Дмитрий Сорокин - Виниловый теремок

-- Уй, как же с вами неинтересно... Невнимательные вы ребята, граждане медведи. Да, я представляю здесь Закон. Закон Кармы. Который подразумевает только одно -- соответствующее посмертное воздаяние за прижизненные поступки. Человек должен жить, радуясь Радуясь, а не убивая... Это понятно?

-- Ну, и что?

-- Только то, что моя забота -- чтобы это самое воздаяние наступило как можно скорее. -- В его руках непонятно откуда, с какой-то сверхъестественной скоростью возник автомат "Узи", из которого Володя немедленно открыл огонь. Четыре бандита не успели среагировать, и были убиты в течение двух секунд.

-- Чистоплюй, выходи! -- пропел Володя, вставляя в автомат новый магазин. -- Я припас для тебя волшебную сказку! Послушаешь -- упадешь!

Сзади хлопнул выстрел, Володя покачнулся.

-- Я для тебя тоже кой-чего припас, гнида, -- сказал Чистоплюй, входя в гараж с улицы.

-- Алло, Вождь?

-- Да.

-- Это Чистоплюй. Беда, Вождь. Этот лысый положил всю братву. Я его грохнул, но и он меня успел... Я кончаюсь... Срал я на тебя и твой гребанный рай...

0. Какие вещи вы говорите!

-- Полковник?

-- Да. Доктор, вы?

-- Я. У нас ЧП. У шестерых начались страшные конвульсии. Четверых, вроде, откачали. Двоих потеряли. Среди них мой коллега Чижевский и депутат Дербенев. Точнее, они-то как раз и ушли...

-- ... твою мать!!!

-- Среди пока живых ваш капитан.

-- Он что-нибудь говорит?

-- Говорит, но мало и почему-то по-немецки.

-- Доктор, умоляю, сделайте все возможное... Парень должен жить! Он наверняка что-то знает... Я мчусь к вам. Держите в курсе, если что.

-- Полковник?

-- Да, что?

-- Ваш капитан начал говорить по-русски.

-- Слава тебе, Господи! Что сказал?

-- Какое небо голубое.

-- И все?

-- Пока все.

-- Док, делайте все возможное!!! Я уже почти у вас. Больше никто не умер?

-- Нет, остальные пока стабильны.

17. Беззвездье

Новые обитатели гаража разительно отличались от своих погибших предшественников. Те были расслаблены и даже вальяжны, каждый же новый был плотным комком нервов. Вооруженным до зубов, надо заметить. И было их ощутимо больше. И никакого пива, травки, девок -- осадное положение.

Пасечника грубо втолкнули в кабинет. Один из охранников взял телефон, набрал номер.

-- Вождь? Таракан на проводе. Тут один из местных притопал, говорит, срочная информация. Убить на месте?

-- А, Пасечник... Нет, убивать пока не надо. Давай его сюда.

-- Ваша милость?

-- Здоров, Пасечник. Давай быстро: что там у тебя?

-- Вечером к вам собираются нагрянуть с обыском.

-- Ба! Как интересно... Ты ничего не путаешь? И кто же? Лысый вчера пал смертью храбрых.

-- Привратник.

-- Никита?! Ни хрена себе... Ему-то что от меня надо?! Денег я ему намедни дал... Ладно, все понял. Молодец, Пасечник. Продолжай в том же духе. Давай мне обратно Таракана.

-- Здесь Таракан.

-- Все слышал, что он сказал? Имей в виду: пока на заводе НИКОГО НЕ ТРОГАТЬ! Если этот ненормальный хочет подвигов, он их получит. Надо же и мне порезвиться. Пасечника отпускай, только так, чтобы из местных его никто не видел. Понял?

-- Понял.

-- Вот и молодец. Конец связи.

