Иван Лажечников - Спасская лужайка

— Любишь ли ты еще меня? — спросил несчастный дрожащим голосом.

— Боже! Скажи ему, люблю ли я Леонса! — отвечала она и крепко прижалась к груди его.

Он трепетал, лихорадка струилась по его жилам.

— Милый друг! боишься ли ты смерти? — сказал он голосом исступления.

— Смерти? С тобою... Нет!

— До гроба — клятва наших сердец! Умрем вместе, когда мы не могли вместе жить!..

— Готова, мой друг!.. Навеки твоя!..

Чуть слышал он роковые навеки, чуть слышал, как она молилась в его объятиях... и имел еще силу оттолкнуть утлую ладью от берега, имел еще дух стать на один край ее... С этим движением челнок опрокинулся... легкий шорох... еще шорох... все утихло!.. Один гений преступления летал тогда над зыблющимся гробом несчастных любовников. Говорят, что он и поднесь на том же самом месте виден, в слезах молящим небо простить двум жертвам любви. На другой день нашли тела злополучных друзей, вместе плывущие над водами. Руки бедной Агаты оплелись вокруг Леонсова стана; черты лица на обоих выражали одну горесть и, казалось, упрекали людей в их жестокости. Лесок Спасской лужайки осенил их могилу. Дрожащие осины стонут и теперь над прахом их и напоминают бедному страннику о непостоянстве жизни, в которой судьба почти всегда ставит мрачный гроб подле цветущей розы и там, где мы надеялись улыбаться, велит проливать горькие слезы.

... хотя семь люстров сочла в жизни своей...— то есть тридцать пять лет; lustrum — в Древнем Риме искупительное жертвоприношение, происходившее через каждые пять лет. В более позднее время употреблялось в значении «пятилетие».

... в одном журнале...— здесь в значении «в одном дневнике».

...несколькими стаями Дианиной прислуги...— то есть несколькими собачьими сворами, так как в древнегреческой мифологии Диана считалась покровительницей охоты.