Николай Лейкин - Мамка-кормилица

— Все есть… — махнулъ рукой Колояровъ. — Принимайте, кто раньше меня пришелъ. Потомъ разскажу.

Кальтъ сдѣлалъ кивокъ сидѣвшей дамѣ съ подвязанной щекой и проговорилъ, указавъ на кабинетъ:

— Прошу, сударыня, пожаловать.

Принявъ даму и выпустивъ ее изъ кабинета черезъ другую дверь, выходящую въ прихожую, Кальтъ снова появился въ дверяхъ гостиной.

— Ну-съ, что у васъ такое приключилось, мой милѣйшій? — спросилъ онъ Колоярова, снова протягивая ему обѣ руки и, прибавивъ: „пойдемте въ кабинетъ“, ввелъ его къ себѣ.

Кабинетъ былъ зеленый сафьянный съ тяжелой рѣзной мебелью. На стѣнѣ двѣ картинки изъ античной жизни и прекрасная акварель дамы брюнетки, нѣсколько бронзовыхъ статуетокъ, англійскіе часы съ курантами на столѣ, заваленномъ книгами, два рѣзныхъ шкафа съ книгами, стеклянный шкафъ съ хирургическими инструментами, между которыми блестѣли двое акушерскихъ щипцовъ, десятичные вѣсы для взвѣшиванія больныхъ, акушерское кресло, большая отоманка, а посреди всего этого громадный письменный столъ.

Колояровъ и Кальтъ сѣли у письменнаго стола. Кальтъ раскрылъ передъ нимъ свой серебряный портсигаръ и предложилъ курить.

— Ужасное происшествіе, Федоръ Богданычъ, — началъ Колояровъ. — Происшествіе, выходящее изъ ряда вонъ.

— Кормилица сбѣжала? — задалъ вопросъ докторъ и улыбнулся.

— Не сбѣжала еще, но уходитъ. Больше трехъ дней не хочетъ оставаться. Она выходитъ замужъ за нашего швейцара. Мы уговаривали ее остаться, сулили деньги, но ничего не помогло. Не знаемъ, какъ теперь и быть. Жена въ отчаяніи. Обращаемся къ вамъ.

— Найдемъ другую кормилицу, сегодня-же найдемъ и предоставимъ вамъ, — сказалъ докторъ.

— Но вѣдь это должно повліять на здоровье нашего сына…

Колояровъ былъ удрученъ.

— Пустяки, — сказалъ докторъ. — Мы подгонимъ съ соотвѣтствующимъ ему молокомъ кормилицу. А вы вотъ выслушайте лучше, какую я вчера игру проигралъ въ клубѣ. Большой шлемъ, батенька, и безъ трехъ…

— Жена до того разстроилась, что даже сама захворала, — продолжалъ Колояровъ, не слушая его.

— А я давно ей брома не прописывалъ. Заѣду и пропишу. Но вы выслушайте… Пришла ко мнѣ карта — тузъ, король, дама, валетъ, тройка червей…

— Если-бы вы могли намъ, Федоръ Богданычъ сегодня или завтра предоставить мамку. За свою кормилицу мы дрожимъ каждый часъ. Поведеніе ея ужасно. Она бѣгаетъ на свиданіе.

— Сегодня вечеромъ у васъ можетъ быть кормилица. Ну-съ, въ прикупкѣ у меня король и дама пикъ. Тузъ съ восьмеркой были на рукахъ.

— Жена голову потеряла… Нервы расшатаны… — не унимался Колояровъ.

— Бромцу, бромцу двѣ баночки… Я заѣду. Образовалась изумительная игра. Не нашъ ходъ… Я объявилъ игру…

— Не можете-ли вы сегодня, Федоръ Богданычъ, пріѣхать къ намъ обѣдать?

— Отчего-же нѣтъ? Съ удовольствіемъ. Сегодня я никуда… Хотѣлъ ѣхать въ клубъ. Повинтимъ у васъ.

— Очень обяжете. Угощу васъ охотницкимъ блюдомъ… особеннымъ. Я заказалъ повару бѣлозерскіе снятки подъ легонькой бешемелью.

— Прекрасная вещь. Но выслушайте, какъ кончилась игра-то.

— Я слушаю, Федоръ Богданычъ… Только Федоръ Богданычъ, мы рѣшили просить васъ на этотъ разъ не выбирать намъ красивую мамку… Богъ съ ними, съ этими красивыми… Одни только грѣхи…

— Вы даже сами можете выбрать себѣ мамку. Поѣдемте сейчасъ со мной къ моей акушеркѣ… Тамъ цѣлый разсадникъ мамокъ… Я ихъ осмотрю, отберу подходящихъ, а вы выбирайте. Это недалеко. Имѣете на это время?

