Евгений Чириков - Зверь из бездны

Ермишка стащил с пальца кольцо, то самое, которое привез Борису брат, и стал примерять себе. Маловато. Попробовал на указательный палец – мало, на мизинец – велико. На безымянный влезло.

– Я теперь с ней обручен. Ну-ка, а в кармашках что имеешь?

Нашел бумажник, в нем деньги и фотографический портрет Вероники с надписью. Прочитал: «Милому любимому Боре. Твоя Вероника». «Милому? Любимому? Твоя? Ах, ты блядь! Будет мил и Ермил, – погоди». Смотрел на портрет и говорил с Вероникой:

– Думаешь, барин слаще? Э, милая, ты вот солдата попробуй. Не хочешь? Ей-Богу, довольна останешься… На-ка! Оголилась для милого дружка… На, любуйся!

Погладил пальцем грудь Вероники на портрете и выпустил со стенанием:

– И-эх!

Спрятал портрет за жилетку. Постоял и поволок за ноги труп Бориса под овраг. Стянулись штаны с кантом, обнажился живот до низу. Бросил, наклонился, стянул еще ниже штаны и стал рассматривать оголенное тело… Говорил отвратительные мерзости, глумился и испытывал величайшее наслаждение, точно он уже приблизился к «блаженству с княгиней»… Взял только револьвер, бумажник с деньгами и портрет. Отер мокрой гниющей листвой сапог, на котором остались кровь и мозг, нашел в ямке воду, вымыл руки, понюхал и плюнул. Полез из оврага и тихой походкой двинулся к дому… Целые сутки спал непробудно.

И вот теперь, когда отоспался и снова, поглядывая на портрет Вероники, тайно лелеял мечту о «блаженстве с княгиней», она – легка на помине – тут как тут! Сама в руки дается… Все думал, как заманить, а она сама приехала. Любовника ищет… «Ну, теперь, не зевай, Ермиша! Твоя очередь подошла»…

Мягкие шаги по гравию под балконом снова прогнали дрему. Лада очнулась и подняла голову: высокая, тонкая и красивая девушка в черном, с белым крестом на груди…

– Борис Павлович… Он здесь живет?

Лада сразу догадалась, что это именно та самая прекрасная девушка, которая своей любовью очистила душу Бориса. Не сразу ответила: несколько мгновений смотрела восхищенным взором на девушку, улыбнулась и спросила:

– Вы его невеста Вероника?.. Девушка улыбнулась и кивнула головой.

– А я – Аделаида Николаевна.

Всегда немного страшно входить в дом, в котором случилось несчастье. Вероника приостановилась, и улыбка сбежала с ее губ. Такая неуместная улыбка. Лицо стало серьезным и строгим, и точно вся она, в черном платье с белым крестом на груди, превратилась из невесты в послушницу монастыря. Почувствовала, что стыдно произносить это слово «невеста», связанное с личным счастьем, в доме, в котором страдание и горе: убит Владимир Павлович, милый Владимир Павлович, и теперь, как она знала из записки Бориса, – опять какое-то несчастье… Веронике так хотелось поскорее спросить про Бориса: не уехал ли уже он обратно в Севастополь, но показалось тоже неделикатным, потому что этот вопрос относился опять к ее личному счастью и имел какую-то тайную связь со словом «невеста»… Приостановилась и опустила голову в смущении.

Лада проворно сбежала по лесенке с балкона, и две женские души встретились глазами, узнали друг друга и почувствовали тайную близость и взаимное тяготение. Точно давно-давно когда-то уже были знакомы, но успели забыть об этом и вот теперь вспомнили. Вероника знала от Бориса, что когда-то давно, в юности, он был безнадежно влюблен в невесту и потом жену брата; Вероника испытывала нежное чувство к брату своего жениха, Владимиру Павловичу, а он немножко увлекся ею… Промелькнуло что-то похожее тоже на «безнадежную любовь», но ведь это было так мимолетно и потом… навсегда засыпано землей вместе с бедным милым Владимиром Павловичем… А Лада… она видела перед собой женщину, которая любит человека, недавно еще владевшего ее душой и телом, человека, которого она и любила и ненавидела, и которому все простила и сделалась сестрой… И вот все это «тайное» двух женских душ глаза постигали тайно же, и Лада с Вероникой совсем неожиданно друг для друга крепко обнялись и поцеловались. И пропало смущение. И войти в дом, где притаилось столько несчастий, стало Веронике легко и не страшно. И когда Вероника вошла в домик, ей показалось, что она уже была здесь: и диван, и занавески на окнах, и расположение дверей показалось ей тоже знакомыми.

– Папочка умер! Не дождались мы Бориса и похоронили папочку…

Лада вздохнула и прошептала: «Нет папочки».

Вероника подсела к Ладе, тоже вздохнула и молча поцеловала Ладу. Та ответила поцелуем и отерла платком выступавшие слезы. Веронике сделалось так жаль эту женщину, что и у ней показались слезы. Обе сидели с платками и отирали слезы. И вот в этот момент в зале появился Владимир «за ручку с девочкой», в другой руке болталась истрепанная кукла с разбитой головой, как мертвое тело, болтавшее ногами. В первый момент Вероника, увидавшая Владимира чрез радужную сетку слез, приняла его за Бориса и, вскочив на ноги и вспыхнув, рванулась радостным порывом, потом испуганно вскрикнула и отшатну-лась… Девчурка испугалась и заплакала. Лада, нервно смеясь, прижала к себе трепещущую Веронику и тихим ласковым голосом успокаивала. Владимир растерянно улыбался и не знал, что ему делать: уйти или остаться.

– Владимир Павлович… вы? Как же это?.. Господи!.. Простите меня, голубчик… Ведь мне сказали, что…

– Никак не могу умереть, Вероника Владимировна! – взволнованно и печально сказал Владимир и протянул ей руку.

– Зачем вы так говорите! Не надо…

Владимир целовал протянутую ему руку. Лада успокаивала плакавшую девочку. Выглянула из комнаты старушка, увидала женщину в черном, поняла, что это – «та самая, которая отбивает Бориса», и снова спряталась. Испуг прошел, осталась неожиданная радость. Все втроем сидели на диване, Вероника в середине. Около ее колен терлась девчурка и мешала им разговаривать о чуде воскресения Владимира.

– Тетя! Головка бобо. Тетя! – приставала девчурка, болтая куклой, и рассказывала, что и головку кукле разбили большевики, и башмачок с ножки украли большевики…

Владимир волновался, краснел, терялся под взглядом Вероники, и это смущало Веронику, рождая в душе ее непонятный упрек и напоминая, что она невеста Бориса…

– Владимир! Если бы ты нам самовар… Впрочем сиди! Мне все равно надо в кухню: там у меня плита топится… Вероника, наверное, кушать хочет…

Лада убежала в кухню. Вероника сейчас же заговорила о Борисе: куда же он делся, Борис? Она боялась с ним разъехаться, а он не приезжал. Это странно…

– Я боюсь… Неужели он в Севастополе?..

– Угорел от счастья… Это с нашим братом случается, – вставил Владимир и с тоской посмотрел в глаза Веронике. Стал вспоминать об их встрече в лазарете у красных, о Спиридоныче, об Ермишке. На несколько минут эти воспоминания увлекли Веронику. Опечалила судьба Спиридоныча: хороший был человек!