Зинаида Гиппиус - Том 4. Лунные муравьи

(Вытаскивает, не торопясь, из мешка нож с очень длинным и тонким лезвием. Лезвие гибкое, стальное, с красноватыми, яркими отблесками.)

Русалочка. Что это?

Ведьма. А нож. Такой нож славный. Просто даже удивительный. Ты вот его возьми, да после вечерен и ступай к часовне. Старик-то тебя когда, – после вечерен хочет крестить? Он, значит, на паперти поджидать будет. Он тоже старик упорный. Ты его не уговоришь. Сказал – хочет крестить – ну и покрестит, и не оглянешься. И душу – кто его знает – может, и потеряет из-за тебя.

Русалочка. Сказала я, – не буду от него креститься! Так что же, тетенька, не пойму я…

Ведьма. А ты не перебивай. Слушай. Подойдешь к старику своему – не давай ему заговорить, и сразу его этим ножом и ударь. Вон у тебя руки-то какие сильные. Ударь его, да чтоб поглубже нож вошел, и как брызнет на тебя кровь его, так сразу в тебе все переменится, станешь, как люди, теплая, и войдет в тебя душа. Ну, поняла? Чего глядишь? Экая бестолковая!

Русалочка (медленно) . Это… чтоб я… дединьку убила?

Ведьма. Ну, да. Чтоб его кровь, твоей рукой пролитая, тебя коснулась. Душу ведь его ножом убить нельзя. Душе его от этого еще легче будет. Твоей, может, тяжело. Люди говорят, что… Он не прощает тому, кто прольет кровь. Он и будет мучить твою душу в наказание. Так люди говорят.

Русалочка. Нет… Верно не так. За что мучить? Ведь была пролита Его кровь ради людей… А если человеческая – ради Него?

Ведьма. Ну, я этого ничего не знаю. Люди говорят. Я тебе сказала, – а там не мое дело. Выбирай, что хочешь. Крестись, а то в озеро иди, без души. Тебе виднее.

Русалочка (глядя в сторону) . Ну хорошо… А только… тетенька! Пожалей меня! (Почти кричит.) Как же убью его, когда его боль – мне своей больнее? Как сама пойду на такое мученье? Ведь люблю я его, точно я в нем живу, точно родилась от него, точно его кровь – моя кровь! Да нет, не то! У меня слова такого нету, какое нужно для этой боли! (Бросает нож, он тихо звенит.) Нет, я лучше в озеро. Уйди ты от меня! Я в озеро пойду. (После минутного молчания.) Вот и легче стало.

Ведьма (тихонько смеется) . Я знаю, рыбка, что легче. Куда легче в озеро-то. Я тебе ведь это так сказала, насчет ножа. Я знаю, какой тут труд; его еще ни один из людей, да и никакая другая тварь, не смогли на себя принять. Твари-то, вот как ты в озере была, не могли, потому что они любви не знают. Люди знают – да от муки не могут. А без любви средство-то не годится.

Русалочка (повторяя) . Не годится?

Ведьма. Нет. Хочешь жизни вечной – заслужи ее мукой черессильной. Да, может, как люди говорят, и будет она, мука, – вечная, коли нет прощения за кровь.

Русалочка. Это мне все равно. Я не знаю. И если Он хочет моей бессмертной души, чтобы мучить ее – не все ли равно? Он хочет.

Ведьма. Да сил не дал. Потому, что нет таких сил ни у кого, чтобы исполнить. А средство есть. Справедливое средство. Кровь за кровь. За тебя кровь не пролилась, и нет у тебя ни крови, ни жизни. Прольется кровь – и сожжет твою смерть. А только сил на это нет у земных тварей.

Русалочка (медленно поднимает нож и смотрит на него. Говорит тихо, почти про себя) . Благословил меня… Крещу, говорит, тебя, дитя. И но надо п такать. Радоваться, говорит, будем…

Ведьма. Ну, давай-ка нож. Я ведь, признаться, так только его принесла, поглядеть на тебя хотела. Видала я тоже таких-то. Давай. Коли в озеро пойдешь, так нам по дороге. Сестрицы да тетки, никак, уж выходят. (Присматривается.) Месяц ранний. (Помолчав.) А то креститься иди. Давно уж звона-то не слыхать.

Русалочка (не слушая и делая несколько шагов по сцене с ножом в руках) . И еще что-то сказал, на прощанье. Сказал, а потом сейчас и благословил. Ручка у него такая худенькая, старенькая… Как это он сказал?

Ведьма (хохочет) . Ну, и забава! Совсем ты, девушка, не в себе. Бормочешь невесть что. Давай, говорю, нож-то сюда.

Русалочка (радостно вскрикивает) . Вспомнила, вспомнила, что он сказал! «Да свершится святая воля Его!»

(Убегает направо. Ведьма глядит на нее с изумлением и перестает хохотать.)

Ведьма. Вот непутная девка-то! Чего ее разобрало? Посеет там нож где-нибудь, тут не до забавы. Хороший такой ножичек. Подождать, не вернется ли. Да куда! Теперь старик ее непременно крестит. Уж сразу в озеро не пошла, так не пойдет. А ведь тоже, хорохорилась. (Садится на кочку.) Отдохнуть. Не подойдет ли. Ножичка жалко. Хороший ножичек, недержанный.

(Не смеется, вздыхает. Иногда кутается в тряпки. Небо сильно темнеет, но на земле светло от золотистого, со свежими тенями, молодого месяца. Видно, как вдали, над озером, мелькает что-то белое. Чуть слышно, с ветром, доносится не то пение, не то шелест листьев.)

Песня (очень тихо) .

(Едва существующие звуки заглушаются голосом Никодима, тоже очень издалека, но немного яснее, и с противоположной стороны. Никодим почти не поет, а говорит.)

Голос Никодима.

(Умолкает. Тотчас же слышно, как шелест листьев, пение с озера.)

Ведьма (сердито кутаясь) . Тут покою кругом нет. И эта нейдет. Чего она, бешеная? Просто опаска меня взяла. Забава, нечего сказать! И шум кругом. Совы, что ли, кричат. (Молчание.) Плетется. Чтоб ей разлететься, каверзной!

(Ведьма встает. Из глубины, справа, очень медленно, выходит Русалочка. Лицо ее спокойно, руки опущены.)

Где нож? Нож отдай!

(Русалочка молчит. Ведьма всматривается в нее и пятится назад.)

Ты…

Русалочка (спокойно) . Я не могу говорить с тобой. Уйди. Ведьма. Уйду. Уйду. (Кутаясь в тряпки и отступая.) Победил… Человек.

(Отползает за дерево и там сразу пропадает. Русалочка стоит неподвижно, слегка прислушиваясь. Когда входит Никодим, она оборачивается к нему. Никодим идет быстро, но останавливается вдруг, в правом углу сцены, далеко от Русалочки.)

Никодим (громко, срывающимся голосом) . Ты… свершила злодеяние? Ты пролила кровь?

Русалочка. Я.

Никодим. Ты отца убила?

Русалочка. Душа его жива.