Зинаида Гиппиус - Том 3. Алый меч

Не бледный халкидон – заветный камень мой,
Но гиацинт-огонь мне дан в удел земной.

Ноябрь, твое чело венчает яркий снег…
Две тайны двух цветов заплетены в мой век,

Два верных спутника мне жизнью суждены:
Холодный снег, сиянье белизны, –

И алый гиацинт, – его огонь и кровь.
Приемлю жребий мой: победность и любовь.

Сошлись чертовки на перекрестке,
На перекрестке трех дорог.
Сошлись к полнбчи, и месяц жесткий
Висел вверху, кривя свой рог.

Ну, как добыча? Сюда, сестрицы!
Мешки тугие, – вот прорвет!
С единой бровью и с ликом птицы, –
Выходит старшая вперед.

И запищала, заговорила,
Разинув клюв и супя бровь:
«Да что ж, неплохо! Ведь я стащила
У двух любовников – любовь.

Сидят, целуясь… А я, украдкой,
Как подкачусь, да сразу – хвать!
Небось, друг друга теперь не сладко
Им обнимать да целовать!

А вы, сестрица?» – «Я знаю меру,
Мне лишь была б полна сума.
Я у пророка украла веру, –
И он тотчас сошел с ума.

Он этой верой махал, как флагом,
Кричал, кричал… Постой же, друг!
К нему подкралась я тихим шагом –
Да флаг и вышибла из рук!»

Хохочет третья: «Вот это средство!
И мой денечек не был плох:
Я у ребенка украла детство,
Он сразу сник. Потом издох».

Смеясь, к четвертой пристали: ну же,
А ты явилась с чем, скажи?
Мешки тугие, всех наших туже…
Скорей веревку развяжи!

Чертовка мнется, чертовке стыдно…
Сама худая, без лица.
«Хоть я безлика, а всё ж обидно:
Я обокрала – мудреца.

Жирна добыча, да в жире ль дело!
Я с мудрецом сошлась на грех.
Едва я мудрость стащить успела, –
Он тотчас стал счастливей всех!

Смеется, пляшет… Ну, словом, худо.
Назад давала – не берет.
„Спасибо, ладно! И вон отсюда!“
Пришлось уйти… Еще убьет!

Конца не вижу я испытанью.
Мешок тяжел, битком набит!
Куда деваться мне с этой дрянью?
Хотела выпустить – сидит».

Чертовки взвыли: наворожила!
Не людям быть счастливей нас!
Вот угодила, хоть и без рыла!
Тащи назад! Тащи сейчас!

«Несите сами! Я понесла бы,
Да если люди не берут!»
И разодрались четыре бабы:
Сестру безликую дерут.

Смеялся месяц… И от соблазна
Сокрыл за тучи острый рог.
Дрались… А мудрость лежала праздно
На перекрестке трех дорог.

Если сердце вдруг останавливается… –
на душе беспокойно и весело –
Точно сердце с кем-то уславливается…
а жизнь свой лик занавесила…
Но вдруг –
Нет свершенья, новый круг,
Сердце тронуло порог,
Перешло – и вновь толчок,
И стучит, стучит, спеша,
И опять болит душа,
И опять над ней закон
Чисел, сроков и времен,
Кровь бежит, темно звеня,
Нету ночи, нету дня,
Трепет, ропот, торопь, стук,
И вдруг –
Сердце опять останавливается… –
Вижу я очи Твои, Безмерная,
под взором Твоим душа расплавливается…
о, не уходи, моя Единая и Верная,
овитая радостями тающими,
радостями, знающими
Всё.

Сожму я в узел нить
Меж сердцем и сознаньем.
Хочу разъединить
Себя с моим страданьем.

И будет кровь не течь –
Ползти, сквозь узел, глухо.
И будет сердца речь
Невнятною для духа.

Пусть, теплое, стучит
И бьется, спотыкаясь.
Свободный дух молчит,
Молчит, не откликаясь.

Храню его полет
От всех путей страданья.
Он дан мне – для высот
И счастья созерцанья.

Узлом себя делю,
Преградой размыкаю.
И если полюблю –
Про это не узнаю.

Покой и тишь во мне.
Я волей круг мой сузил.
. . . . . . . . . .
Но плачу я во сне,
Когда слабеет узел…

В рассветный вечер окно открою
Навстречу росам и ветру мглистому.
Мое Страданье, вдвоем с тобою
Молиться будем рассвету чистому.

Я знаю: сила и созиданье
В последней тайне, – в ее раскрытии.
Теперь мы двое, мое Страданье,
Но будем Два мы, – в одном совитии.

И с новым ликом, без рабства счастью,
В лучах страданья, в тени влюбленности,
К рассветным росам пойдем со властью,
Разбудим росы от смертной сонности.

Сойдем туманом, веселым дымом,
Прольемся в небе зарею алою,
Зажжем желаньем неутолимым
Больную землю, сестру усталую…

Нет, не к сестре мы – к Земле-Невесте
Пойдем с дарами всесильной ясности.
И если нужно – сгорим с ней вместе,
Сгорим мы трое в огне всестрастности.

Ни воли, ни умелости,
Друзья мне – как враги…
Моей безмерной смелости,
Господь, о помоги!

Ни ясности, ни знания,
Ни силы быть с людьми…
Господь, мои желания,
Желания прими!

Ни твердости, ни нежности…
Ни бодрости в пути…
Господь, мои мятежности
И дерзость освяти!

Я в слабости, я в тленности
Стою перед Тобой.
Во всей несовершенности
Прими меня, укрой.

Не дам Тебе смирения, –
Оно – удел рабов, –
Не жду я всепрощения,
Забвения грехов.

Я верю – в Оправдание…
Люби меня, зови!
Сожги мое страдание
В огне Твоей Любви!

Вешнего вечера трепет тревожный –
С тонкого тополя веточка нежная.
Вихря порыв, горячо-осторожный –
Синей бездонности гладь безбережная.

В облачном небе просвет просиянный –
Свежих полей маргаритка росистая,
Меч мой небесный, мой луч острогранный –
Тайна прозрачная, ласково-чистая.

Ты – на распутьи костер ярко-жадный –
И над долиною дымка невестная.
Ты – мой веселый и беспощадный, –
Ты – моя близкая и неизвестная.

Ждал я и жду я зари моей ясной,
Неутомимо тебя полюбила я…
Встань же, мой месяц серебряно-красный,
Выйди, двурогая, – Милый мой – Милая…

В стране, где всё необычайно,
Мы сплетены победной тайной.
Но в жизни нашей, не случайно,
Разъединяя нас, легло
Меж нами темное стекло.
Разбить стекла я не умею,
Молить о помощи не смею;
Приникнув к темному стеклу,
Смотрю в безрадужную мглу,
И страшен мне стеклянный холод…
Любовь, любовь! О дай мне молот,
Пусть ранят брызги, всё равно,
Мы будем помнить лишь одно,
Что там, где всё необычайно,
Не нашей волей, не случайно,
Мы сплетены последней тайной…
Услышит Бог. Кругом светло.
Он даст нам сил разбить стекло.