъ сѣять опаздывать нельзя; и пословица говоритъ: «овесъ сѣй хоть въ золу, да въ пору, а въ дождь сѣй рожь». Придетъ пора сѣять овесъ, тутъ ужь некогда ждать.

Вотъ и совсѣмъ весна наступила: земля отошла, мужики помолились Богу — засѣяли овесъ, и только стали землю подъ рожь пахать — а у котораго еще съ озими паръ поднимать, а тамъ опять за пашню подъ озимое, гулять некогда — надо еще засѣять гречиху; а въ петровки другая работа — сѣнокосъ подойдетъ! Бабамъ тоже свое дѣло: пеньку мять, овесъ полоть, капусту сажать, а которая и картошку посадитъ — тоже дѣла не оберешься!..

Рано утромъ ѣдетъ мужикъ въ поле, на своемъ загонѣ овесъ ломать; лошаденка у него нельзя сказать, чтобъ ужь очень на видъ-то хороша была, да за то лошадь, хоть и старая, да выносливая, а всего то за нее дадено восемь рублей — только!.. стало быть, и красоты отъ нее ждать большой нечего!.. Пріѣхалъ на свой загонъ, соху поставилъ какъ надо, снялъ шапку, помолился на востокъ Богу, и принялся пахать; пашетъ, а самъ пѣсню какую-то замурлычетъ, то галку кнутомъ стебнетъ — а галокъ за нимъ штукъ семь перелетываетъ: онъ палицей подниметъ землю, а съ землей выворотитъ съ сотню земляныхъ червей; такъ галки, какъ завидятъ, гдѣ мужикъ пашетъ, такъ за тѣмъ мужикомъ и перелетаваютъ!.. Пахалъ мужикъ, лошаденка у мужика, пріустала, да и самому пожевать захотѣлось. Выпрягъ онъ свою лошаденку изъ сохи, спуталъ ей переднія ноги и пустилъ на неподнятый еще паръ; а самъ вытащилъ изъ какой-то тряпки круто посоленый кусокъ хлѣба, перекрестился на востокъ, сѣлъ около сохи, съѣлъ свой кусокъ бережно; крошку хлѣбную ронять не годится: хлѣбъ даръ Божій! потомъ легъ, заснулъ немножко, а тамъ опять пахать! Выпахалъ мужикъ уже больше полъосминника, больше осьмой части сороковой десятины; теперь обѣдать пора. Выпрягъ опять онъ лошаденку, оставилъ соху на загонѣ, сѣлъ на нее верхомъ и трушкомъ поѣхалъ домой; а къ тому времени и баба съ работы вернулась, собрала обѣдъ; мужикъ пообѣдалъ, чѣмъ Богъ послалъ, отдохнулъ, и опять пахать до поздняго вечера.

Бабы, дѣвки тоже цѣлый день, съ ранняго утра до поздняго вечера, на работѣ; мальчишка лѣтъ 10, и тотъ помогаетъ отцу въ нотахъ его работахъ; мальчикъ десяти лѣтъ ужъ бороноволокъ: прицѣпятъ борону къ лошаденкѣ, посадятъ верхомъ, онъ и пашню заборонуетъ не хуже большаго мужика, и лошадь напоитъ, и въ ночное сгонитъ: тому тоже работа, положимъ, работа не большая, работа веселая, а все-таки работа: не будь мальчугана, пришлось бы самому большому справлять ребячье дѣло!.. и эту трудную работу принесла весна, которая:

Чего же обрадовался народъ этой красной веснѣ, которая выгнала поголовно весь народъ изъ дому въ поле? Почему наши прадѣды радовались веснѣ красной — я не скажу, а почему теперь народъ радуется ей — я понять не могу: труды, работа неустанная, безпрерывные труды, часто и въ праздники работа, которую и отложить нельзя — вотъ что значитъ весна въ степной полосѣ Россіи. И работаетъ мужикъ безропотно, не скучая работой даже: видно, сама работа его займамъ. И въ самомъ дѣлѣ, простой человѣкъ только и живетъ своей пашней, ее только одну и любитъ: что ему за дѣло, что какіе-то два короля воюютъ, что какого-то генерала смѣнили? Эти міровыя дѣла тогда только его интересуютъ, когда прямо его касаются; война съ нашимъ царемъ — наборъ будетъ, пожалуй, достанется идти работнику, пахать некому будетъ, нанять надо — надо отстаивать свою землю-кормилицу. Послушайте, о чемъ толкуютъ старики, сидя вечеркомъ по праздникамъ у какой-нибудь избы на завалинкѣ — все объ однихъ земляхъ, о погодѣ, о дождяхъ.

Работа нѣсколько унялась, не кончилась совсѣмъ — работы и въ вѣкъ не кончить всей, а только что унялась — теперь можно и къ сосѣду въ другой приходъ на праздникъ поѣхать. Престольный праздникъ у мужиковъ празднуется по возможности хорошо; на этотъ праздникъ по праздничному собираются всѣ родные и пріятели. Всякъ сходитъ въ церковь въ обѣднѣ, а время нѣтъ, то зайдетъ въ церковь Богу свѣчку поставить и выйдетъ изъ церкви, набожно перекрестясь, а у церкви сидятъ старцы съ чашечкой, въ рукѣ, и поютъ стихъ про Лазаря, Егорія, Ѳедора Тирона, да этихъ стиховъ много, а теперь поютъ и про вознесеніе Христово.

Пройдетъ мужикъ мимо старцевъ, подастъ христову милостыню и пойдетъ на ярмарку: кому надо что купить, кому что продать. У мужика къ этому времени пенька готова, а на ярмарку съѣзжаются изъ ближнихъ городовъ купцы, которые скупаютъ пеньку; другому надо лошадь купить, а иной горемыка послѣднюю коровенку тащитъ; деньги нужны: дома соли даже нѣтъ.

Но когда войдешь въ красный рядъ — тутъ уже все смотритъ празднично. По обѣимъ сторонамъ стоятъ палатки изъ холста; самыя ближнія заняты, разумѣется, барскимъ товаромъ: конфектами, чаемъ, помадой, духами работы Мусатова или Ралле, шампанскимъ домашняго приготовленія и всѣмъ, чего требуетъ изъ бакалеи какой-нибудь не очень прихотливый помѣщикъ или помѣщица. Въ другихъ также красный товаръ барскій:- ситцы, сукна, канифасы; впрочемъ, и крестьянскій товаръ здѣсь держатъ; а дальше пойдетъ ужь одинъ крестьянскій: въ однихъ дешевые пряники, которыхъ никакимъ зубомъ простому человѣку и не укусить, а которые есть и мягкіе, да ужь больно не прихотливы — на одномъ суслѣ замѣшаны. Здѣсь, кромѣ этихъ пряниковъ, найдете рожки, черносливъ, орѣхи разные: и простые каленые, и кедровые, найдете и подсолнечниковъ. А тамъ еще лавки съ краснымъ товаромъ, но съ товаромъ уже простымъ: платки росписные, кушаки, шапки, шляпы…