Александр Амфитеатров - Дом свиданий

Леневская насторожилась.

– Вы, ради Бога, не пугайте меня страшными словами. Я женщина, форм ваших не знаю и боюсь. Что вы подразумеваете под вашим «полицейским дознанием»?

– Да вот, – покуда мы с вами тут беседуем, в эту самую минуту с вашей племянницы снимают допрос…

Леневская сострадательно вздохнула со спокойным видом.

– Бедная девочка! Воображаю, как она мучится и трепещет!.. Когда я была у нее вчера вечером, она просто зубом на зуб не попадала, – так дрожала от страха, стыда, волнения! «Что, тетя, со мной было? Что я наделала?..» Я битых три часа провела с ней – до поздней ночи… все успокаивала!

– А к вам поехать все-таки не согласилась?

Леневская снисходительно улыбнулась.

– Ни за что! Знаете: припадок утихает, но не совсем еще прошел… Сознание борется с обманом чувств. Она долго не хотела меня узнать, притворилась, что даже имени моего никогда раньше не слыхала, насилу вспомнила, кто я такая, и даже после того, как согласилась меня принять, как друга, потом еще раза три обзывала меня разными чужими именами… Ну я предпочла не настаивать. Баронесса предупредила меня, что ее не следует раздражать, когда она в таком состоянии. Ведь именно с того и начинаются ее припадки: кто-нибудь рассердит, и пошла писать. Если бы не эта глупая Анна Тихоновна, которая набросилась на нее поутру с выговором и воркотнёю, то, вероятно, не случилось бы вчерашнего скандала. А с другой стороны, надо и Анну извинить: старая нянька, на руках ее выносила, любит свою барышню без памяти… и вдруг барышня является неизвестно откуда ранним утром, дикая, дерзкая, как будто не совсем трезвая!..

– Да, вот это еще, Софья Игнатьевна: оно не выяснено и остается немножко непонятным…

– Что, генерал?

– Как ваши старушки не обеспокоились, когда госпожа Лусьева сбежала от баронессы из театра и пропала на целую ночь?

Леневская сделала удивленные глаза:

– Mon general! О чем же могли они беспокоиться? Маша сказала им, что едет ночевать к своей подруге, m-lle Каргович… Они в Петербурге учились вместе – одного выпуска по гимназии…

– А-га-га!

– Я знаю барышню: она премиленькая… восточное что-то в типе… Отец ее, говорят, ростовщик или кто-то еще хуже, но согласитесь: за грехи родителей нельзя же отвергать детей…

– Конечно, конечно… Значит, у Каргович она и ночевала?

– Ну да!.. Там тоже теперь страшный переполох, потому что только теперь узнали… Она с вечера была совсем нормальная, это, очевидно, уже к утру с ней началось. Затосковала, вскочила с постели ни свет ни заря и умчалась домой…

– Так-так.

– Ну и вот: влетела бурею, грозит, дерется, кричит, произносит слова, о которых даже не подозревали, что она такие знает!., бежит на улицу, в участок!.. Ну, вы знаете, что для людей старого века значит полиция!.. Страшнее землетрясения. Старухи мои совсем струсили, всякую память потеряли… Хорошо еще, что вспомнили о моем здесь существовании, и баронесса нашла меня в усадьбе… Иначе они, с перепуга, и впрямь домчались бы до Одессы!..

– А там бы их и цап! – засмеялся губернатор. – Потому что отправлена телеграмма о задержании. Да-да-да-да.

Смеялась и Леневская.

– А там бы их и цап! И на вашей душе был бы грех, потому что мои трусихи непременно умерли бы от страха!

– Скажите, пожалуйста: кто ее лечил в Петербурге?

Леневская подняла брови в недоумении.

– Хоть убейте, не вспомню… Надо справиться у баронессы: у нее от него медицинское свидетельство есть и рекомендации к южным врачам… Кнабенвурст?.. Газеншмидт?.. Нет! Потеряла фамилию: немец какой-то известный.

– Да-да-да-да! Престранная, однако, у нее форма помешательства! И откуда она все это знает и с такой обстоятельностью? Мне Матвей Ильич передал: в такой говорит последовательности и с такими подробностями… Просто, говорит, – хотя мы и мужчины, но, – извините уж, Софья Игнатьевна, – даже и нашему брату-грешнику кое-какие новости открыла… Как это – у нее? Где могла взять примеры? Леневская досадливо отмахнулась рукою.

– Милейших тетушек благодарить надо! Филантропки умнейшие!

– Боже мой! – пошутил губернатор, – не живем ли мы в последние времена? Софья Игнатьевна, королева филантропок, – и вдруг – против филантропии!

– Позвольте, позвольте, mon general… Я сама филантропка, но все в меру: я возмущаюсь экзальтацией… Я тоже охотно покровительствую всем этим… падшим, помогаю им, чем могу, когда они раскаиваются, но брать наказанных к себе в дом на попечение или прислугою, как делала покойная кузина Рюлина, но допускать их к общению с семьею, – нет! извините, Порфирий Сергеевич! для этого я не имею довольно гражданского мужества!.. У меня дочери! Их чувства чисты, их мысли невинны, а вот вам образец, какой разврат могут втихомолку влить подобные госпожи в ум девушки… Я, конечно, далека от того, чтобы приписывать этому все помешательство Маши, но не сомневаюсь, что, при других условиях, оно было бы менее… эротическое!..

– Кстати, – остановил ее губернатор, – вы не думаете посоветоваться о ней с здешними врачами? Ведь у нас два недурных психиатра… К Тигульскому больных привозят со всей России…

Леневская остро взглянула на генерала.

– По вашему тону, – сказала она, – я заключаю, что оно будет нелишним?

Губернатор пожал плечами.

– Да, пожалуй!.. – возразил он, – оправдательный документ в деле никогда не вредит.

Леневская отвечала:

– Консультации врачей, откровенно вам скажу, я очень не хотела бы. Во-первых, оба наши психиатра между собой на ножах, и когда один говорит: «белое», другой считает своим непременным долгом спорить: «нет, черное!» Они только перепугают мою бедную Машу и смутят баронессу… А затем: я отдаю справедливость их знаниям, но какой же авторитет могут они иметь после столичных знаменитостей? Машу светила лечили!.. Их можно запросить…

– Да-да-да-да!.. Вы скажите баронессе, чтобы она представила мне медицинское свидетельство, о котором вы говорили. Мы, может быть, действительно, запросим врача по телеграфу, – для несокрушимой прочности наших оплотов, знаете ли!.. А с здешними врачами все-таки посоветуйтесь: видите ли, оно нам важно, что – после факта и местные. Не надо ничем пренебрегать. Вам же, для общественного мнения, против сплетен полезно… Скандал это во всяком случае большой, и его в мешок не сразу спрячешь… Консультация, пожалуй что, – уж чересчур. Довольно, если пригласите Тигульского. Он, хотя великий дипломат и, говорят, охотник даже взяточки побирать, но – не пойман, не вор, а в своей специальности он маг и волшебник…

– Очень хорошо, – с радостью согласилась Леневская, – я сейчас же… А фамилию доктора, который лечил Машу в Петербурге, я вспомнила… то есть, вспомнила, что она у меня отмечена в записной книжке: баронесса так его расхвалила, что я на всякий случай… позвольте… позвольте… нет, то зубной эликсир!., нашла: вот… Карл Атанасович Либесворт, Невский, 666.