М. Забелло - Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

Они вошли въ классный залъ пансіонеровъ и поровнялись съ небольшой кучкою гимназистовъ старшихъ классовъ, стоявшихъ около надзирательскаго стола, за которымъ, разговаривая съ учениками, стоялъ Сидоровъ и старшій надзиратель пансіонеровъ, бывшій въ этой должности и во времена Терзаева. Сидоровъ прервалъ разговоръ и своимъ обыкновеннымъ, свѣтлымъ взглядомъ посмотрѣлъ на проходившихъ мимо стола Іоанова и Терзаева, лице котораго теперь покрылось еще болѣе самодовольной улыбкой.

— А, Илларіонъ Сергѣевичъ! Вы кажется меня не узнаете? А я, представьте, чуть было не прошелъ, не поздоровавшись съ вами! Здравствуйте! И рука Терзаева слегка отдалилась отъ туловища, но, вѣроятно, не замѣтивъ подобнаго движенія со стороны руки Сидорова, не двинулась далѣе.

— Здравствуйте. Нѣтъ, я узналъ васъ. Да и время вашего инспекторства глубоко врѣзалось въ мою память.

— О, да? ха, ха, ха! У васъ всегда была хорошая память!.. А вы все по старому: égalité и проч.? Ха, ха, ха!.. и онъ, продолжая громко смѣяться, направился къ выходу изъ залы, вмѣстѣ съ Іоановымъ.

— Какой замѣчательный человѣкъ! И какъ мало измѣнился: по старому, бодръ и свѣжъ! Какой онъ былъ справедливый и строгій начальникъ, говорилъ старшій надзиратель о Терзаевѣ, не обращаясь ни къ кому, но такъ, чтобы слышалъ Сидоровъ и стоявшіе близъ него гимназисты.

— Не знаю, измѣнился-ли онъ къ лучшему? Но если онъ остался тѣмъ, чѣмъ былъ; то я, на его мѣстѣ, посовѣстился-бы заглянуть въ эту гимназію, гдѣ все полно свѣжихъ воспоминаній о его, кажется, не совсѣмъ блестящей дѣятельности, сказалъ Сидоровъ, тоже не обращаясь ни къ кому, но громко.

Этотъ разговоръ въ тотъ-же день сталъ извѣстенъ всѣмъ учителямъ, служившимъ и при Терзаевѣ, и недовольнымъ тѣмъ, что такой молодой учитель, какъ Сидоровъ, всего только пять лѣтъ, какъ окончившій ученіе, исправляетъ должность инспектора, исправляетъ уже второй годъ и, притомъ, пользуясь любовью учениковъ и довѣріемъ директора. На другой день, въ учительской комнатѣ, во время долгой перемѣны, поднялась чуть не драка этихъ, вновь обратившихся въ поклонниковъ Терзаева, благодаря высокому положенію, въ которое онъ опять попалъ и благодаря извѣстію, что бывшій директоръ гимназіи, другъ Терзаева, извѣстный педагогъ, назначенъ попечителемъ ихъ учебнаго округа, — поднялась чуть не драка этихъ учителей съ Сидоровымъ, изъ-за словъ послѣдняго о прошедшемъ Терзаева, сказанныхъ въ присутствіи учениковъ. По поводу этой чуть не драки собранъ былъ педагогическій совѣтъ. Большинство членовъ совѣта, хотя и почуяли перемѣну направленія въ русскомъ обществѣ; но все еще, какъ-бы не желая вдругъ измѣниться, разсудили дѣло о происшествіи въ учительской комнатѣ изъ-за Терзаева безпристрастно, и учителя, охотники до дракъ, принуждены были извиниться передъ Сидоровымъ…. За то терзаевцы послали доносъ на Сидорова новому попечителю и извѣстному педагогу.

Прошло два мѣсяца послѣ посѣщенія гимназіи Терзаевымъ. Тоскливый мартовскій день. Идетъ мелкій дождь, слышно завываніе вѣтра; по стекламъ оконъ слезами струятся дождевыя капли. Гимназія ждетъ новаго попечителя и желаетъ встрѣтить его безъ особенныхъ приготовленій: безъ побѣлки стѣнъ и тщательнаго мытья и натиранія половъ, безъ приготовленія особенныхъ кушаньевъ, — словомъ, гимназія сохраняетъ свой обыкновенный видъ. Только гимназисты стоятъ по росту въ два ряда въ рекреаціонной залѣ, да учителя и все прочее начальство щеголяетъ мундирами и шпагами; но обойтись безъ этого было нельзя, такъ какъ новый попечитель заранѣе увѣдомилъ о времени своего посѣщенія, а это означало необходимость встрѣчи.

