Александр Грибоедов - Сочинения

Свежие московские впечатления позволили Грибоедову развернуть некоторые картины, лишь отдаленно намеченные в Тифлисе. Так, на место риторического монолога Чацкого во втором действии «Вы правы, что в Москве всему печать…» встал знаменитый монолог «А судьи кто?..». В то же время московская жизнь мешала сосредоточиться для творческой работы. 3-е и 4-е действия комедии были написаны осенью 1823 года в тульском имении Бегичева, в селе Дмитревском (то же Локотцы) Ефремовского уезда. Уже в декабре 1823 года Пушкин запрашивал из Одессы Вяземского: «Что такое Грибоедов? Мне сказывали, что он написал комедию на Чедаева…» Очевидно, чтобы пресечь подобные слухи, Грибоедов несколько изменяет фамилию главного героя (первоначально Чадский – вероятно, от «чад», ср. в его монологе 3-го действия: «Ну вот и день прошел, и с ним // Все призраки, весь чад и дым // Надежд, которые мне душу наполняли»). Уже в московской редакции произведение получило и окончательное название, более комедийное, чем вначале (было: «Горе уму»).

Рукопись комедии (Музейный автограф) была оставлена в Москве Бегичеву, когда в июне 1824 года Грибоедов переехал в Петербург, имея главной целью напечатать комедию и провести ее на сцену. Впоследствии с этого автографа был снят список И. П. Бехтеевым, близким другом Бегичева (см.: ПСС , т. 2, с. 230–231). Уже в дороге Грибоедову пришла мысль об изменении концовки пьесы (см. с. 496 наст. изд.): первоначально Софья не была невольной свидетельницей заигрывания Молчалина с Лизой, и ее окончательная отповедь Чацкому звучала не полуоправданием, а благородным негодованием («Не лицемерила и права я кругом…»). В процессе публичных чтений текст пьесы непрерывно совершенствуется, и стих комедии обретает в конечном счете ту энергию, раскованность и выразительность, которые являются яркими приметами грибоедовского стиля. С другой стороны, предвидя цензурные затруднения, Грибоедов смягчает особо острые политические намеки: «Нет? нынче худо для дворов» (в окончательной редакции: «Нет! нынче свет уж не таков»), «Да, был нам черный год, не послужило впрок» («Дома новы, а предрассудки стары»), «Что за правительство путем бы взяться надо» («Что радикальные потребны тут лекарства») и т. п. «Когда Грибоедов приехал в Петербург и в уме своем переделал свою комедию, – вспоминал А. А. Жандр, – он написал такие ужасные брульёны (brouillon – фр. черновик. – С. Ф .), что разобрать было невозможно. Видя, что гениальнейшее создание чуть не гибнет, я у него выпросил его полулисты. Он их отдал с совершенною беспечностью. У меня была под руками целая канцелярия; она списала «Горе от ума» и обогатилась, потому что требовали множество списков. Главный список, поправленный рукою самого Грибоедова, находится у меня» ( Воспоминания , с. 248).

Важнейшие приметы Жандровского («главного») списка: он тщательно выправлен автором, который настойчиво устранял малейшие описки переписчика; в частности, Грибоедов вписал своей рукой некоторые пропущенные копиистом слова и целые строки (в двух-трех случаях, однако, ошибки Грибоедовым не были замечены). В списке была продолжена работа по совершенствованию текста; на месте зачеркнутых появились новые варианты многих строк. Два же листа списка были драматургом заменены другими, на которых им самим записаны новые редакции двух монологов (рассказ Софьи о своем «сне» и последний монолог Чацкого). Приведенный выше рассказ Жандра не совсем точен (возможно, беллетризован мемуаристом, Д. А. Смирновым): множество списков могло быть изготовлено в канцелярии лишь после окончания работы Грибоедова над главным списком: среди огромного количества списков комедии, дошедших до наших дней (около тысячи), мы не знаем таких, которые бы сохранили нижний слой текста Жандровского списка, соответствовавший, очевидно, грибоедовским «брульёнам» (да и копирование последних было, несомненно, возможно лишь при помощи самого автора, который в этом случае мог работать только с одним переписчиком). Оставляя Жандру «главный» (правленый) список, Грибоедов, безусловно, изготовил для себя, как и при отъезде из Москвы, рукописный экземпляр комедии, который, по всей вероятности, находился у него и в Тегеране в день гибели (возвратив вдове писателя оставшиеся после гибели Грибоедова книги и личные вещи, персидское правительство ни ей, ни официальным представителям не возвратило ни одного листка из архива погибшего дипломата, а ведь там наверняка находились не только документы, но и творческие рукописи).