Никита решил выйти с завода в десять. И теперь шагал по саду взад-вперед с ружьем на плече, нетерпеливо ожидая самим же назначенного часа. В мозгу всплыла оброненная Директором при последней встрече фраза: "Забытый часовой... Надо же!". Стемнело сегодня рано, на затянутом тучами небе не проявилось ни одной звезды. Почему-то это сильно расстроило Никиту. "Как же я пойду "на дело" без путеводной звезды? Потом он спохватился: "Мою звезду на небе не увидишь! Она сидит дома, греет чай и слушает Бетховена. А так оно и лучше. Зато у меня есть своя, личная звезда... Моя Римма...". Он слонялся между чудовищных "садовых скульптур", изготовленных Ермолаем Михайловичем из чего ни попадя, и с нежностью думал о Римме, воображая себя рыцарем, готовым на любой подвиг ради Прекрасной Дамы.

Наконец, стало десять часов. Никита поправил ремень ружья и вышел на улицу.

18. Игольное ушко глазами верблюда

Никита шел по улицам Города с ружьем за спиной. Ему было так спокойно, как, наверное, в жизни еще не было. Никакие тревоги и сомнения не терзали его -- он шел защищать честь своей семьи. До самого седьмого района никто не попался ему навстречу. Уже в самой новостройке из-под арки было выкатилась на него ватага хмельных подростков, но, увидев оружие у человека, на неказистом лице которого метровыми буквами была написана отчаянная решимость, они предпочли не искушать судьбу.

Он шел, спокойно прикидывая, как дойдет до офиса-лаборатории Энрике, найдет стеллаж с дисками, возьмет нужный и уйдет. Да... Легко сказать! А как оно будет на самом деле? Задачка-то не самая простая... Это тебе не на проходной штаны протирать... -- Никита понял, что находится сейчас примерно в положении верблюда, которому под страхом смерти и последующего воплощения в виде козявки, необходимо пролезть через игольное ушко... Пусть даже и большой штопальной иглы. А ведь там еще может оказаться сам Энрике! Хотя, как раз на такой случай Никита и вооружился. Если Энрике попытается помешать ему -- отлично, тогда придется его убить. Даже малокалиберная пуля способна не многое, если попасть ей куда надо...

В каких-то двух кварталах от конечной цели экспедиции Никита вдруг увидел человек десять подвыпивших строителей, выходивших с очередной вечной стройплощадки. Несмотря на беззвездье и почти полную темноту, он... нет, не узнал, а увидел, внутренним каким-то зрением почувствовал, что это те самые, кто обижал его тогда, вечность назад у винного магазина. Они тоже узнали его: не то Зинаида, не то Антонида, крикнула вдруг:

-- О! Это ж чебурашка!

Этого оказалось достаточно. Нервы Никиты, сжатые в пульсирующую бусину где-то посреди тела, развернулись вдруг, как мгновенно разворачивается сжатая до предела пружина. Он сорвал винтовку с плеча, и принялся вколачивать в ненавистных гигантов пулю за пулей, приговаривая: "Ну что, нах мля, поняли, твари, кто тут мужчина?"

Опомнился он лишь тогда, когда все было кончено. На земле валялся десяток тел, некоторые еще стонали. Вдали тревожно завыла милицейская сирена. Ее выворачивающий наизнанку звук опасно приближался, и Никита поспешил убраться с места возмездия. "Ну, и зачем я это сделал? -недоумевал он, почти успокоившись. -- Дал волю чувствам, шум поднял... Как бы Энрике не спугнуть...". Примечательно, что Привратник не усомнился в правоте своего поступка. Внезапно он осознал, что весьма неплохо стреляет: за полминуты десяток людей... из мелкашки?! Откуда бы такое умение? И еще одна, совсем как бы не его мысль всплыла на миг в мозгу: "Какие проблемы? Ну, положил немного быдла, что с того? Осталось чисто грохнуть этого конкретного бугра, вот и вся заморочка...". Никита испугался самого себя. Вдали, тем временем, показалась лаборатория. Окна светились неземным каким-то неоновым светом. Никита на всякий случай снова взял винтовку в руки, зарядил.