Надежда Тэффи - Том 4. Книга Июнь. О нежности

– А как же башо? – вдруг вспоминала бестактная Лена.

– Башо? Башо! Башо…

– Ну что ж, мы ведь делаем все, что можем, – разумно успокаивала подруг деловитая Женя Мурыгина. – Мы учимся. Не наша вина, если мы провалимся.

– Ах, только бы всем вместе! – мечтала Лена – компанейская душа.

– Чего нам проваливаться. Костя Рюхин выдержал, уж такой кретин.

– Пустяки.

Варя бежала за конфетами.

– Откуда столько? – радостно визжали подруги.

– Старухе вздыхатели привозят. Она не ест, чтобы не потолстеть.

– А вот уж я не боюсь потолстеть, – заявляла пухлая Ира. – Я такая нервная, что достаточно мне один вечер кое о чем подумать, чтобы я сразу пять кило потеряла. Честное слово!

– Знаю, знаю, о чем подумать, – запела Лена.

– И я знаю, – закричала Варя. – О Борисе! Ведь правда, о Борисе?

– Ничего подобного, ничего подобного, – краснея и смеясь, защищалась Ира.

Они все были дружно влюблены в Бориса, «адски» интересного молодого человека, будущего великого артиста. Он уже два раза выступал в пьесе «Орленок». Роль была довольно ответственная – он рычал за сценой, изображая стоны умирающих. Оклад был не очень большой – около семи франков за вечер. Но ведь никто и не начинает с шаляпинских гонораров. Все-таки это шикарно – играть на французской сцене. Сколько завистников!

– Неужели он так хорошо знает французский язык?

– И неужели дирекция не замечает его акцента?

Пусть злятся. Перед Борисом открыта дорога к славе.

Он даже раз изображал в фильме какую-то толпу студентов. Все друзья побежали в синема смотреть. Но проклятый режиссер почему-то вырезал весь кусок, где был снят Борис. Ужасно глупо. Никогда они не поймут, что именно притягивает публику. Идиоты.

– Сегодня у нас обедает какой-то новый тип, – сказала как-то Варя подругам. – Должно быть, интересный, потому что старуха волнуется с утра. Звонила к Прюнье, чтобы прислали буйябез, и сама покатила выбирать закуски.

– А кто же он такой – артист? – спросила Женя Мурыгина.

– Нет, какой-то очень умный господин. Какой-то Рыбаков.

– Рыбаков? – воскликнула Лена. – Если Рыбаков, то я как будто о нем слышала, папа говорил. Очень умный, начитанный, страшный оратор. Он, кажется, масон и все такое.

– Масон? – заинтересовалась Женя Мурыгина.

– А что же они делают, масоны?

– Ну, это трудно тебе так сразу объяснить. Масоны – это такая духовная организация, вольные каменщики. Страшно интересно. Только они не имеют права никому ничего рассказать.

– Да разве ты не помнишь, у Льва Толстого, Пьер стал масоном, – вставила Варя. – Он еще из-за этого подарил Наташе Ростовой перчатки. Помнишь? У них такой закон, что, когда постригся в масоны, то сейчас же обязан купить перчатки той даме, в которую он влюблен.

– Неужели перчатки? – вдруг заинтересовалась пухлая Ира. – И хорошие перчатки?

– Наверное дрянь, – решила Варя. – Разве мужчины понимают что-нибудь в перчатках.

– А больше ничего не дарят? – допытывалась Ира. – Чулки не дарят?

– Ха-ха-ха, – покатилась Лена. – Нет ли такого сообщества, которое дарит лифчики. У меня всегда лифчики лопаются.

– Господи! – ахала Ира. – До чего мне хочется повидать настоящего масона!

– Ну, еще бы, – согласилась Варя. – Это всем интересно. Знаешь, у них есть особый знак, по которому они друг друга узнают: вот он с кем-нибудь знакомится, сейчас и сделает знак, и ждет, чтобы тот ответил.

– А какой же это знак?

– Этого никто не знает. Это известно только посвященным.

– Ну, а если ему ответят, тогда что?

– Ну, тогда он сейчас же без стеснения начнет говорить обо всяких тайнах.

– Господи! – вопила пухлая Ира. – Если бы только как-нибудь узнать этот знак. А ведь можно будет его обмануть: следить за всем, что он сделает, и сейчас же делать то же самое. Например, вдруг он тряхнет как-нибудь особенно головой. Понимаешь? И я ему в ответ сейчас же тряхну. Он как-нибудь притопнет – и я притопну. Он присвистнет – и я присвистну. Очень просто.

– Ну, это трудно, – сказала Женя Мурыгина. – Он еще подумает, что ты его передразниваешь.

– Какая ты смешная! Ведь масонский знак должен быть какой-нибудь особенный, чтобы его посвященный человек мог заметить.

– Говорят, они как-то особенно жмут руку, – сказала Лена.

– Мне бы только познакомиться, – томилась Ира, – я бы уж все разузнала. А что, он интересный на вид?

– Папа говорил, что пожилой, бородатый.

– Бородатый? – разочарованно протянула Ира и тут же прибавила решительно: – Все равно, пусть. Лишь бы масон.

– Слушай, – надумала Варя, – оставайся обедать. Вот и познакомишься.

– А как же дома, будут беспокоиться.

– Мы позвоним по телефону. Понимаешь? Экзамен, мол, на носу, некогда дома сидеть.

– Ангел! Бог! – взревела от восторга пухлая Ира.

– Все оставайтесь, – разошлась хозяйка.

Визг, писк, восторг, негритянские танцы.

К самому обеду приехала «старуха». Старуха была молодая, очень красивая и элегантная дама, до того занятая своими сложными делами, что, кажется, даже не вполне понимала, что ей толкует дочь о своих подругах.

– Да, да! – ответила она. – Пусти меня скорей переодеваться.

Звонок. Приехал масон.

Девчонки сбились в кучу, как стадо овец в буран.

– Хи-хи! – слышалось сдавленное, испуганное и нервное.

Шепот:

– Наблюдай за знаком.

– Иру посадить рядом.

– Хи-хи! Ну, идемте.

Масон оказался плотный, красный, пожилой, но без бороды.

– Значит, побрился! – шепнула Лена. – Это он, только побрился.

– Иру вперед.

Масон между тем очень галантно целовал ручку хозяйке и рассыпался в комплиментах.

Повернувшись к столу, он вдруг увидел четыре пылающих лица и восемь испуганно-счастливых глаз, вперившихся в него, увидел и всплеснул руками:

– Какой цветник юности! – воскликнул он. – Какая прелесть! Это все ваши? – спросил он хозяйку.

– Что за вздор, – обиделась та под веселый визг девчонок.

Пухлая Ира, подталкиваемая подругами, села рядом с гостем.

– Это моя подруга. Она хочет непременно сидеть рядом с вами, – рекомендовала ее Варя и прибавила: – Она очень серьезная и мистическая.

После этих слов Лена не удержалась и совсем некстати взвизгнула.

– Прелесть, прелесть! – повторял масон, разглядывая Иру самым бесцеремонным образом.

Подруги напряженно наблюдали, ожидая знаков. Но масон отвернулся и стал усиленно ухаживать за хозяйкой, только изредка бросая вполголоса несколько слов своей пухлой соседке. Но с той делалось прямо что-то неладное. Она тоже отвечала ему вполголоса и была, казалось, ужасно чем-то смущена: краснела пятнами, виновато улыбалась дрожащими губами, изредка нервно смеялась, проливала вино на скатерть, тыкала вилкой мимо тарелки и один раз даже как-то испуганно пискнула.