— Ахъ, Федоръ Богданычъ, хоть-бы и не имѣлъ, такъ для такого дѣла надо все бросить.

— Такъ ѣдемте сейчасъ. У меня лошадь давно готова. А игру я вамъ сейчасъ разскажу. Такую игру надо занести въ исторію. У васъ будетъ сегодня кто-нибудь къ обѣду?

Докторъ поднялся, взялъ шапку и позвонилъ.

— Дядя-генералъ хотѣлъ пріѣхать, — отвѣчалъ Колояровъ, тоже поднимаясь и направляясь вмѣстѣ съ докторомъ въ прихожую.

— Нѣтъ, я къ тому, что не особенно долюбливаю я съ дамами играть, — продолжалъ докторъ, одѣваясь въ прихожей. — Прошлый разъ ваша теща… Вѣдь она рѣжетъ вмѣсто того, чтобъ помогать.

— Я самъ не долюбливаю играть съ дамами, — отвѣчалъ Колояровъ, выскакивая на лѣстницу. — Я, вы, дядя-генералъ. За четвертымъ партнеромъ можно послѣ обѣда послать. Братъ жены.

— Ну, вотъ такъ лучше. А то съ дамами — извините. Вѣдь это называется — лапти плесть. Такъ вотъ игра-то… Не нашъ ходъ!.. Казалось, что всѣ пріемы у насъ… — повѣствовалъ докторъ, спускаясь съ лѣстницы.

— Мы, докторъ, при наймѣ кормилицы скупиться не будемъ, — перебилъ его Колояровъ. — Только-бы нашлась подходящая. Всѣ наряды нынѣшней мамки — ей. Нынѣшняя ничего не получитъ.

— И въ результатѣ — безъ трехъ, — закончилъ докторъ. — Каково вамъ это покажется? А на-дняхъ еще была игра…

Но тутъ доктору подали сани и пришлось садиться.

— Ахъ, у васъ тоже конь? — сказалъ докторъ, видя, что и къ Колоярову подъѣхалъ его кучеръ. — Ну-съ, тогда поѣзжайте сзади меня.

Они сѣли каждый въ свои сани и помчались къ акушеркѣ въ „пріютъ для кормилицъ“.

Пріютъ для кормилицъ акушерки Чертыхаевой помѣщался въ одной изъ улицъ, прилегающихъ къ Литейному проспекту, въ большомъ каменномъ домѣ съ вывѣской пріюта на подъѣздѣ. Чертыхаева, кромѣ того, имѣла двѣ комнаты для такъ называемыхъ „секретныхъ родильницъ“.

Выйдя у подъѣзда изъ саней, докторъ Кальтъ и Колояровъ поднялись по лѣстницѣ въ третій этажъ. Швейцаръ внизу далъ уже звонокъ въ квартиру и передъ ними, когда они поднялись, стояла уже открытая дверь, отворенная горничной.

— Скажите Софьѣ Петровнѣ, что пріѣхалъ я. Пусть поскорѣе выйдетъ. Я тороплюсь, — сказалъ докторъ, сбрасывая на руки горничной верхнее платье. — А этотъ господинъ со мной. У васъ есть сегодня мамки? — спросилъ онъ.

— Только четыре пришли, Федоръ Богданычъ, — отвѣчала горничная, вѣшая пальто доктора и принимая шубу Колоярова.

Она впустила ихъ въ гостиную. Гостиная была приличная. Въ бронзовой клѣткѣ сидѣлъ попугай. На стѣнахъ висѣли олеографіи, фотографіи и литографіи.

— Ужасно любитъ пудриться передъ посѣтителями — вотъ отчего я тороплю, — замѣтилъ Колоярову докторъ. — Кокетство одолѣло. Хорошая, исполнительная акушерка, но на лицо три тона краски накладываетъ. А вторая игра была у меня также въ высшей степени интересная, — опять началъ разсказывать докторъ. — Было это на прошлой недѣлѣ у Елатьевыхъ. Я у нихъ годовымъ… Сдаютъ, какъ вамъ это ни странно покажется, восемь пикъ, отъ короля. Развертываю — все черныя карты. Я даже поразился…

Но тутъ показалась акушерка Чертыхаева, дама среднихъ лѣтъ, брюнетка, худощавая и дѣйствительно накрашенная. Она была въ черномъ шелковомъ платьѣ, съ золотыми браслетами на рукахъ и съ часами у пояса, спущенными на большой золотой цѣпочкѣ отъ брошки, застегнутой у самаго горла.