Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859

Чѣмъ выше мы поднимались, тѣмъ рѣже встрѣчали швейцарцовъ съ корзинками за плечами и съ пѣвучими bonsoir Monsieur, [106] [добрый вечер, мосьё,] которыми они привѣтствовали насъ, лѣсъ становился гуще и чернѣе, дорога становилась грязнѣе, глинистѣе и колеистѣе. Можетъ быть, это отъ того, что я Русской, но я люблю, просто люблю, глинистые, чуть засыхающія, еще мягкія жолтыя колеи дороги, особенно, когда они въ тѣни, и на нихъ есть слѣды копытъ. — Мы присѣли въ тѣни на камнѣ около жолобка воды, изъ котораго чуть слышно лилась струйка прозрачной воды, я досталъ фляжку и накапалъ рому въ стаканчикъ. Мы выпили съ наслажденьемъ, надъ нами заливались лѣсныя птицы, которыхъ не слышишь надъ озеромъ, пахло сыростью, лѣсомъ и рубленной елью. — Было такъ хорошо идти, что намъ жалко было проходить скоро.

Вдругъ насъ поразилъ необыкновенный, счастливый, бѣлый весенній запахъ. Саша побѣжалъ въ лѣсъ и сорвалъ вишневыхъ цвѣтовъ, но они почти не пахли; съ обѣихъ сторонъ были видны зеленыя деревья и кусты безъ цвѣта. Сладкой одурѣвающій запахъ все усиливался и усиливался. Пройдя сотню шаговъ, съ правой стороны кусты открылись, и покатая, огромная, бѣлозеленая долина съ нѣсколькими разбросанными на ней домиками открылась передъ нами.

Саша побѣжалъ на лугъ рвать обѣими руками бѣлыя нарцисы [107] Зачеркнуто: которыми онъ былъ усѣянъ, буквально покрытъ и принесъ мнѣ огромный, невыносимо пахучій букетъ, но съ свойственной дѣтямъ разрушительной жадностью, побѣжалъ еще топтать и рвать чудные молодые сочные цвѣты, которые такъ нравились ему. —

<���Странная грустная вещь — всегда несогласуемое противорѣчіе во всѣхъ стремленіяхъ человѣка, но жизнь какъ-то странно по своему соединяетъ всѣ эти стремленія, и изъ всего этаго выходитъ что-то такое неконченное, не то дурное, не то хорошее, грустное, жизненное. Всегда полезное противуположно прекрасному. Цивилизація исключаетъ поэзію. — Полей съ нарцизами уже остается мало, потому что скотина не любитъ ихъ въ сѣнѣ>.

Avants состоитъ изъ десятка швейцарскихъ домиковъ, разбросанныхъ у подошвы Jaman, передъ началомъ глубокаго заросшаго оврага, который идетъ до самаго Монтрё, на широкой просторной зеленой полянѣ, буквально усѣянной нарцисами. Кругомъ темныя дубовыя и сосновыя рощи, вверху скалистый зубъ Жаманской, внизу открывается домъ Риги, нѣсколько шале, и уголокъ синяго далекаго озера и <���лощины> [108] Зачеркнутое по ошибке слово: лощины должно быть восстановлено, иначе утрачивается связь с окончанием всей фразы. , съ изполосанной дорогами, изгородями и Роной долиной Вале. Нѣсколько потоковъ шумятъ около домовъ. —

Намъ указали гостинницу: это скромный, еще необитаемый пансіонъ. Швейцарка съ зобомъ отнесла наши котомки въ двѣ чистенькія комнатки, дала кисленькаго вина и накрыла чай на терасѣ. Мальчишки стрѣляли въ цѣль изъ арбалета, странствующiй итальянецъ чинилъ посуду передъ однимъ изъ домиковъ. Здоровые швейцарцы, съ голыми по подъмышки грязными руками, укладывали вонючій сыръ, другая старая старушка съ зобомъ, сидя на бревнѣ, вязала чулокъ передъ домомъ, около котораго было два чахлыхъ кусточка розановъ, вотъ все, что мы видѣли, пройдясь по деревнѣ. Уединенно, бѣдно, скромно [109] Слово: скромно залито чернилами и читается предположительно. и надъ этимъ всѣмъ непоколебимая красота зеленыхъ лѣсистыхъ горъ, синей дали, съ клочкомъ блестящаго озера, и прозрачнаго неба, на которомъ бѣлымъ облачкомъ стоялъ матовой молодой мѣсяцъ.

