Гайто Газданов - Том 1. Романы. Рассказы. Критика

«Поглядите, старые, пожелтелые листы рукописей, бледные, выцветшие фотографии, письма, простые, суровые рисунки с острова Жерсей – все то, чем жил и страдал Гюго». («Скарый> Париж»),

Действительно, невольная жалость охватывает душу читателя после прочтения этих строк. Ну что, казалось бы, стоило рукописям – не пожелтеть, фотографиям – быть чуть-чуть свежее, а рисункам – помягче – и жизнь французского поэта сразу стала бы легче. Но рок неумолим. Отметим еще смелость свободного и могучего русского языка в вышеприведенной фразе – уничтожение ненужного предлога «на» после глагола «поглядеть» – и более чем естественный творительный падеж в отношении глагола «страдать». Русские литераторы, правда, до сих пор применяли такой оборот, только говоря о физических недомоганиях – да и то избегали это делать отчасти по робости, отчасти из-за недостаточного знания русского языка.

Но, конечно, к трудам, имеющим историческое значение, это стеснительное правило не относится.

Он изложен в немногих словах и приводится в романе зарубежной поэтессы и писательницы Н. Берберовой. Один из героев этого романа обладает удивительным свойством приготовлять кашу, не прибегая ни к каким механическим приспособлениям.

«Последние слова слились у него во рту в кашу».

К сожалению, автор не останавливается на этом случае, будучи увлечен психологическими действиями своих героев. Хотелось бы, однако, узнать некоторые подробности относительно этого совершенно нового способа приготовления вкусной и полезной пищи, – тем более, что судя по всему, это чрезвычайно экономно – что при эмигрантском бюджете играет большую роль. Хочется думать, что Н. Берберова еще вернется к этому вопросу, так как и герой, будучи вынужден питаться, предпочтет, надо полагать, экономическое приготовление каши всякому другому.

Этот же герой, между прочим, с его глубокими личными переживаниями блестяще изображен писательницей Н. Берберовой в одном из разговоров с героиней.

«Не надо тебе меня? – спросил он с мукой».

Из чего ясно, что он рассматривает себя как пищевой продукт. До чего довели человека!

Жутко читать такие строки.

Об ужасах алкоголизма много писалось и говорилось. Но, думается, никто не достиг еще в этой тяжелой проблеме такой степени осведомленности, как Н. Берберова, которой исключительная литературная наблюдательность помогла открыть, наконец, местонахождение пьяных.

«…Он спустился к ним, как спускается пьяный на дно своего пьяного омута».

В каком читателе не вызовет сострадание это возмутительное поведение алкоголика?

И доколе русская литература в лице Н. Берберовой будет вынуждена описывать омуты пьяных – вместо какой-нибудь тихой заводи, где счастливо жили бы совершенно трезвые люди?

С искренней радостью отмечая выход двойного, роскошно изданного, номера «Чисел», не можем не сообщить читателю, однако, и того, что некоторые – и наиболее ценные сотрудники этого издания – суть обуреваемы горестными сомнениями поэтического характера, относящимися как к описанию погоды, так и к возможности полной самоуверенности в стихах. Поэтесса Червинская, например, пишет:

Действительно, казалось бы – стоит ли?

Этим иностранным термином можно определить пессимистическое стихотворение поэта В. Смоленского, напечатанное в двойном номере «Чисел». Вот какими строчками начинается это стихотворение:

Поблагодарим редакцию «Чисел» за то, что, не руководствуясь грубо-этическими требованиями в литературе, а исключительно личными переживаниями сотрудников, она помещает на страницах своего роскошно изданного журнала то, что в российской словесности определялось выражением – «крик наболевшей души».

И дает приют многим сиротливым чувствам, которые без этого, может быть, остались бы неизвестны широким массам эмиграции – не обращая внимания ни на глагольные рифмы, ни на прочие недостатки чисто поэтического свойства.

Заслуги редакции «Чисел» не ограничиваются, однако, столь полезными деяниями. Вышеупомянутой редакции мы обязаны еще одним сенсационным открытием: именно, во втором номере «Чисел» напечатана потрясающая по совершенству вещь некоего Яновского – «Тринадцатые».

Не рискуя ошибиться, берем на себя смелость утверждать, что до сих пор в зарубежной печати ничего похожего не появлялось. Даже об Иванове седьмом и то выражались в единственном числе. Впрочем, «тринадцатые» – звучит гордо!

«Стоят себе женские туфли, небрежно кинутые в сторону»… Давно пора отбросить скучные условности русской литературной речи. Разные Тургеневы и Чеховы старались высказываться изысканно – и потому их произведения как-то тускнеют, будучи сопоставлены с блестящими сочинениями В. Яновского. Совершенно понятным логически представляется этот оборот речи. Действительно, кому могут стоять туфли? – вот законный вопрос, который русская буржуазная грамматика до сих пор замалчивала, скрывая его от здорового литературного пролетариата.

К сожалению, мы не можем привести здесь весь рассказ «Тринадцатые» – целиком. Будем надеяться, что он войдет в антологию русской литературы.

Но элементарная справедливость заставляет нас отметить некоторые места этого удивительного произведения, написанного могучим и несколько кокетливым стилем, с большим количеством многоточий – что показывает высокий уровень литературной техники. Помимо этого, однако, автор высказывает совершенно новые взгляды на многие вещи. В частности, в рассказе сказано как бы между прочим:

«Они работают много: днем удовлетворяя желудки гостей, а вечером их половые потребности – служа таким образом одновременно и технике и искусству».

С какой беспощадной правдивостью автор разоблачает обман служения искусству, о котором нагло писал один из мелких поэтов 19-го столетия, некий Пушкин.

Служение муз не терпит суеты. Прекрасное должно быть величаво.

Но как бы в опровержение этих стихов в 1930 году появляется рассказ «Тринадцатые».

Особенно приятно, читая рассказ «Тринадцатые», любоваться юмором автора.