Михаил Салтыков-Щедрин - История одного города. Господа Головлевы. Сказки

Не только страна, но и град всякий, и даже всякая малая весь, — и та своих доблестью сияющих и от начальства поставленных Ахиллов имеет, и не иметь не может. Взгляни на первую лужу — и в ней найдешь гада, который иройством своим всех прочих гадов превосходит и затемняет. Взгляни на древо — и там усмотришь некоторый сук больший и против других крепчайший, а следственно, и доблестнейший. Взгляни, наконец, на собственную свою персону — и там прежде всего встретишь главу, а потом уже не оставишь без приметы брюхо, и прочие части. Что же, по-твоему, доблестнее: глава ли твоя, хотя и легкою начинкою начиненная, но и за всем тем горе устремляющаяся, или же стремящееся долу брюхо, на то только и пригодное, чтобы изготовлять… О, подлинно же легкодумное твое вольнодумство!

Таковы-то были мысли, которые побудили меня, смиренного городового архивариуса (получающего в месяц два рубля содержания, но и за всем тем славословящего), купно с троими моими предшественниками, неумытными устами воспеть хвалу славных оных Неронов, [23] Опять та же прискорбная ошибка. — Изд. кои не безбожием и лживою еллинскою мудростью, но твердостью и начальственным дерзновением преславный наш град Глупов преестественно украсили. Не имея дара стихослагательного, мы не решились прибегнуть к бряцанию и, положась на волю божию, стали излагать достойные деяния недостойным, но свойственным нам языком, избегая лишь подлых слов. Думаю, впрочем, что таковая дерзостная наша затея простится нам ввиду того особливого намерения, которое мы имели, приступая к ней.

Сие намерение — есть изобразить преемственно градоначальников, в город Глупов от российского правительства в разное время поставленных. Но, предпринимая столь важную материю, я, по крайней мере, не раз вопрошал себя: по силам ли будет мне сие бремя? Много видел я на своем веку поразительных сих подвижников, много видели таковых и мои предместники. Всего же числом двадцать два, [24] Стр. 30. …изобразить преемственно градоначальников… Всего же числом двадцать два… — «Опись градоначальникам» в ходе работы над «Историей» неоднажды правилась писателем и в рукописи и в корректурах. В результате двадцать один персонаж описи оказался обозначенным числом 22. Это дало повод к широким толкованиям «описи», так как начиная с первого русского царя Ивана Грозного до второй половины прошлого века Россией правили двадцать два царя. Некоторые исследователи видели в случайном совпадении особый смысл. следовавших непрерывно, в величественном порядке, один за другим, кроме семидневного пагубного безначалия, едва не повергшего весь град в запустение. Одни из них, подобно бурному пламени, пролетали из края в край, все очищая и обновляя; другие, напротив того, подобно ручью журчащему, орошали луга и пажити, а бурность и сокрушительность предоставляли в удел правителям канцелярии. Но все, как бурные, так и кроткие, оставили по себе благодарную память в сердцах сограждан, ибо все были градоначальники. Сие трогательное соответствие само по себе уже столь дивно, что немалое причиняет летописцу беспокойство. Не знаешь, что более славословить: власть ли, в меру дерзающую, или сей виноград, в меру благодарящий?

Но сие же самое соответствие, с другой стороны, служит и не малым, для летописателя, облегчением. Ибо в чем состоит собственно задача его? В том ли, чтобы критиковать или порицать? Нет, не в том. В том ли, чтобы рассуждать? — Нет, и не в этом. В чем же? — А в том, легкодумный вольнодумец, чтобы быть лишь изобразителем означенного соответствия, и об оном предать потомству в надлежащее назидание.

В сем виде взятая, задача делается доступною даже смиреннейшему из смиренных, потому что он изображает собой лишь скудельный сосуд, в котором замыкается разлитое повсюду в изобилии славословие. И чем тот сосуд скудельнее, тем краше и вкуснее покажется содержимая в нем сладкая славословная влага. А скудельный сосуд про себя скажет: вот и я на что-нибудь пригодился, хотя и получаю содержания два рубля медных в месяц!

Изложив таким манером нечто в свое извинение, не могу не присовокупить, что родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно лошадей побивается. Разница в том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас — благочестие, Рим заражало буйство, а нас — кротость, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас — начальники.

И еще скажу: летопись сию преемственно слагали четыре архивариуса: Мишка Тряпичкин, [25] Стр. 31. Мишка Тряпичкин — упоминаемый в «Ревизоре» Гоголя приятель Хлестакова. да Мишка Тряпичкин другой, да Митька Смирномордов, да я, смиренный Павлушка, Маслобойников сын. Причем единую имели опаску, дабы не попали наши тетрадки к г. Бартеневу и дабы не напечатал он их в своем «Архиве». [26] …дабы не попали наши тетрадки к г. Бартеневу и дабы не напечатал он их в своем «Архиве». — П. И. Бартенев (1829–1912), известный археограф, с 1863 года издавал историко-литературный журнал «Русский Архив», в котором было опубликовано много новых материалов по истории России, не равноценных по своей значимости. Первоначально Салтыков-Щедрин адресовал свои насмешки М. И. Семевскому, историку придворной жизни России XVIII века. А за тем богу слава и разглагольствию моему конец.

[27] О корени происхождения глуповцев (стр. 31). — По поводу этой главы Салтыков-Щедрин писал А. Н. Пыпину: в ней «поименовываются головотяпы, моржееды и другие племена в этом роде… Вы… должны быть знакомы с Далем и с Сахаровым. Обратитесь к ним и увидите, что это племена мною не выдуманные, но суть названия, присвоенные жителям городов Российской империи. Головотяпы — егорьевцы, гужееды — новогородцы и т. д. Если уж сам народ себя так честит, то тем более права имеет на это сатирик». Пародируя летописный рассказ (862) о призвании варягов на Русь, Салтыков-Щедрин ввел вместо названий древних племен прозвища, придуманные в народе жителям разных мест. Салтыков-Щедрин взял их из двухтомного собрания «Сказаний русского народа» (СПб., 1841, 1849) И. П. Сахарова. Оттуда же почерпнул он присловья и поговорки.

«Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, [28] Стр. 31. «Не хочу я, подобно Костомарову… ни, подобно Соловьеву… ни, подобно Пыпину…» — смысл иронических упоминаний имен известных историков середины прошлого века Н. И. Костомарова, С. М. Соловьева и А. Н. Пыпина заключается в том, что их воззрения и область интересов каждого очень разнились: Соловьев восхвалял великодержавную политику русских царей, Костомаров, напротив, интересовался эпохами стихийных народных движений, Пыпин был историком культуры (см.: Б. Эйхенбаум. О прозе. М., «Художественная литература», 1969, с. 465–466). растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав миру их славные дела и предобрый тот корень, от которого знаменитое сие древо произросло и ветвями своими всю землю покрыло». [29] Очевидно, летописец подражает здесь «Слову о полку Игореве»: «Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашеся мыслью по древу, серым вълком по земли, шизым орлом под облакы». И далее: «о, Бояне! соловию старого времени! Абы ты сии пълки ущекотал» и т. д. — Изд.