Саша побѣгалъ по деревнѣ, завелъ знакомство съ Итальянцомъ, узналъ, сколько у него дѣтей и хорошо ли жить въ Миланѣ, придержалъ пальцомъ фонтанъ около дома и запы[ха]вшись вернулся на терасу. Мы напились чаю и разошлись въ свои комнатки. Я сѣлъ было писать, но вспомнивъ о друзьяхъ, съ которыми разстался, мнѣ стало такъ грустно, что я бросилъ и изъ окна перелѣзъ на терасу. — Все уже было черно кругомъ, мѣсяцъ свѣтилъ на просторную поляну, потоки, ненарушаемые дневнымъ шумомъ, равномѣрно гудѣли въ глуби оврага, бѣлый запахъ нарцизовъ одурѣвающе былъ разлитъ въ воздухѣ, сосны и скалы отчетливо рисовались на свѣтломъ мѣсячномъ горизонтѣ.

Хозяйка мнѣ сказала, что поля съ нарцизами скверные луга для скотины [110] Следующее слово залито чернилами и не поддается прочтению. [ 1 неразобр. ] переводятъ. Неужели такой законъ природы, что полезное противорѣчитъ прекрасному, цивилизація поэзіи? — пришло мнѣ въ голову. — Зачѣмъ же эта путаница? Зачѣмъ несогласуемыя противорѣчія во всѣхъ стремленіяхъ человѣка? — думалъ я, чувствуя въ тоже время какое то сладкое чувство красоты, наполнявшее мнѣ душу. И въ себѣ я чувствовалъ противорѣчіе. Впрочемъ всѣ эти кажущіеся несогласуемыми стремленія жизнь какъ то странно по своему соединяетъ ихъ. И изъ всего этаго выходитъ что-то такое неконченное, не то дурное, не то хорошее, за которое человѣкъ самъ не знаетъ благодарить или жаловаться. Видно покамѣста такъ надобно. —

Въ молодости я рѣшалъ и выбиралъ между двумя противорѣчіями; теперь я довольствуюсь гармоническимъ колебаніемъ [111] колебаніемъ вписано между строк вместо зачеркнутого: сомнѣніемъ . Это единственное справедливое жизненное чувство. Красота природы всегда порождаетъ его во мнѣ, это чувство не то радости, не то грусти, не то надежды, не то отчаянія, не то боли, не то наслажденія [112] наслажденія — вписано между строк, вместо зачеркнутого: радости. . И когда я дойду до этаго чувства, я останавливаюсь [113] Зачеркнуто: Далѣе я никогда не могъ идти. . Я уже знаю его, не пытаюсь развязать узла, а довольствуюсь этимъ колебаніемъ.

Я опять перелѣзъ въ окно и скоро спокойно заснулъ въ своей маленькой чистенькой комнаткѣ, въ которую до половины пола проникали лучи мѣсяца.

16/28 Мая. Я проснулся въ 4. Въ окно уже виднѣлся блѣдный свѣтъ утра. Башмаки мои не были принесены, дверь заперта снаружи, я отворилъ окно, перелѣзъ въ него на терасу.

Свѣжій воздухъ охватилъ меня и дрожь пробѣжала по тѣлу. Потоки также какъ и вчера уединенно и равномѣрно шумѣли внизу темнаго сырого оврага, надъ голубымъ озеромъ далеко тянулись туманныя бѣлыя тучки, жаманской скалистой зубъ на верху съ снѣгомъ, прилѣпившимся къ нему, отчетливо виднѣлся на золотисто голубомъ горизонтѣ, разбросанные по горамъ шале казались ближе, на травѣ и по дорогѣ серебрилась морозная роса. Гдѣ то недалеко ужъ звонили бубенчиками пасущіеся коровы. — Я постучался къ хозяйкѣ. Костлявая съ длинными руками дѣвушка отворила мнѣ дверь, изъ которой пахнуло спаньемъ, и дала башмаки и платье. Я разбудилъ Сашу, онъ укусилъ себя за мизинецъ, чтобы совсѣмъ проснуться, и черезъ ¼ часа мы были готовы, заплатили хозяйкѣ что то 4 франка за постели, чай и вино и пустились въ дорогу. —