М. Забелло - Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— А знаете, Катерина Дмитріевна, какой взглядъ имѣетъ Могутовъ на любовь и бракъ? — обратился онъ потомъ къ дѣвушкѣ, слегка улыбаясь и влюбленными глазами смотря на нее.

— Скажите, — спокойно отвѣтила она, совершенно оправившись отъ неловкости сказанныхъ ею черезчуръ искренно словъ.

— Онъ того мнѣнія, что дѣвушка должна выходить замужъ не ранѣе лѣтъ, этакъ, двадцати-трехъ-пяти, а мужчина жениться не ранѣе лѣтъ тридцати пяти-сорока.

— Ха-ха-ха! Жениться, глядя въ могилу! Ха-ха-ха! — громко и весело засмѣялся Вороновъ.

— Почему это? — удивленно спросила Катерина Дмитріевна. Ей хотѣлось любить, хотя и отъ скуки жизни; отецъ совѣтовалъ ей влюбиться и смотрѣть на любовь и бракъ какъ на цѣль жизни женщины, и вдругъ говорятъ, да и кто говоритъ? — говоритъ лучшій изъ всѣхъ знакомыхъ ей мужчинъ; что она, семнадцатилѣтняя дѣвушка, должна полюбить, когда ей будетъ двадцать пять лѣтъ… Что же она будетъ дѣлать до этого, далекаго еще для нея, возраста?!

— Меня, какъ кажется, и васъ, Катерина Дмитріевна, не мало удивилъ такой ранній возрастъ для любви и брака, и я не могъ удержаться тогда отъ смѣха. Почему вы такъ думаете? — спросилъ я потомъ у Могутова. — Люблю ли я Шекспира? — вмѣсто отвѣта, задалъ онъ мнѣ вопросъ. — Люблю, отвѣтилъ я, не понимая, зачѣмъ онъ спрашиваетъ объ этомъ. — Помните ли разговоръ Порціи, жены Брута, съ Брутомъ ночью, когда должны были собраться заговорщики? — опять спросилъ онъ. — Я отвѣтилъ, что хотя и люблю Шекспира, но знаю наизусть только монологъ Ромео къ Юліи, сцену между Клеопатрой и Антоніемъ и нѣсколько монологовъ изъ Гамлета; что же касается «Юлія Цезаря», то я всего разъ читалъ его и совершенно уже позабылъ. — Хотите я вамъ прочту эту сцену? — спросилъ онъ. — Я, конечно, заявилъ желаніе, и онъ прочелъ… Какое же имѣетъ отношеніе эта сцена къ возрасту любви и брака? — спросилъ я. — А онъ отвѣтилъ, что развѣ можетъ быть такой женой, какъ Порція, дѣвушка въ 17–18 лѣтъ? Въ эти лѣта, — увѣрялъ онъ потомъ, — всякая дѣвушка — еще дитя, а ее дѣлаютъ уже матерью, лишаютъ возможности учиться, и она, конечно, будетъ и плохой женой, и плохою матерью.

— И только? — спросила дѣвушка, когда Львовъ остановился.

— Онъ говорилъ еще, что даже такая женщина, какъ героиня «Феликсъ Гольта», послѣдняго романа Джорджа Элліота, и та не могла бы быть такой въ 17–18 лѣтъ… Вообще, тутъ мнѣ Могутовъ показался не серьезнымъ мыслителемъ, а порядочнымъ фразеромъ, — съ самодовольной улыбкой закончилъ свой разсказъ Львовъ.

— А я совсѣмъ не читала Шекспира… Только разъ видѣла «Гамлета» на сценѣ,- тихо и какъ бы сама съ собой проговорила Катерина Дмитріевна. — О чемъ говорила Порція съ Брутомъ? — болѣе живо спросила она потомъ.

— Жена проситъ сказать, — разсказывалъ Львовъ, — почему мужъ, Брутъ, проводитъ ночь безъ сна и почему къ нему являются какіе-то люди въ маскахъ, точно заговорщики, которые боятся даже неуловимаго свѣта ночи? Брутъ отвѣчаетъ, что онъ не совсѣмъ здоровъ и, вообще, совѣтуетъ женѣ не тревожиться по-пустому и идти спать. Порція не вѣритъ, падаетъ на колѣни и говоритъ, что это значитъ, что Брутъ ей не довѣряетъ, — ей, Катона дочери, — ей, которая сама себя поранила, — ей, женѣ Брута, перваго гражданина Рима и т. д. Я не припомню всего, но Порція говоритъ очень краснорѣчиво и оканчиваетъ свой монологъ такъ: «О, если такъ, то Порція для Брута наложница, а не жена!»

— И только? — спросила Катерина Дмитріевна.

— И только, — все также улыбаясь, отвѣтилъ Львовъ. — И очень мало для того, чтобъ уничтожить весну жизни человѣка! — болѣе горячо продолжалъ онъ. — Соловей поетъ весною, а лѣтомъ не слыхать его, — и человѣкъ любитъ только тогда, когда сильно бьется сердце въ его груди, когда чистая кровь юности кипитъ въ немъ, а не тогда, когда медленно, въ тактъ пяти секунднаго маятника, бьется его пульсъ и попорченная жизнью кровь течетъ въ его жилахъ.

