М. Забелло - Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Благодарю. Ну-съ, выдумали?

— Какъ-же-съ. А вы?

— Мы тоже сочинили.

— Вамъ начинать.

— Сегодня на счетъ телеграфовъ?

— Правильнѣе будетъ, — на счетъ телеграммъ.

— Да-съ. Ну-съ, прошу не строго судить. Прикащикъ, изволите-ли видѣть, подаетъ на станцію телеграмму къ хозяину лѣсопромышленнику. Телеграмма была слѣдующаго содержанія: «Въ вашу сумму за лѣсъ вкралась ошибка. Ели много и хороша, но сосна — плоха. Что вы пилъ не закажете? На дрань лѣсъ сдали съ дачи, потомъ на строевой такой отобрали, какой во всей губерніи не бывало.»

— Прекрасно! Какъ-то справится нашъ телеграфъ? сказалъ, тонко улыбаясь, членъ, посматривая по сторонамъ улицы.

— Конечно, перевретъ, какъ всегда, добродушно улыбаясь, сказалъ контролеръ, смотря на члена.

— Но какъ? Въ этомъ весь интересъ.

— А вотъ извольте послушать. «Въ вашу сумму залѣзъ, читалъ удивленный хозяинъ телеграмму отъ своего прикащика, — вкрались шибко. Ѣли много и хорошо, но со сна плохо. Что вылилъ — не закажите. Вчера на брань лѣзъ, — сдали сдачи. Потомъ насъ трое вой такой отодрали, какого во всей губерніи никогда не бывало».

— Прекрасно! Отлично! Вы, конечно, пошлете въ «Будильникъ?» Пошлите, непремѣнно пошлите!

— Благодарю васъ, подавая руку и съ добродушною улыбкою, говорилъ контролеръ.

— Въ «Будильникъ», непремѣнно въ «Будильникъ», пожимая руку контролера, говорилъ съ чувствомъ членъ, но тонкая улыбка не сходила съ его лица.

— Ну-съ, а вашъ? Теперь позвольте вашъ.

— Мой-съ? Мой-съ будетъ по-хуже.

— Говорите! У васъ всегда потоньше и посолонѣе моего.

— А вотъ судите сами, что я правъ…. Мужъ, каппельмейстеръ, посылаетъ своей женѣ, тоже музыкантшѣ, слѣдующую телеграмму: «Варіаціи живы, веселы. Я упился громомъ. Да, форте чудесно, и хотя пьяно — очень сильно, но, повторяю, варіаціи — прелесть».

— Чудесно! Какъ это у васъ всегда коротко, но сильно! А отвѣтъ, а вранье нашего телеграфа, навѣрно, еще прекраснѣе будетъ! говорилъ контролеръ, добродушно улыбаясь.

— Жена получила эту телеграмму, прочла и…. и чуть-чуть не лишилась чувствъ! продолжалъ членъ серьезно, но съ тонкою улыбкою около рта. Нашъ милый телеграфъ такъ перевралъ телеграмму мужа: «Вари яйца живо! Весело. Я упился ромомъ до черта. Чудесно! И хотя пьянъ очень сильно, но, повторяю, вари яйца, прелесть».

— Восхитительно! Это будетъ украшеніемъ «Будильника»!.. и между контролеромъ и членомъ опять произошло искренное рукопожатіе.

Въ это время къ нимъ подошелъ бойкій молодой чиновникъ и, бойко и далеко откинувъ въ сторону свою фуражку, остановился и сказалъ:- мое нижайшее почтеніе вашимъ превосходительствамъ!

— Вѣрно новость есть? спросилъ, пуская руку члена, контролеръ.

— По этой сторонѣ улицы идетъ, значитъ сообщитъ новость, пояснилъ членъ, тоже опуская руку контролера.

— Ну-съ? обратился контролеръ къ молодому чиновнику.

— Начинайте! одновременно съ контролеромъ, сказалъ членъ, серьезно глядя на молодаго чиновника, но тонкая улыбка не покидала его.

— Ваши превосходительства изволили читать въ газетахъ, какъ въ петербургскомъ женскомъ пансіонѣ…. началъ бойко, но серьезно, чиновникъ.

— Воспитанницы собирались задушить классную даму, перебилъ чиновника контролеръ. — Ну-съ, а далѣе?

