Алексей Смирнов - Пограничная крепость

- Не смотрите, - буркнула Даша, берясь за пуговицы.

- Рады бы, - возразил Минус Второй, - только за вами глаз, да глаз нужен.

- А что вы с нами будете делать? - поинтересовался Будтов, вылезая из брюк. - Капельницы ставить?

- Это само собой разумеется, - ответил тот. - Капельницы - только начало. Мы вытравим из ваших организмов всю дрянь, до капли. Потом применим гипнотические суггестии в сочетании с внутривенным наркозом. Думаю, что эти меры отвратят вас от вашего пагубного пристрастия - на первое время. Потом мы постараемся изменить вашу внешность - как медицинскими способами, так и не вполне медицинскими... - Минус Второй замялся, подбирая слова. - В общем, кое-каким полезным фокусам обучен не только Аль-Кахаль. Конечно, это не решит проблемы, настоящие Радикалы рано или поздно выйдут на ваш след, но что касается их приспешников из простых смертных - этих можно обвести вокруг пальца. Так что, - он повернулся к Даше, которая прикрыла рукой продолговатую грудь, - ваша блямба будет убрана не из какого-то там милосердия... мы благотворительностью не занимаемся. Просто вы - важный свидетель, у которого не должно быть особых примет.

Даша Капюшонова плохо понимала происходящее; инстинктивно она обратилась к исконно русской медитации. Душа расползлась по просторам, привечая травинки с былинками; что до носителя, то с ним можно было делать, что угодно. Враждебная сила гвоздала пустоту, не находя себе точки приложения. В пустых глазах шумел невидимым морским прибоем денатурат. Пот, проступивший на лбу, издавал острый запах лаков и красок. Захария Фролыч, услышав фамилию "Аль-Кахаль", безразлично насторожился. Об Аль-Кахале говорил Топорище. Ах, да, это тот самый отмороженный хмырь с фотографии.

Что-то стукнуло, Будтов скосил глаза. Содержимое карманов высыпалось на пол, в том числе и пистолет. Снимки разлетелись по кафельному полу; один из них - как раз Аль-Кахаля - Минус Первый поймал ногой и сладострастно припечатал к плиткам. В кулаке его товарища, Минус Второго, запищало: труба. Минус Второй послушал и обратился к напарнику:

- Ребята нашли Будтова-старшего. Стоят возле дома, спрашивают, что делать дальше.

Минус Первый подумал и решил:

- Пусть зайдут, пусть никуда его не выпускают. Мало ли что. Пусть охраняют.

Тот кивнул и приказал в трубку:

- Оставляйте засаду. Старика беречь, как зеницу ока. Незнакомых, если будут вмешиваться, гасить. А если не будут - задерживать.

Труба бипнула, отключилась.

Покуда Консерваторы распоряжались и подбирали с пола всякое добро, сестры заканчивали пеленание. Захария Фролыч и Даша оказались намертво прикрученными к столам. Руки у них были неестественно вывернуты венами наружу. К головам прикрепили резиновые обручи с пазами, в которые теперь вставляли разноцветные электроды. От груди тянулись провода, по экранам бежали изумрудные волны.

Минус Первый рассеянно подошел к раковине, наклонил над ней бутылку с остатками "смирновской" и сосредоточенно выпятил губы. Послышалось убийственное бульканье; на мониторах каждый бульк сопровождался внеочередным сердечным сокращением: экстрасистолой.

Минус Второй остановился между столами, скрестил на груди руки и сочувственно посмотрел на обездвиженные тела.

- Потерпите еще немного, - он улыбнулся. - Скоро все пройдет. И вам тогда расскажут вещи, воспринять которые будет сложно даже трезвым, очищенным сознанием - не говоря уже о вашем нынешнем, поврежденном. Вы все поймете и осознаете, какая колоссальная ответственность возложена на вас от века. И мы искренне надеемся, что в наших персонах вы обретете своих верных и преданных слуг. Давайте! - скомандовал он сестрам.

Иглы впились в Дашу и Захарию Фролыча одновременно.

- Покедова, Фролыч! - крикнула Даша. - Полетели в космос!

Будтов хотел ей ответить, но не смог. Его парализовало. Вернее, не полностью: он мог при желании напрячь голосовые связки, однако именно желания и не было, поскольку Захария Фролыч был занят созерцанием куда более интересных и важных картин. Перед его глазами развернулись лепестки калейдоскопа, слагаясь в замысловатую мозаику. Секундой позже средневековый витраж осыпался, и Будтов увидел бесконечную витую лестницу Иакова, уходящую в небо. Не касаясь перил и ступеней, оставляя далеко позади опешившего и посрамленного Иакова, который все плелся, он полетел вверх и очутился в просторном туннеле, стены которого были выстланы малахитовой чешуей.

- Захария Фролыч! - проревел далекий голос, и он простонал в ответ что-то среднее между "да" и "нет".

- Захария Фролыч!! - констатировал голос с удовлетворением гориллы, нащупавшей вошь. - Вы больше не будете пить! Вы больше не станете отравлять свое тело и душу! Ваш мозг очищается от яда, ваши нервные клетки становятся чистыми и прозрачными!

Тут же последовал сильный удар в грудь, от которого Будтов немного задохнулся. По стенам туннеля поползли зеленые потеки; малахитовый цвет сменился салатным, но и этот постепенно смывался, высвобождая чистейший перламутр.

- Два! Три! - крикнул далекий голос, и белый рукав вторично опустился на слабые ребра Будтова. Захария Фролыч сумел заметить, что ударили его не кулаком, а всем предплечьем; туннель пронзился электрическими лучами.

- Захария Фролыч! - продолжал выкрикивать голос. - Вы станете нормальным человеком, полноценной личностью! Вы сможете рожать!..

Последнего Будтов сначала не понял, но тут же, хоть был под наркозом, смекнул, что слышит речи, обращенные не только к нему, но и к Даше, которой отпускалась аналогичная процедура.

- Захария Фролыч! - над ним склонилось лицо грозного чудовища.

- Я, - слабо ответил Будтов, и вышло: "э".

- Вы будете хорошо Спать! У вас будет нормальный Сон! Сон! Сон! Сон! Сон! Сон!

Захария Фролыч послушно заснул. Ему стало сниться, как он отбирает северокорейскую баллистическую ракету у лидера баскских сепаратистов и, обливаясь потом, заталкивает ее обратно в шахту. В последний момент скользкая бандура вывернулась из рук и полетела вниз, гулко ударяясь о стенки.

Глава 11

Сидя в номере-люкс гостиницы с не запомнившимся названием, Аль-Кахаль перевернул страницу и затянулся. Мундштук у него был длиннющий, на три сигареты сразу. Три и горели: "давидофф", "памир" и редкостная "севен хиллз" - маленькая, зато ядреная. Толстый, современного вида том в мягкой обложке назывался "Специфика Сна". Выходные данные не указывались, том публиковался по мере надобности, которая возникала нечасто, а типография находилась в таком месте, что гриф "ДСП" терял свой смысл. Попадание тома в руки несведущей особы было абсолютно исключено.

Аль-Кахаль, сколько мог, вытянул язык и сконцентрировал в фокусе разреза мощную дымовую струю. Раздвоенный кончик загибался кверху и еле заметно дрожал; а весь язык был похож на ржавый гвоздодер.