— Браво, браво!.. Браво, monsieur Львовъ! — громко одобрилъ Вороновъ восторженную рѣчь Львова.

— Это правда, — тихо сказала Катерина Дмитріевна. — «Папа знаетъ жизнь и обманывать не станетъ», — подумала она потомъ.

— Чему это вы аплодируете, monsieur Вороновъ? — спросила Софья Михайловна, которой началъ надоѣдать разговоръ о земствѣ, администраціи, желѣзной дорогѣ, дворянствѣ и т. п.

— Ораторскому таланту monsieur Львова, Софья Михайловна. Я не ожидалъ найти въ немъ оратора, а онъ прелесть какъ сказалъ о любви въ юности и старости.

— Вы болѣе пріятную тему избрали для разговора, чѣмъ мы, — улыбаясь шутила Софья Михайловна. — Но я бы совѣтовала вамъ, при этой темѣ разговора, не очень отдаляться отъ меня. Катя! мамаша желаетъ, чтобъ ораторскій талантъ monsieur Львова о любви въ молодости и о любви въ старости проявлялся при мнѣ.

Всѣ направились изъ сада въ улицу, гдѣ былъ домъ Рымнина.

Въ девятомъ часу вечера губернскій предводитель дворянства, послѣ экстреннаго земскаго собранія и послѣ обѣда, лежалъ на диванѣ въ своемъ кабинетѣ, курилъ сигару и находился въ самомъ пріятномъ расположеніи духа, что отлично отражалось на его красивомъ лицѣ, потерявшемъ свою обычную сухость и чрезъ то имѣвшемъ еще болѣе красивый видъ. Энергія и увлеченіе дворянъ гласныхъ и негласныхъ, съ которыми почти всѣ они ухватились на первыхъ порахъ за постройку земляныхъ работъ желѣзной дороги, приводили предводителя въ восторгъ, такъ какъ все это было болѣе грандіозно, болѣе толково и солидно, чѣмъ онъ ожидалъ, а это было очень и очень нужно для него. Читатель знаетъ уже, что предводитель, бывшій не такъ давно небольшимъ чиновникомъ, женился на женщинѣ гораздо старѣе его лѣтами и некрасивой, что онъ взялъ за ней громадное приданое въ лѣсахъ, земляхъ, усадьбахъ и наличныхъ деньгахъ, что послѣ женитьбы онъ очень быстро достигъ высокаго и вліятельнаго положенія и зажилъ такъ роскошно, что возбуждалъ въ себѣ зависть не въ одномъ Лукомскомъ. Но мы должны сказать, что, благодаря такой роскошной и поэтической жизни, къ описываемому нами времени громадное приданое жены предводителя почти все уже ушло на эту жизнь: наличныхъ денегъ не было давно и истрачено было и то, что получилось отъ залога имѣній, лѣсовъ и домовъ. Служба Ивана Ивановича Сергѣева была почетна, величественна, онъ былъ при ней почти первымъ лицомъ въ губерніи; но, не давая никакихъ доходовъ, кромѣ трехъ-тысячнаго жалованья, какъ предсѣдателя управы, она еще требовала громадныхъ расходовъ, — и губернскій предводитель дворянства уже давно создавалъ въ своей головѣ разные проекты заполученія громаднаго куша денегъ безъ пятна на совѣсти, безъ огласки, малѣйшей публичности и безъ малѣйшаго компрометированія своего высокаго положенія. Нѣсколько мѣсяцевъ назадъ всѣ проекты Сергѣева сводились къ тому, что нужно бросить предводительство и службу земства и заполучить большое, вліятельное мѣсто въ администраціи, съ хорошимъ содержаніемъ и съ возможностью имѣть на ономъ хорошій сторонній доходъ. Начальникомъ любой губерніи онъ могъ сдѣлаться безъ труда и во всякое время, такъ какъ онъ хорошо былъ извѣстенъ въ высшихъ сферахъ Петербурга и ему стоило только заявить свое желаніе, чтобъ оно было исполнено съ большой охотой и даже радостью: его умъ, солидная настойчивость и знаніе практики жизни, наглядно заявленные прекраснымъ веденіемъ земскихъ и дворянскихъ дѣлъ губерніи, считались въ высшихъ сферахъ Петербурга почти необходимыми для участія въ трудныхъ дѣлахъ администраціи государства. Но быть губернаторомъ онъ считалъ послѣднимъ дѣломъ. Ему хорошо извѣстны были случаи громадныхъ кушей, перепадавшихъ въ руки высоко-стоящихъ лицъ отъ разныхъ концессіонеровъ, и вотъ тутъ, около такихъ мѣстъ, вращались помыслы Сергѣева: попасть на такое мѣсто выработывалъ онъ проектъ. Бѣдствіе голода, нежданно постигшее губернію, помогло предводителю выработать грандіозный проектъ, совмѣщающій въ себѣ и избавленіе губерніи отъ голода, и избавленіе самого предводителя отъ безденежья.