— Напали и уже принялись было душить, одновременно съ контролеромъ сказалъ членъ. — А далѣе что?

— Сегодня къ намъ, ваши превосходительства, привезли съ жандармами изъ Петербурга студента изъ института, Гордія Могутова, какъ вреднаго въ нравственномъ и правительственномъ отношеніяхъ, и приказано заключить его подъ строгій, но секретный надзоръ….

— Это значитъ подговорщика по этому дѣлу? живо спросилъ контролеръ.

— А, можетъ быть, даже и участника? болѣе хладнокровно спросилъ членъ. — Вы не узнали, что онъ переодѣтъ былъ въ женское платье, или такъ, въ штанахъ?

— Не могу знать, отвѣтилъ молодой чиновникъ, но можно было думать, судя по его серьезной физіономіи, что онъ все знаетъ, но не можетъ все говорить по долгу службы и присяги.

— А каковъ изъ себя?

— Видъ имѣетъ изящный, женоподобный?

— Нѣтъ, ваши превосходительства! Видъ у него не то что страшный, а угрюмый какой-то, и на лбу морщины, а на видъ имѣетъ не болѣе двадцати пяти лѣтъ.

— Больше ничего?

— Только?

— Больше не имѣю ничего сообщить вашимъ превосходительствамъ, сказалъ чиновникъ, бойко откинувъ въ сторону фуражку.

— Прощайте, когда болѣе ничего нѣтъ! сказалъ контролеръ.

— До свиданья! сказалъ членъ.

Чиновникъ опять бойко откинулъ въ сторону фуражку и, сказавъ:- мое нижайшее почтеніе, пошелъ далѣе.

— Каковъ студентъ? спросилъ контролеръ.

— Хорошъ, отвѣчалъ, задумавшись, членъ.

— Завтра давайте на студента сочинять. Нужно ознаменовать это событіе!

— Счастливая мысль! продолжая быть задумчивымъ, отвѣчалъ членъ.

— И знаете, я хочу предложить вамъ перестать пренебрегать клубничкой и краснымъ словомъ…. Знаете, это даже будетъ кстати: студентъ и клубничка — Базаровъ и Одинцова.

— Счастливая мысль! Игривѣе разговоръ пойдетъ и шире поле для фантазіи…. Базаровъ и Одинцова! А Ѳеничку вы позабыли?

— Да, да! Словомъ, студентъ и клубничка будутъ очень кстати,

— Да, да! также задумчиво сказалъ членъ.

Они подали другъ другу руки.

— Прощайте!

— Прощайте!

— До завтра?

— Да, до завтра!

И, пожавъ крѣпко другъ другу руки, контролеръ пошелъ внизъ, а членъ вверхъ по улицѣ, если считать началомъ улицы присутственныя мѣста.

Членъ губернскаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія задумчиво дошелъ до городскаго сада и вступилъ на главную его аллею.

— Что это значитъ, Аркадій Финогеновичъ? Я васъ всегда встрѣчаю у той лавочки, а сегодня ужъ тутъ! Часы мои не врутъ! Съ такими словами полная и богато одѣтая барыня обратилась къ члену присутствія, подойдя къ нему. Барынѣ — лѣтъ за тридцать пять, у ней хорошо развитой лобъ и бодрые глаза, а остальное…. все, какъ у всѣхъ женщинъ губернскаго высшаго общества.

— Вѣроятно, вмѣсто трехъ разъ, цѣлый десятокъ поцѣлуевъ отпустили вашему Аяксу номеръ первый? подавая руку, члену и улыбаясь, говорила, дама.

— Здравствуйте! Вы все смѣетесь надъ нашей дружбою, дорогая Агрипина Анатоліевна! Нѣтъ-съ, мы не цѣловались, а новость одна насъ позадержала, говорилъ членъ съ тонкой и любезной улыбкой около рта, съ солиднымъ и картиннымъ поклономъ и пожимая полную руку дамы.

— Послушаемъ. Надѣюсь, — не секретъ? Голосъ дамы былъ очень пріятенъ, и въ немъ, равно какъ въ ея жестахъ, проглядывали интимность, добродушіе, фамиліарность.

— Какое секретъ? Возмутительное, вопіющее дѣло! Пропала, пропала стыдливость въ Институткѣ и поэтическая цѣломудренность въ дѣвушкѣ! и членъ вздохнулъ и закинулъ глаза въ небо.