Изучение дошедших до нас списков позволяет с большой уверенностью заключить, что поощрять распространение их драматург стал лишь с октября 1824 года, когда для него стало ясно (см. письмо Н. И. Гречу на с. 505 наст. изд.), что в полном виде комедия не будет пропущена в печать. В истории новой русской литературы комедия «Горе от ума» (в этом отношении сравниться с ней могут лишь произведения вольнолюбивой лирики – прежде всего стихи Пушкина) имела особую читательскую судьбу: с ней знакомились преимущественно в рукописном виде, причем процесс изготовления списков не был остановлен и появлением пьесы в печати. Он прекратился лишь с выходом в 1862 году текста комедии без цензурных купюр.

Бытующие до сих пор представления о том, что Грибоедов не считал в 1824 году работу над «Горем от ума» завершенной и продолжал ее чуть ли не до самой смерти, не имеют под собой никаких достоверных оснований. В 1828 году писатель отчетливо выразил свою авторскую волю относительно текста комедии: отправляясь из Петербурга в свою последнюю поездку в Персию, он оставил список «Горя от ума» Булгарину с собственноручной пометой на титульном листе: «Горе» мое поручаю Булгарину. Верный друг Грибоедов. 5 июня 1828». Надпись эта не была просто этикетной: она давала Булгарину печатать текст, тот текст, который данный список сохранил, идентичный тексту Жандровского списка (1824), за исключением мелких разночтений, которые можно объяснить ошибками переписчика, автором не замеченными или не сочтенными важными. Никаких существенных редакционных изменений в текст Грибоедов не внес, тем самым фактически подтверждая, что творческая работа над произведением была им завершена три с половиной года назад. Это необходимо особо подчеркнуть потому, что и после 1913 года, когда во втором томе академического издания Полного собрания сочинений Грибоедова был опубликован текст «Горя от ума», основанный на Жандровском (прошедшем тщательную авторизацию) списке, появилось несколько изданий, где была сделана попытка пересмотреть научно обоснованные Н. К. Пиксановым принципы установления окончательной (дефинитивной) редакции произведения. Аргументация при этом была разной. В. Л. Бурцев решил уточнить пунктуацию и орфографию текста, а заодно ввел ряд ремарок, отсутствующих у Грибоедова, и перестановок слов в строках в угоду кажущейся легкости чтения ( Грибоедов . Горе от ума, под ред. В. Л. Бурцева. Париж, 1919). П. П. Гнедич исходил из практики театральной традиции, в соответствии с которой он не только расставил знаки препинания, но и редактировал текст, нарушая авторскую волю, заявленную в Жандровском и Булгаринском списках (см.: Грибоедов А. С. Горе от ума. Редакция театрального текста и примечания П. П. Гнедича. Пг., 1919). Е. А. Ляцкий считал, что ранняя редакция (по Музейному автографу) комедии представляла «наиболее полное идеологическое выражение замысла», которое при доработке показалось автору опасным «с цензурной точки зрения» ( Грибоедов А. С. Горе от ума. Редакция Е. А. Ляцкого. Стохгольм, 1920); это привело в стокгольмском издании к контаминации ранней и окончательной редакций пьесы в бесперспективной попытке отгадать все случаи грибоедовской автоцензуры. И, наконец, И. К. Ениколопов опубликовал текст, исправив его по допиксановским публикациям, а также по неавторизованному, заведомо во многих случаях испорченному списку, сохранившемуся в его семье (см.: Горе от ума. Комедия в четырех действиях А. С. Грибоедова. Подготовил И. К. Ениколопов. Тбилиси, 1978). Все эти случаи подтверждают то обстоятельство, что, несмотря на декларации редакторов дать «новый», «более достоверный» текст «Горя от ума», ничего собственно нового они все же не сообщают (все их «новации», которые можно найти во множестве неавторизованных списков, являются несостоятельными с точки зрения научной текстологии).