Дмитрий Стахов - Арабские скакуны

Я положил бумажник канадца себе в карман, подошел к стойке, взял стакан, сполоснул его в раковине за стойкой, открыл холодильник, обнаружил в нем пакет молока, пакет вскрыл, но молоко оказалось прокисшим. Можно было выпить и такого да продристаться по примеру Тима, но это не входило в мои ближайшие планы. Я подошел к плотно закрытой двери, прислушался. Там, в кабинете крупного кокшайского начальника, гендиректора, председателя совета учредителей, Главного конструктора раздавались однообразные, электронного происхождения звуки, там кто-то играл в "тетрис". И я уже собрался дверь открыть, покинуть комнату отдыха, как кто-то за моей спиной кашлянул. Скромно так, тактично: мол, простите за навязчивость, но не скажите ли вы, кто здесь стрелял?

Я обернулся. Раздвинув кисею балдахина, с кровати за мной наблюдала девушка. Она стояла, балансируя на мягком матрасе, обнаженная, красивая. Я подошел к ней ближе. Такие милые ножки, узкие и невинные, с сиреневыми ноготками, с короткими пяточками, такие сухие и легкие лодыжечки, тонкие и высокие икрочки, такие ровные коленочки, бёдрышки, такой лобочек, животик, такие грудки, такая волна волос, шея, глаза, всё такое милое, юное, и рот мой наполнился слюной, мне захотелось облизать эти ножки, обсосать эти пальчики, я понял, я прочувствовал канадца, я стал ему завидовать, наполняться обидой, что таким, как он, достаются такие девушки, но не успел наполниться обидой весь, под завязку, потому что вспомнил, что он-то мертв, а я-то жив, и ему уже не облизывать, а мне, быть может, ещё перепадет.

- Он мне не заплатил, - сказала девушка. - А я видела, как ты брал его бумажник. Если отдашь мне его деньги сейчас, я забуду твое лицо навсегда.

- Забудешь? - я приблизился к ней ещё чуть-чуть: от нее не пахло барбарисками, от неё пахло телом, табачным дымом, тяжелым сном.

- Забуду, - кивнула она. - Да твою физиономию забыть как плюнуть. Считай - уже забыла.

- Пополам, - я решил поторговаться. - Я, понимаешь, совсем на мели...

- Годится! Давай... - девушка оказалась покладистой.

- Вот, - открыв бумажник, я вытащил оттуда канадские доллары и протянул ей.

- У нас здесь такие не поменяешь, - сказала она, мельком взглянув на деньги: вот что значит опыт! - Это ты забери, а мне давай другие.

Я засунул канадские доллары обратно, вытащил две американские сотенные купюры.

- Прибавь еще сотню! - она положила руку мне на плечо: бритые подмышки, темно-коричневые сосочки, наклонись и поцелуй, затяни в рот, оближи,оближи.

- А лучше - оставайся, - другой рукой она взялась за пояс моих брюк. Закрой дверь на ключ и ложись. Я тебе сделаю хорошо. Ложишься?

- Не могу, - сказал я. - Дела. Должен идти, - я вытащил ещё одну сотенную.

- У тебя штаны спадают! - сказала она, забирая деньги.

- Спасибо! - ответил я. - У меня и шнурков нет.

- Береги себя! - девушка усмехнулась и начала скручивать деньги в трубочку: куда она их спрячет, куда?

Я вернулся к двери, приоткрыл её, протиснулся в кабинет, плотно затворил дверь за собой. Да, действительно, в кабинете, за большим рабочим столом, сидел пожилой, лысый и сморщенный человек в черном костюме, который резво нажимал клавиши и запихивал в "стакан" одну фигурку за другой. На пиджаке были орденские колодки, покачивалась звезда Героя Соцтруда. В ушах торчали наушники от Си-Ди-плейера. Я кивнул игравшему, он, не отрываясь от дисплея, ответил и уже мне в спину очень громко спросил:

- Ну, как они там? Договорились?

- Вот-вот договорятся, - ответил я через плечо, - у них там возникла нестыковка насчет процентов. Еще минут семь-восемь.

- Что-что?

- Еще минут семь-восемь.

- Что?

- Нет, не договорились! - заорал я.

- Ладно, ладно! - Герой, видимо, добился невысокого результата и раздосадованно крякнул. - У меня времени много, пусть не спешат!.. Но кредиты нужны - во как! - Герой провел по горлу ладонью. - Нам без кредитов каюк!

Из кабинета я вышел в приемную. Ни Ващинского, ни Анны Сергеевны, ни брыластого Сергея там не было. За своим столом сидела секретарша, знающая жизнь женщина с высокой прической, желваками, в костюмчике-джерси, все было прибрано, вычищено, на ковре ни пятнышка, столик протерт, цветы в напольной вазе. Взгляд секретарши выражал, как мне показалось, некоторое недоумение.

- Что? - спросил я, быть может, излишне агрессивно.

- Это, это... вы? - секретарша начала приподниматься из своего рабочего кресла. - Вы? О! - выскочила из-за стола и бухнулась передо мной на колени. - О-о! - она заголосила. - Какое счастье видеть вас, - она поймала мою руку, - к вам прикасаться, - она прижалась губами к моей руке.

- Во имя Ма, Па и Всеблагого Сына благословляю тебя и да будет на тебе благодать! Аминь! - быстро выговорил я и поднял секретаршу с колен.

- Слушайте, - сказал я. - Слушайте! Мне нужна ваша помощь, мне нужно выбраться из этого здания и доехать до морга, где лежит тело моего сына. Укажите мне дорогу, прошу вас, умоляю! Я никому не сделал ничего плохого, я просто потеряюсь в этом огромном здании, не найду выхода отсюда! Пожалуйста!

- Что вы! Что вы! Не волнуйтесь, - она задышала на меня, источая аромат барбарисок. Может, это с ней был канадец? - Все образуется, я вас провожу, морг отсюда недалеко, я вызову машинку, вас отвезут...

Она вернулась к столу, нажала кнопку внутренней связи.

- Машину к третьему! - скомандовала она, не дожидаясь ответа, и нажала другую кнопку.

- Арнольд Викентьевич, я до морга и обратно, возьму машину, хорошо? Арнольд Викентьевич! Вынь наушники, старый пердун! Вынь!

- Когда вернешься, сделай мне чай с молоком. - Герой, видимо, прислушался к призыву и наушники вынул. Его секретарше следовало хотя бы покраснеть, хотя бы смутиться, но она спокойно взяла меня под локоть и вывела в коридор.

Все здание жило напряженной, динамичной жизнью. Открывались двери, за ними обнаруживались ряды компьютеров, лабораторные установки, кульманы и стоящие за ними люди в белых халатах, те же, кто двери открывал, торопливо перемещались по коридору до других дверей, спускались по лестницам, стояли возле дверей лифтов. На стенах коридоров висели покоробившиеся от времени стенды с фотографиями - радиолокационные установки, установки ракетные, самолеты с навешанными на них гроздьями все тех же ракет, - висела давно забытая наглядная агитация типа "Больше изделий Л-28-10 Родине!", таблицы соревнования между отделами и портреты передовиков. Этот заповедник был жизнеспособен, в нем все происходило всерьез, егеря и реликтовые звери знали свое место, и только выщербленные кафельные плитки, оторванные секции перил, битые-перебитые ведра для окурков в местах для курения, облупившаяся краска, общий бедноватый вид сотрудников, их осунувшиеся физиономии говорили, что кредиты здесь действительно нужны!