Надежда Тэффи - Том 4. Книга Июнь. О нежности

Сюжет запомнился плохо. Какие-то переселенцы в Америке. Костюмы начала прошлого века. Среди этих переселенцев жених и невеста. При посадке на корабль толпа их разъединяет. И вот потом они всю жизнь ищут друг друга. Иногда на какой-нибудь ферме он находит ее след. Ему говорят, что она здесь была и уехала вниз по реке. Иногда она слышит о том, что он проходил через эти места и справлялся о ней. И никогда и никак не могут они встретиться.

Показан на широкой реке маленький узкий островок. Две лодки должны на реке встретиться. В одной он, в другой она. Но маленький узкий островок – символ «не счастья» – разделил их, и они прошли мимо друг друга.

Идет их долгая унылая жизнь. И вот, наконец, встреча.

Она – старая старуха, служит сестрой милосердия в ночлежке. Приносят умирающего нищего старика. Это он, тот, кого всю жизнь она искала и кто искал ее. Он умирает, положив голову ей на колени, но он не узнал ее, и она не знает, что это он. «Не счастье» и в этот последний миг, который мог бы увенчать тоску и томление всей их жизни, и в этот миг не дало им друг друга увидеть.

И вот в то время, как развертывалась на экране эта история, вспомнились мне другие новеллы о «не счастье», не выдуманные, а созданные самой жизнью.

Вспомнились три. Но, наверное, я знаю еще и еще.

Расскажу эти три.

Н. А. не то что легкомысленная, а скорее беспокойная, дважды разведенная и ко времени, к которому относится новелла о ее «не счастье», уже безнадежно смирившаяся. Время действия – война, весна пятнадцатого года.

Муж Н. А. назначен по службе в Архангельск. Н. А. едет с ним. Унылый северный город, в эти дни превращенный в важную военно-морскую базу, жил напряженной, необычной жизнью.

В Двину вплывали огромные заморские корабли, выгружали снаряды, порох, аэропланы и оружие. По улицам расхаживали чужие матросы, смотрели на людей невиданными в тех краях черными глазами, говорили на неслыханных языках.

Русские военные суда уходили в море в неизвестные сроки в неизвестном направлении, и никто не знал, когда они вернутся и вернутся ли вообще.

День и час их отплытия были военной тайной. Направление и цель – тоже. Знало обо всем этом только высшее военное командование. Но, как всегда на свете бывает, кто-нибудь пробалтывался, начинали «ходить слухи», немецкие шпионы слухи эти ловили и высылали подводные лодки подстерегать добычу.

Легкомысленные моряки в письмах к родным часто пробалтывались об этих просочившихся военных планах. Чтобы хоть немножко, по мере сил, помешать этой опасной болтовне, в городе была введена строгая цензура писем. Военные власти обратились за помощью к женам официальных лиц, поручив им чтение отсылаемой из города корреспонденции. Таким образом, Н. А. получала каждый день пакеты писем, которые должна была прочесть. Места опасные в этих письмах вымарывались специальной краской, затем письмо снова запечатывали и отправляли по назначению. Если содержание письма было сплошь на запретные темы – письмо уничтожалось целиком.

– Было прямо удивительно, – рассказывала Н. А., – до чего наши моряки не сознавали той опасности, которой они подвергали самих же себя своей болтовней.

И вот как-то среди груды этих писем прочла Н. А. одно, адресованное какой-то даме, «ее превосходительству», в деревню, в одну из центральных губерний России. Подписано письмо было именем без фамилии.

Содержание его ничего недозволенного военной цензурой не заключало. Это было нечто вроде дневника, вроде исповеди, о настроениях очень тонких и сложных, о Владимире Соловьеве («Смысл любви»), впечатления от только что слышанных во время богослужения заповедях блаженства, о больных белых ночах. И все, что писал этот человек, было так изумительно, так непохоже на всю пошлую дребедень этого вороха тайных документов человеческих отношений и вместе с тем было так единственно близко Н. А., точно письмо это написал именно ей единственно близкий ей человек, ею выбранный, на всю жизнь один.

Она читала, и перечитывала, и чуть плакала. А в конце письма увидела свое имя. Автор письма упомянул вскользь, что где-то ему показали Н. А., и он даже хотел познакомиться. Упомянул вскользь потому, что это было связано с каким-то другим событием местной жизни, малоинтересным, но все же более значительным, чем возможная встреча с Н. А.

Письмо это, само по себе необычайно значительное, да еще вдобавок на фоне всей этой суетни, болтовни и непристойной брехни, пронзило душу Н. А. Словно судьба нарочно наказала ей:

– Вот смотри. Есть на свете человек, для тебя созданный, но ты никогда не узнаешь его.

Как же быть? Написать даме, которой адресовано это письмо? Спросить имя отправителя? Но вообще как-то неприятно было признаваться, что, хотя и по долгу, но читаешь чужие письма, а тут еще такое странное любопытство, совсем уже неприличное.

Пока она раздумывала, денщик, на обязанности которого лежала отправка просмотренных писем, заклеил и это и отнес вместе с другими на почту.

Имя и адрес дамы Н. А. забыла. Путей к человеку, которого она полюбила, не было. Она никогда не нашла его. Но никогда не полюбила другого.

Вторую новеллу мне рассказали так:

– Это было давно. Мне было тогда двадцать лет.

Ночь. Море. Гроза. Переход из Астрахани в Баку. Всех понемногу укачало. На палубе осталась я одна. Стою на самом носу, уцепилась за поручни. Нос поднимается все выше, выше и вдруг сразу ухает вниз. Волна обдает меня с головы до ног. И страшно, и дико, и весело. Кричать хочется от восторга и ужаса.

Вдруг голос рядом:

– Держитесь крепче! Волна вас собьет. Давайте руку!

И вот около меня неизвестный человек. Лицо его едва могу различить. Он берет мою руку и начинается что-то совсем странное, то, чего не бывает. Мы говорим жадно, спешно, точно давно знаем друг друга и только не было времени, чтобы сказать все. Мы не говорим своих имен и не спрашиваем их; это не важно и не нужно. Мы вне жизни. Мы не на земле. Мы в двух стихиях – над нами рвет тучи небесный огонь, и мчит нас море. И, кроме нас, на свете никого.

– Вы знаете, – говорит он, – я ведь жених. Завтра моя свадьба.

– И я невеста, – отвечала она. – Я выйду замуж в сентябре.

– Пустяки! – кричит он, перекрикивая ветер. – Вон как море венчает нас.

И волны мотают их из стороны в сторону, бросают друг к другу и заливают с головы до ног.

– Как мы счастливы! Если бы всегда так!

– У вас так никогда не было?

– Ни-ко-гда.

– Я так и знал. Никогда и не будет.

И кто-то в клеенчатом капюшоне – должно быть, помощник капитана – подошел к ним и посоветовал сойти вниз.

– Здесь небезопасно.

Они, шатаясь и держась друг за друга, спустились по трапу, и там, у дверей ее каюты, он протянул ей записную книжку.