Въ часъ дня въ залу вошелъ попечитель, бывшій директоръ гимназіи и извѣстный педагогъ. Онъ сильно измѣнился, сталъ, какъ будто, еще выше, еще худѣе, на лицѣ не было и слѣда прежняго довольства и мягкой, чуть замѣтной улыбки около губъ, — теперь лице было усталое, задумчивое, серьезное, и только глаза также были прищурены, какъ и прежде.

— Здравствуйте, дѣти! сказалъ онъ громко.

— Здравія желаемъ! крикнули гимназисты не стройно, не вмѣстѣ начавъ и не вмѣстѣ окончивъ, словомъ, — такъ, какъ могутъ кричать триста гимназистовъ отъ 8 до 20 лѣтъ безъ репетицій и частаго упражненія въ подобныхъ крикахъ.

Лице попечителя стало еще болѣе задумчивымъ. Онъ началъ быстро оглядывать сперва ряды гимназистовъ съ ногъ до головы, потомъ стѣны, потолокъ, полъ и даже, какъ будто, воздухъ залы.

— Въ которомъ ты классѣ, мой милый? спросилъ попечитель, остановившись предъ однимъ изъ гимназистовъ.

— Въ шестомъ, смѣло отвѣчалъ гимназистъ.

— Что-же, ты помнишь меня?

— Помню.

— Что-же, находишь во мнѣ перемѣну?

Гимназистъ молчалъ и водилъ глазами по попечителю.

— Ну, что-же, мой милый, отвѣчай! Постарѣлъ прежній твой директоръ или онъ похудѣлъ?

— Выше стали, отвѣтилъ гимназистъ.

— И похудѣлъ, не правда-ли, мой милый? На лицѣ попечителя на секунду показалась мягкая улыбка около губъ.

— Да…

Попечитель опять началъ осматривать ряды гимназистовъ.

— Помнишь, милый мой, какъ я въ этой залѣ объяснялъ вамъ евангеліе? спросилъ попечитель у другаго гимназиста, тоже старшаго класса.

— Помню.

— Какого евангелія объясненіе особенно помнишь ты?

— Объ исцѣленіи Спасителемъ десяти прокаженныхъ мужей.

— Почему-же ты, мой милый, особенно помнишь мое объясненіе именно этого евангелія?

— Тогда новый попечитель вошелъ первый разъ.

— Вы имъ объясняете евангеліе? повернувшись отъ ученика къ директору, спросилъ попечитель.

— Нѣтъ, ваше превосходительство, отвѣтилъ спокойно Іоановъ.

— Да? и попечитель направился къ выходу изъ залы для осмотра спаленъ, а гимназисты пошли въ столовую.

Чрезъ полчаса попечитель вошелъ въ столовую съ еще болѣе серьезнымъ видомъ и прищуренными глазами. Онъ не остановился въ столовой, не попробовалъ кушанья, а со словами: «прощайте, дѣти», прямо направился къ выходу.

Послѣ обѣда желающихъ отпустили въ отпускъ, а въ три часа уже всѣ гимназисты знали, что попечитель остался недоволенъ порядками гимназіи и, сдѣлавъ выговоръ директору, велѣлъ Сидорову, какъ исполняющему должность инспектора, немедленно отправиться на три дня подъ арестъ на гауптвахту.

Могутову, съ тремя товарищами его по классу, захотѣлось сильно повидаться съ Сидоровымъ, и они отправились на гауптвахту. Они думали найти Сидорова скучнымъ, сконфуженнымъ, убитымъ горемъ за несправедливость въ нему; но, къ своему удивленію, нашли его на гауптвахтѣ спокойнымъ и, какъ всегда, съ ласковымъ, смѣющимся взглядомъ.

— Пожалѣть или поскучать пришли? спросилъ онъ, улыбаясь, подавая руку пришедшимъ гимназистамъ.

— Скучно стало, что васъ, Илларіонъ Сергѣевичъ, нѣтъ въ пансіонѣ, такъ мы и пришли сами къ вамъ, сказалъ одинъ изъ гимназистовъ.