Александр Солженицын - Двести лет вместе (Часть 1 - В дореволюционной России)

Да ведь вся эпоха - неизбежно шла ко всеобщему обязательному обучению.

Основная задача Столыпина была - крестьянская земельная реформа, создание крепкого крестьянского землевладения. Его сподвижник в этой работе министр земледелия А. В. Кривошеин, тоже сторонник отмены черты оседлости, одновременно настаивал ограничить "права анонимных акционерных обществ" в скупке земли, ибо через то образовывались компании "крупного еврейского землевладения"; кроме того, "проникновение в деревню часто спекулятивного еврейского капитала затруднило бы успех землеустроительной реформы" (одновременно, боялся он, и рождая антисемитизм в сельских местностях Великороссии, где его никогда прежде не знали)59. Столыпин и Кривошеин не могли допустить, чтобы крестьяне оставались в безземельном нищенстве. - В 1906 и еврейским сельскохозяйственным колониям было запрещено приобретать казённые земельные участки, резервируемые отныне для крестьян60.

Известный экономист М. Бернацкий приводил такие предвоенные данные: евреев занято в сельском хозяйстве - 2,4%, в свободных профессиях - 4,7%, на частной службе - 11,5%, в торговле 31% (и евреи составляют 35% всего торгового класса России), в промышленности - 36%. Живёт же в сельской местности черты оседлости 18% евреев.61 Сопоставляя эту последнюю цифру с 2,4% - видим, что к этим годам земледельческий труд среди сельских евреев не вырос, тогда как по мнению Бернацкого, "русский интерес заключается в том, чтобы еврейский труд и еврейские средства находили себе наиболее производительное применение повсюду", всякие ограничения евреев это "колоссальн[ая] растрат[а] производительных сил страны". Он указывал, что, например, в 1912 Общество фабрикантов и заводчиков московского промышленного района ходатайствовало перед председателем Совета министров не стеснять евреев в их роли посредствующего звена с русскими центрами фабричного производства62.

Б. А. Каменка, председатель правления и директор-распорядитель Азово-Донского банка, перешёл на кредитование каменноугольной и металлургической отраслей, патронировал 11 крупных компаний в Донецком и Уральском районах63. - В промышленности участие евреев в акционерных компаниях не стеснялось, а "ограничения прав акционерных компаний владеть землёй вызвали бурю протеста всех финансовых промышленных кругов". И это кривошеинское ограничение было отменено64.

В. Шульгин прибег к образу: "Детской представлялась "русская мощь" в сравнении с отточенным напором еврейства. Русская сила напоминала разлив мирной реки: безкрайно дремлет сонная ширь; воды много. Боже мой сколько, но вся-то она стоячая. И эта же река, десятком вёрст ниже, суженная суровыми плотинами, превращена в стремительный поток; холодным кипятком врывается он в кружащиеся турбины"65.

А с экономически либеральной стороны слышим похожее: "Россия, столь бедная... представителями высшего квалифицированного труда... как будто стремится увеличить своё невежество и умственную отсталость от Запада". Недопущение евреев до рычагов производства - "сводится к намеренному неиспользованию... производительной силы"66.

Столыпин хорошо понимал, что это - растрата. Но слишком неравно развивались хозяйственные отрасли страны. И он уподоблял еврейские ограничения - покровительственной таможенной пошлине: они могут быть только временными, пока русские окрепнут в общественной жизни и экономике, вообще же они создают для русских развращающую оранжерейную атмосферу. Наконец (и после скольких десятилетий?) правительство начало приводить в исполнение тот подъём крестьянства, который означал бы истинное, по глубокому смыслу равноправное соотношение и сословий и народностей; тот подъём, который и устранил бы русскую боязнь перед евреем, и обязательно бы покончил с ограничениями евреев вообще.

Столыпин предполагал использовать еврейские капиталы для подъёма русского хозяйства: допустить их многочисленные акционерные общества, предприятия, концессии, эксплуатацию природных хозяйств России. При этом он понимал, что динамичные, мощные частные банки, в силу их небольшого числа и близких связей, часто предпочитали не соперничать, а сговариваться, - но рассчитывал уравновесить это "национализацией кредита": развитием функций Государственного Банка, созданием фонда помощи энергичным крестьянам, не могущим достать кредита иначе.

И ещё был иной государственный расчёт Столыпина: что равноправие евреев оторвёт по сути нереволюционную часть еврейства от революционных партий. (Среди других аргументов был и тот, что при повседневном обходе ограничительных правил на местах берётся много взяток и тем развращается государственный аппарат.)

Те российские евреи, кто смотрели на суть дела без ожесточения, - те видели, что, несмотря на продолжаемые ограничения, несмотря на всё более громкие (но и беспомощные) выпады против евреев в правой общественности, предвоенные годы были для евреев всё благоприятнее и необратимо вели к равноправию.

Всего через несколько лет, уже вышвырнутые в эмиграцию от великой революции, два выдающихся еврея размышляли о предреволюционной России.

Когда-то с трудом выбившийся из бедности через самообразование, лишь в 30 лет получивший аттестат зрелости экстерном, лишь в 35 окончивший университет, активный участник Освободительного движения и последовательный противник сионизма как призрачной идеи - Иосиф Менассиевич Бикерман в свои 55 лет написал: "Вопреки майским [1882] и другим правилам, вопреки черте оседлости и процентной норме, вопреки Кишинёву и Белостоку, я был и чувствовал себя свободным человеком, для которого открыта широкая возможность работать в самых разнообразных областях человеческой деятельности, который мог материально обогащаться и духовно расти, мог бороться за недостающее ему и копить силы для продолжения борьбы. Ограничения... под напором времени и нашим напором всё суживались, и во время войны широкая брешь была пробита в последней твердыне нашего бесправия. Пять или пятнадцать лет должно было бы ещё пройти, пока евреи добились бы полного равенства пред законом, мы могли ждать"67.

Человек совсем других убеждений и жизненного опыта, последовательный сионист, врач (одно время и приват-доцент женевского медицинского факультета), публицист и общественный деятель Даниил Самойлович Пасманик, ровесник Бикермана, в те же годы, из той же эмиграции писал: "При царском режиме евреям жилось куда лучше и, что бы там ни говорили, перед Великой войной материальное и духовное состояние русского еврейства было блестящее. Мы тогда были политически бесправными, но мы могли тогда развивать самую интенсивную деятельность в области национально-духовного строительства, а еврейская традиционная нищета прогрессивно исчезала"68. - "Экономически традиционная нищета нашей массы уменьшалась с каждым днём, уступая место зажиточности и материальной обеспеченности, несмотря даже на бессмысленные изгнания многих десятков тысяч евреев из прифронтовой полосы. Статистика оборота обществ взаимного кредита... лучше всего доказывала экономический прогресс русского еврейства в последнее десятилетие до переворота. То же самое и в культурном отношении. Несмотря на полицейский режим - царство абсолютной свободы в сравнении с нынешним режимом большевистской Чека - еврейские культурные учреждения всех родов и видов процветали. Жизнь била ключом: организации крепли, творчество развивалось и открывались широкие перспективы"69.