Вячеслав Софронов - Кучум (Книга 1)

Разошлись все по своим становищам с верой в победу. Варят в котлах мясо молодых жеребят. Пьют воины бузу и кумыс, дающие силу и храбрость. Поют воины песни у своих костров. Мужские песни поют. Верят в победу.

Едигир с Бек-Булатом не пошли от священного костра в лагерь. Догорает костер, постреливает угольками, подмигивают стоглазые головни. Молчат ханы. Глядят на огонь. Думают о своем.

-- Тебе утром лучше ехать в столицу,-- тихо говорит Едигир.

-- Отчего так,-- дернулся Бек-Булат в его сторону,--не доверяешь?

-- Если бы не доверял, то возле себя оставил,-- усмехается старший брат,-- в Кашлыке женщины, дети да пять десятков воинов. Рябой Hyp здесь нужен. Кого туда отправлять -- не знаю...

Помолчали чуть. Бек-Булат вздохнул и согласился:

-- Ладно, видимо, так и придется поступить. Ты старший. Да...

Слышны от костров в лагере песни. Поют воины о грозном Маре, что пошел в набег, а дома оставил жену с молодым табунщиком. Через пять лет пришел из набега, а в юрте сидят пять сыновей его и кричат: "Папа". Не ходи, грозный Map, в долгие набеги, не оставляй молодую жену в одиночестве...

-- Видишь,-- Едигир кивнул головой туда, где невидимые в темноте пели воины о грозном Маре,-- и они о том же. Надо кому-то и дома быть.

-- Все, решили,-- жестко отрезал Булат, все же обиженный участью охранника,-- поутру еду.

Едигир, чтобы как-то переменить разговор, поинтересовался у брата:

-- От Зайлы-Сузге вестей никаких не было?

Бек-Булат вздрогнул, будто кто плетью огрел, и его красивое, чуть удлиненное тенями лицо, помрачнело.

-- Нет... Не было...-- И через паузу.-- И... видно не будет уже.

-- Почему ты так говоришь, брат?

Булат поворошил палочкой в костре. Взвились искорки в небо. Затанцевали над ханами.

-- Сон мне был вчера...

-- И что за сон?-- Едигир удивился, что Булат, обычно и шаманам не всегда доверяющий, вдруг заговорил о сне своем.

-- Зайла-Сузге моя во сне приходила... Прощалась...-- Видно было, что он говорит с трудом, подыскивая каждое слово, и слезы душат его.

-- Просила прощения, что покинула городок без меня. Говорит, что пошла к брату, чтобы остановить его от нападения на наши земли. Только не послушал он ее, а закрыл в своем шатре... Вот...

Едигир сидел, удивленный той глубиной страданий, что отразилась на лице Булата. Он и не подозревал, что брат будет столь сильно переживать утрату Зайлы.

-- Успокойся, брат,-- положил он руку ему на плечо,-- вот разобьем завтра войско этого степного шакала, прогоним обратно и освободим Зайлу. Никуда она не денется. Все будет хорошо.

-- Не одолеть нам его,-- мрачно ответил Булат,-- не затем он пришел под самую столицу, чтобы обратно бежать. Они будут драться насмерть.

-- А мы? А наши воины разве не будут драться?

-- Будут, да не так,-- с горячей уверенностью возразил тот,-- или ты своих нукеров плохо знаешь? Они хороши в набеге: ударят, схватят и обратно, А где упорство нужно, когда раз за разом вставать с земли и снова на врага бросаться, -- то не для них. У нас даже борьба на кушаках как проходит? Бросил противника на землю и победил, А у сартов знаешь как дерутся? До тех пор, пока на ноги один встает -- все дерутся. Сколько сил есть.

-- Ну, я не знаю, как все, а я буду драться, пока на ногах стоять смогу,-- раздраженно ответил Едигир.

-- Да в тебе я не сомневаюсь, а все эти беки... ханы? Им, думаешь, охота сгинуть тут за твою славу? Нет. Ушло наше время...

