Сергей Солоух - Шизгара

И снова Мельнику стало смешно. Но при этом какое-то душевное движение произошло в нем, что-то забытое, нечаянное ощутил Емеля от сей столь непосредственно проявленной грачиковской вечной прямоты и бесхитростности, его холодные ехидные зрачки потеряли недобрый блеск, и Мельник, совсем по-братски приобняв Мишку, добродушно обнажил мелкие свои, невыставочные зубы и присовокупил товарищу в тон:

- Ты смотри, а впечатление, будто поет.

Ну, наконец-то, Коля Остен-Бакен добился желанного от Инги Зайонц, босоногое детство согрело сердца, улыбки на лицах поплыли в унисон, наступила та чудесная и такая, увы, краткая минута, когда Грач и Емеля. так ни словом и не обмолвившись о новой своей жизни, о событиях и переменах, простым воскрешением прошлого вернули близость. О, волшебный момент, когда прожитый год показался лишь кратким перебоем дыхания, паузой, а былые чувства неизменными. И это праздничное мимолетное мгновение, редкая, пожалуй, едва ли в будущем возможная оказия и нам (пока Лысый, поначалу нехотя, но все подробнее и подробнее излагает историю своего драматического бегства) чуточку отвлечься, вернуться в Южноснбирск, отступив на год-другой назад.

Оп. И вот мы вновь в глубине квартала в самом центре Южносибирска. Справа уже овеянное легендой футбольное поле, слева (сквер? садик?) круглая городская рощица (сирень, ранет, двадцать метров в диаметре, ныне сильно прореженная и монументом украшенная), и за ней, между ветвями, справа, слева и сверху видится бывшее здание тылового госпиталя, затем обкома партии, а затем уже надолго, наверное, навсегда, четырехэтажной Южносибирской номер один школы. Первое сентября, окна блистают, галстуки сияют, учитель физкультуры срывающимся от серьезности голосом кричит:

- Школа, равняйсь, смир-ррр-рна!

Кстати, прозвище у него Штык, а еще он в финскую линию Маннергейма в лоб брал, впрочем, не то, не о том... Итак:

- Товарищ директор, на торжественную линейку, посвященную... школа...

Да, да, построена, и вот справа, на правом рослом крыле, где по мудрым законам кириллицы за 10 "В" следует 10 "Г", во втором ряду стоят два юных молодца. Их лица демонстрируют нам разницу характеров, мы видим наивного педанта (еще не Лысого, но и не лохматого, с образцовыми висками фасона "молодежный"), а рядом хитроватый прищур и чуть подрагивающие от готовности к саркастическому комментарию губы (правильно, это Мельник, но соответствующий, имея в виду весовую категорию, куда меньше нынешнего образованному от его фамилии кулацкому прозвищу).

Сейчас мы подходим к очень важному моменту, сейчас мы, загнанные сюжетом в мрачноватый тупик, ради продолжения пути сделаем одно важное, но довольно обидное признание. Если до сего момента мы старательно (насколько позволяли нам обстоятельства) скрывали кое-какие мелочи из тех, что составляют психологическую подоплеку, а еще красивей - мотивацию, то сейчас мы наконец должны говорить откровенно. Что ж, Мишка Грачик. совершивший у нас на глазах пару героических и решительных поступков, в мыслях и побуждениях своих не был человеком вполне самостоятельным. То есть совершал он все наяву и в здравом уме, но не вполне по своей воле. Впрочем, по случаю изученная темная медицинская книга еще не дает автору право водить за нос доверчивого читателя. Чего там, будем проще, обыденней. Мишка Грачик, вот где неожиданно мы возвращаемся к корням, к истокам (к папе, например), от природы был несколько обделен фантазией и воображением. Лишенный своей, он, однако, с благодарностью принимал чужую.

Совершим еще один скачок во времени, откатимся еще лет на семь назад и километров на шестьдесят ниже по течению Томи, здесь среди скал и сибирского растительного многоцветия полюбуемся еще одной пионерской линейкой. Послушаем еще один, срывающийся от серьезности голос:

- Лагерь, смирр-ррр-на!

Да, мы очутились в пионерском лагере для детей и сотрудников Южносибирского горного института. И снова, правда, не справа среди шалопаев-семиклассников, а в примерной середине видим два знакомых, таких юных и свежих лица. Пионеры в матросках выстроены на фоне старинного колесного парохода, гордый бок которого еще украшает дореформенная надпись "Колпашево". Да, вот в этом пароходе (без трубы и колес), в бывшей каюте первого класса с окнами, обращенными к крапивным берегам реки Писанки, и познакомились сыновья декана электромеханического факультета и доцента кафедры подземного транспорта Миша и Саша. С той поры и появился у Мишки в жизни ориентир.

Веселый крепыш-здоровячок, в те времена и окрещенный Емелей, это именно он, подошел в первый же вечер к совершенно незнакомому, может быть, серьезностью, а может быть, доверчивостью глянувшемуся ему смуглому мальчугану и тихо сказал:

- Пойдем после обеда гальянов ловить. У нас в каюте окно не забито, значит, когда эти два козла (имелись в виду конопатые сыновья-близнецы преподавательницы начертательной геометрии Полины Афанасьевны Бизик) задрыхнут, вылезем через окно и фыр-рр...

Это "фыр-рр", безусловно, купило Мишку с потрохами. Дома, прямо скажем, с подобными увлекательными майн-ридовскими предложениями к нему за всю его краткую жизнь еще не обращался ни один человек. Да, до известного уже нам момента никто его не считал способным на настоящий мужской "фыр-рр".

Гальяны были наловлены, а кеды утоплены. Сезон прошел в неведомых доселе забавах и развлечениях. Лето закончилось, но на оптимистической ноте, ибо выяснилось,- Мельник-Емеля живет в двух шагах от Мишки Грачика, на той же самой улице Николая Островского, впрочем, все же на площади, в кою улица втекала, словно ручей в маленький пруд, на площади Пушкина (в некотором все-таки отдалении от Мишкиного дома-великана, поэтому и учится в сорок первой школе).

Рассказав все это, мы, безусловно, сэкономили для pure actions море бумаги. В самом деле, едва ли после всего есть нужда в пространных воспоминаниях, пояснениях, комментариях. Осенью Мельник пошел на плаванье, и через две недели в секцию записался Мишка. После восьмого Емеля сменил свою общеобразовательную школу на физматкласс первой, то же самое совершил и Мишка, правда, не совсем порвав с педколлективом, а перейдя из обыкновенного 8 "Б" в 9 "Г" с углубленным изучением физики, математики и (таково уж замысловатое, дарованное роно название) электротехники. Совершенно излишне. наверное, скучное перечисление - сидели они за одной партой, играли на уроках физкультуры в футбол и так далее и тому подобное.

Впрочем, если наскучил шаблон, то у автора имеется в запасе еще и (нетипичный) случай пусть и краткого, но первенства Мишки кое в чем. Все-таки это у него, у Мишки, был старший брат, хозяин трехмоторного ящика магнитофона "Тембр", и поэтому именно у него (у Мишки) в квартире номер девяносто девять на третьем этаже именно он (Мишка), и никто другой, пропустив коричневый кончик ломкой пленки "тип шесть" через лабиринт (череду) роликов и валиков, потряс Емелю откровением: