Федор Сологуб - Том 3. Слаще яда

Потом, когда усталая нежность приникла к ним, отрадно было говорить нежные, озабоченно-ласковые слова и чувствовать, как сливается душа с душою.

Когда уже они собирались уходить и Шаня, стоя перед зеркалом, пришпиливала шляпу, она сказала:

– Теперь у нас все должно быть общее. Трусливо-благоразумный буржуа проснулся в душе Евгения.

– Да, конечно, – пробормотал он, – конечно, я не отказываюсь, но только…

Шанечке стало стыдно, что она словно напрашивается на что-то. И пришлось ей объяснять свои слова. Она сказала:

– Мои деньги должны теперь принадлежать тебе.

Евгений слегка покраснел, не то от радости, не то от смущения, и сказал:

– Полно, Шанечка, мне не надо. Мне своих денег хватит.

– Нет, пойми, – убеждающим и простодушным тоном говорила Шаня, – ты мне отдаешься, я – тебе, но разве я только твоя игрушка?

– Ты – мое божество! – восторженно сказал Евгений.

– Прежде всего, я – твоя жена, – говорила Шаня, – и должна тебе помогать.

Слово «жена» показалось Евгению слишком прозаичным, напоминающим о каких-то обязанностях. Ему приятнее было бы услышать более поэтическое название «любовница». Но он сказал:

– Конечно, мы будем помогать друг другу.

– Перед тобою блестящая карьера, – говорила Шаня.

– Конечно, – уверенно сказал Евгений.

– Глупо теперь тебе в чем-нибудь нуждаться, – говорила Шаня, – отказывать себе в чем бы то ни было. Это только расстроит твое здоровье, подорвет твою энергию, помешает успеху, – ведь я же сама тогда многое потеряю.

Евгений слушал и самодовольно улыбался.

Началось счастливое время, безоглядно-счастливое для Шани, гордо-счастливое для Евгения.

В эти первые дни Евгений гордился и победою над Шанею, и чувством самостоятельности от родных, и тем, что у него такие высокие и благородные чувства, и тем, что пылкая Шаня ему подчиняется. Он чувствовал себя главою будущей семьи.

Но скоро гордое счастие его было омрачено возобновлением домашних сцен. Едва Хмаровы переехали в город, как они узнали, что Шаня вернулась.

Мать Нагольского встретила Шаню на улице. Сейчас же отправилась к Хмаровым. Даже сыну ничего не успела рассказать, – поторопилась, чтобы успеть раньше других принести Хмаровым эту неприятную новость.

Евгения дома не было. В гостиной сидели Варвара Кирилловна, Мария и Аполлинарий Григорьевич.

Едва успев поздороваться, Нагольская, вульгарная, грубая дама в слишком пестрой шляпе, поспешила возвестить:

– Шанька-то ваша, вашего Евгения душенька, опять в Крутогорске. Иду я сейчас по улице, и вдруг прямо мне навстречу идет какая-то цаца расфуфыренная. Смотрю, да это Шанька! И такой у нее счастливый вид, точно она двести тысяч выиграла.

Варвара Кирилловна и Мария замерли от ужаса. Они смотрели с трепетною надеждою на Аполлинария Григорьевича. Он усмехался самоуверенно и хитро и покручивал длинный ус.

– Разведем! – уверенно сказал он.

Даже слишком уверенно для того, чтобы это было убедительно.

– Вы только не волнуйтесь, Варвара Кирилловна, – продолжал он, – и не вмешивайтесь. Я беру это на себя.

Варвара Кирилловна говорила с ужасом:

– Вы бы посмотрели, какие у нее глаза. Это – колдунья. Аполлинарий Григорьевич засмеялся.

– С Лысой горы? Уж нет ли у нее хвоста? – шутливо говорил он.

– Она его гипнотизирует, – говорила Мария. – Он такой впечатлительный, и у него такой мягкий характер.

Нагольская с грубым пафосом восклицала:

– Сколько мы видим жизней, разбитых из-за таких тварей!

Однажды Аполлинарий Григорьевич, оставшись наедине с Евгением, сказал ему:

– Евгений, познакомь меня с твоею невестою, – с Шанечкою Самсоновою.

Евгений с удивлением посмотрел на Аполлинария Григорьевича. Так удивился и так испугался этому неожиданному желанию, что даже слегка побледнел. Аполлинарий Григорьевич продолжал:

– Ведь если ты твердо решился жениться на ней, то надо же понемногу познакомить ее со всею нашею семьею.

– Я знаю, ты будешь ее отговаривать и смущать, – сказал Евгений.

– Вовсе нет, и не думаю, – возразил Аполлинарий Григорьевич. – Я бы к тебе не обратился, если бы у меня были такие мысли. Ведь я мог бы познакомиться с нею и без твоей помощи. За кого же ты меня принимаешь? Совершенно не понимаю, почему бы тебе ее со мною не познакомить.

Начиная сдаваться, Евгений спросил:

– Да, но где же я ее с тобою познакомлю? К нам ее привезти нельзя, а к тебе, – но ведь тетушка, может быть, примет ее неласково.

– Зачем же к нам! – сказал Аполлинарий Григорьевич. – Мы к ней отправимся. Ведь ты же бываешь у них в доме?

Евгений жестоко смутился, покраснел. Растерянно говорил:

– Нет, я там не бываю. Ты, дядя, не знаешь, – этот ее дядя, нотариус Жглов, это какой-то антик, совершенно дикое существо. У них никто не бывает. Он даже и жениха своей собственной дочери к себе не пускает.

Аполлинарий Григорьевич усмехнулся. Сказал:

– Так ты его побаиваешься? Ну ладно, я и сам познакомлюсь. Меня пустят. И бояться мне нечего.

– Я тоже не боюсь, – с достоинством отвечал Евгений, – но я не хочу нарываться на дерзости и не хочу подводить Шаню под неприятности. Этот дикий человек способен прибить ее.

– Ну, – сказал Аполлинарий Григорьевич, – твоя Шанечка в обиду себя не даст. Только я не понимаю, – раз что ты не бываешь у них в доме, где же ты встречаешься с нею?

Евгений, досадливо и смущенно поеживаясь, говорил:

– Ну мало ли где можно встречаться!

На другой же день Аполлинарий Григорьевич отправился в дом Жглова, знакомиться с Шанею.

Дядя Жглов, по обыкновению, был в конторе.

Шаня была очень удивлена и смущена, когда прочла переданную ей визитную карточку Аполлинария Григорьевича.

С любопытством и с веселою злостью вышла она к нему в гостиную.

Высокий, стройный, белоусый господин в превосходно сидящем черном сюртуке, с цилиндром в обтянутой черною перчаткою левой руке, любезно улыбаясь, подошел к Шане.

– Простите мое нетерпение познакомиться с вами, Александра Степановна, – сказал он. – Я слышал от Евгения о вас так много трогательного и хорошего, что не мог отказать себе в этом удовольствии.

Шаня была в недоумении. Любезность и теплый тон Аполлинария Григорьевича почти подкупали ее, но дрожавшая под густыми, пушистыми усами усмешка опять дразнила ту веселую злость, с которою Шаня готовилась встретить это неожиданное нападение, – ведь она была уверена, что этот человек пришел не с доброю целью.

С любезным и непринужденным видом светской дамы Шаня пригласила его сесть и сказала:

– Вы, конечно, пришли ко мне по поручению Варвары Кирилловны.

Как дикий зверек, почуявший врага, Шаня готова была ринуться в схватку, и ноздри ее раздувались.