-- Да о чем ты говоришь? Или ты струсил? Бек-Булат встал на ноги, пошевелил чуть плечом и, тяжело вздохнув, ответил брату, как малому дитю:

-- Эх, Едигир, Едигир... Пока ты по охотам скакал да за степняками гонялся, думаешь, я тут без дела сидел?

В то время к костру от лагеря кто-то подошел, и Бек-Булат тут же смолк, резко повернувшись, положил руку на кинжал.

-- Я это...-- прозвучал сиплый голос Рябого Нура.-- Не помешал?

-- Нет, нет. Не помешал,-- отозвался Едигир.-- Послушай, о чем брат мой говорит. Может, ты убедить его сумеешь.-- Hyp присел на корточки рядом и, подняв голову, перевел взгляд на Бек-Булата.

-- Так я о чем говорю,-- продолжал тот,-- у меня наушники были на каждом празднике, в каждом улусе, в каждом становище. Вначале они сообщали, что все беки довольны и нас с братом хвалят. Не поверил я им, Напоил как-то крепко. Тут они и разоткровенничались. Почитай, что ни один бек о нас доброго слова не говорит. Понимаешь? И про Соуз-хана я знал, что тот с бухарскими сартами снюхался. И про Сенбахту, и... он махнул рукой и замолчал.

-- Так что ж ты молчал?! Брат?! -- Едигир также вскочил на ноги.

-- А-а-а...-- махнул он рукой,-- ну, скажи я тебе. А ты бы? Резать их начал? Вешать? И что? Ночью придушили бы в собственном шатре. И все.

Едигир задохнулся, словно глотнул кипятку.

-- Так что же делать? -- обратился он скорее к Нуру, чем к Бек-Булату.

-- Раньше надо было думать, хан,-- ответил тог,-- а завтра драться будем, и сам все увидишь... Мужайся...

Рябой Hyp встал и пошел обратно в темноту. За ним захромал и Бек-Булат, оставив Едигира одного.

ИСКРЫ ТЯСЯЧИ САБЕЛЬ

И наступил день великой битвы между народом сибирским и степняками, на эту землю без приглашения явившимися.

Под знамена хана Едигира встали сотни Мара и храброю Ебалака. От князя Епанчи прибыли две сотни конников с длинными копьями. Пришли пешие нагайцы с луками, бьющими без промаха на сто шагов. Сверкали круглыми стальными щитами карагайцы, заросшие бородами до самых глаз. С реки Ишим последними объявились лучшие метатели дротиков низкорослые терсяки. Особняком держались приплывшие в своих, устланных шкурами диких зверей, лодочках вогулы с Конды и остяки с нижнего Иртыша, люди князя Демьяна. А главная сила ополчения сибирского расположилась вокруг Едигира, то храбрецы из рода Тайбуги, поклявшиеся умереть на поле боя, но не пустить степняков в свои улусы.

Сам Едигир расположился на склоне крутого холма, где еще вчера шаманы призывали богов одержать победу над чужеземцами. Он с радостью вглядывался в ряды своих воинов, пришедших по первому его зову, чтобы сложить головы во славу и величие его.

Сплошной гомон от людских голосов, звона ратных доспехов, лошадиного ржания стоял над местом их сбора. Никто не мог устоять на месте, и непрерывное движение огромной массы людей в цветных одеждах, стальных доспехах, с разными по форме щитами напоминало волнующееся под ветром поле цветов в пору сенокоса. Каждый желал показать свою удаль и, разогнав коня, проносился вскачь, подбрасывая вверх копье.

Едигиру казалось, что не на бой, а на большой туй-праздник собрались они из дальних селений и вскоре, навеселившись и натешившись вволю, лягут на землю, чтобы отдохнуть и поспать после гулянки. А потом медленно и с песнями, усталые, разъедутся по домам.

Он встряхнул головой, чтобы прогнать это наваждение, и с удивлением отметил, что внутри нет ни страха, ни тревоги перед битвой, а наоборот, все поет и просится наружу.